Призраки забавны. У них множество проблем с самооценкой. Тенебре выглядит как один из самых дерьмовых районов Ада, что довольно иронично, учитывая, что большинство призраков находятся здесь, потому что боятся перехода.
Проходит немного времени, прежде чем меня замечают. Призраки, лежащие, свернувшись калачиком, на скамейках или сидящие в кофейнях без окон, пялятся на меня. Некоторые делают несколько робких шагов в мою сторону, прежде чем теряют силы, интерес или и то, и другое. Большинство выглядят такими же потрёпанными и изношенными, как и эти пустые здания. Большинство, но не все. Я узнаю Черри Мун на другом конце Чайнатаун Плаза. Её дух всё ещё достаточно силён, чтобы выглядеть лучше других призраков-оборванцев. Ближе всего к своей идеальной форме, что в её случае означает ходячую говорящую аниме-школьницу в комплекте со свободными носками и косичками. Такого рода прикид был жутковатым, когда она была жива, но теперь, когда она мертва, выглядит ещё хуже. У неё бледно-серая кожа, а глаза налиты кровью. Она выглядит словно злой двойник Сейлор Мун. Черри подходит и кокетливо смотрит на меня снизу вверх, словно тысячу раз отрабатывала это движение перед зеркалом. По крайней мере, от неё не пахнет так же плохо, как она выглядит.
— Ты пришёл. С трудом могу в это поверить. Мой слегка запачканный белый рыцарь.
— Привет, Черри. Рад видеть тебя с лицом.
— Мои глаза по-прежнему зеркала моей души?
— К сожалению, да. Должно быть, приятно, иметь кожу. Мне нравится, во что вы превратили это место.
— Богова делянка.
— Дерьма.
Она касается моего носа кончиком указательного пальца.
— Не будь таким злым, Джеймс.
Она берёт меня под руку, и мы идём сквозь бесконечную мусорную сварку.
— Это не загробный мир. Это не где-то. Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь.
— Так вот как это работает? Как любезно с твоей стороны объяснить.
— Если я причиняю тебе неудобства, то могу уйти.
Она крепче сжимает мою руку.
— Джеймс, пожалуйста. Будь милым. Ты не знаешь, каково здесь. Мы все когда-то умерли, а теперь нам приходится делать это снова из-за той маленькой сучки. Похоже, во второй раз это ещё больнее.
— Я не убью Бесёнка, пока не поговорю с ней, так что не завязывай узлом свои косички, если я не брошусь в атаку как Брюс Ли.
Мы сворачиваем с площади и направляемся в центр города.
— Она монстр. Она убивает нас. Джеймс, причини ей боль, ради меня.
— Знаешь, там, в мире, я лежу в луже собственной крови. Мне действительно хочется приступить к делу, пока я не испортил причёску.
— Охлади пыл, Джетбой[953]. Мы почти на месте.
Толпа следует за нами. Должно быть, я самое интересное, что случилось здесь со времён этой девочки. Как печально для этих лохов. Насколько же напуганным нужно быть, чтобы мириться с этим унылым миром трейлерного парка? Будь у меня время, я бы заключил с каждым из этих придурков сделку. Ступайте. Отправляйтесь в Ад. Можете обосноваться в Элефсисе, городе, построенном Господом для праведных язычников до-Иисусовой эры. Это по-прежнему самое красивое место на юге. Дерьмовая парковка, но никаких пыток, и никаких других разумных душ, с которыми можно было бы подружиться. Я бы поступил так хотя бы для того, чтобы очистить эту клоаку. Но никто из них на это не пойдёт. Их мозги слишком погрызены собственными демонами. Мне хочется винить Бога за этих лузеров. За то, что не явил Себя, и не открыл к Себе доступ для людей. Но интересно, изменилось бы что-нибудь для этой толпы? В таком виде самонаказания есть что-то умышленное. Сами того не осознавая, они сотворили свой собственный Ад в духе второсортного ситкома.
— Слышала, ты убил Мейсона, — говорит Черри.
— Не-а. Он сам себя убил.
— Но ты помог.
— Русская рулетка — адская игра. Второе место — такой же отстой, как… ну, нет ничего хуже второго места.
— Ты ведь сжульничал?
— Я не настолько глуп, чтобы играть в русскую рулетку с Мейсоном по-настоящему.
Впереди, похоже, взорвалась небольшая ядерная бомба. Глубокий кратер раскинулся на четыре квартала. Здания, остовы машин и уличные указатели грудами лежат на краю зоны взрыва.
— На что похож Ад?
— Там не так плохо, как здесь. Обычные люди скорее предпочли бы терпеть неудобства от адовцев, чем так скучать следующий миллиард лет.
— У них совсем нет воображения. Мы сами устраиваем себе развлечения. Ты когда-нибудь ложился на спину, смотрел в небо и лепил мусорных ангелов? Это прямо катарсис[954].
— Ты роешь туннели в грязи и играешь в мусоре. Ты проделала долгий путь от леденцов на палочке.
— Я скучаю по старой банде. Интересно, как они там.
— Я встречаюсь кое с кем, у кого фетиш на анимэ и мангу. Спрошу её.
Толпа позади нас продолжает расти. Формально, это скопление, которое вот-вот превратится в толпу. Чуть в стороне отдельно стоит группа детей в грязных лохмотьях, восьми, девяти и десяти лет.
— Кто это?
Черри даже не смотрит на них.
— Заблудшие дети. Те, что умерли ужасной смертью.
Думаю, она говорит правду. Дети выглядят ещё хуже, чем я. Они исполосованы ножевыми порезами. Длинные прямые раны вдоль горла. И ещё больше порезов и отметин в форме серпа на руках и лицах.
— Кто-нибудь делает что-нибудь для них?
— Они не особо разговорчивы. Маленькие дикари. Они держатся особняком, и мы оставили их в покое.
Черри останавливается и указывает вниз, в кратер.
— Вот она.
Наш призрачный эскорт пятится от дыры и продолжает идти до конца квартала. Единственное, что есть на дне кратера — это Бесёнок и сожжённое проржавевшее шасси школьного автобуса. Она сидит на бампере в синем вечернем платьице и лениво ковыряет ножом землю.
Я начинаю спускаться по крутой стенке кратера, ступая боком, чтобы не соскользнуть. Вокруг меня осыпаются куски разбитой мостовой и комья земли. Бесёнок смотрит вверх и кричит. Настоящий животный крик, ничем не сдержанный. Она поднимает нож и бросается в мою сторону. Я спускаюсь на ровную поверхность так быстро, как только могу, и достаю из пальто Шар Номер 8. Она застывает на месте. Делает пару шагов назад. Я не двигаюсь. Спустя несколько минут она решает, что я не собираюсь нападать на неё, так что возвращается к бамперу автобуса и принимается ещё усерднее ковырять землю, выкапывая комья земли размером с кулак.
Когда я подхожу достаточно близко, чтобы слышать её, она спрашивает: «Ты здесь, чтобы убить меня?».
— Ты так считаешь из-за Шара Номер 8. Он убивает тебя?
Она смотрит на меня.
— Комрама Ом Йа.
— Что это?
— Он не твой.
— Я знаю, Аэлитин.
— Нет. Он был у неё, но и не её тоже.
— Он твой?
Она качает головой.
— Ты не один из его. Кто ты?
— Один из кого?
— Свирепого.
— Короля Каира?
Она сердито втыкает нож в землю. Он входит по самую рукоять. Я и забыл, какая она сильная.
— Мне не разрешается говорить.
— Можешь сказать мне. Я позабочусь о том, чтобы лютый не причинил тебе вреда.
— Не могу.
— Скажи мне, кто это, и я остановлю его.
— Тот, кто стар. Он следит из темноты.
— Люцифер? Старый Люцифер?
Она встаёт и направляется прочь. Я следую за ней.
— Если это не Люцифер следит за тобой из темноты… Другой призрак? Бог?
Толпа духов рассредоточивается по краю кратера. Они начинают пятиться с той стороны, в которую смотрит девочка, словно она полутораметровый ледокол.
— Это ведь Бог, не так ли? Я Люцифер, так что я не один из Его. Вот, что ты имеешь в виду. Вот почему ты не причинила мне вреда.
— А зачем?
— Так вот, кого ты убиваешь? Тех, кто не проклят? Малыш, даже в Лос-Анджелесе это куча народу.
Она пожимает плечами.
— Сперва их. Затем других.
Вдоль дороги лежит наполовину присыпанный землёй гнилой телефонный столб. Она делает взмах ножом, выбивая кусок дерева размером с баскетбольный мяч.
— Я делаю то, что мне говорят. В основном это всё, что я делаю.
— Кто-то посылает тебя убивать мечтателей.
Она кивает, втыкая нож в столб и выковыривая металлические скобы сбоку.
— А иногда и других плохих людей.
— Кто велит тебе убивать их?
— Он.
Беседовать с призраками — всё равно, что вытаскивать угрей из бака с моторным маслом. Бессмысленное занятие. И всё твёрдое, за что пытаешься ухватить, трудно удержать. Большинство из них не так прямолинейны, как Черри. У большинства мозги более пыльные и бесплодные, чем самые дерьмовые уголки Долины Смерти.
— Он? Ладно. Что за человек велит тебе убивать?
Она с минуту смотрит в землю.
— Тот, у которого цветы.
Я ищу флориста-убийцу. Ну конечно. Почему бы и нет? Целый день колоться о шипы роз. А в разгар дня привязывать воздушный шарик к корзинке маргариток. Это кого угодно сделает угрюмым. И тут до меня доходит. Не флорист. Садовник. Черри сказала это. Она всего лишь один из «прелестных цветов в его саду». Тедди Остерберг. Мой любимый фрик. Я просто в шоке. Но есть одна проблема.
— Ты не его призрак. Я знаю это точно. Как он может указывать тебе, что делать?
Она встаёт. Волосы падают ей на лицо. Она смахивает их тыльной стороной ладони, оставляя грязный след на щеке.
— Он просто делает это.
— Он сказал тебе, зачем?
— А должен? Я не знаю.
— Знаешь, ты ведь убиваешь весь мир.
Она кивает. Хихикает.
— Это весело. Мне нравятся такие забавные небеса.
Разговоры об уничтожении мира полностью меняют её настроение. Она подходит, берёт меня за руку и ведёт к другому школьному автобусу, засыпанному лежащим на боку. В окна скребут руки. Безмолвно кричат лица. Призраки, которые не смогли выбраться, когда она сделала то, что сделала, чтобы образовать при взрыве этот кратер. Будь я любителем спорить, то сказал бы, что она упала с неба и приземлилась здесь, словно метеор.