– Очаровательно. Как, кстати, Ник?
– Не могу тебе сказать.
– Ты все еще не можешь говорить?
– Да. Смирись с этим.
Жизель махнула рукой:
– Забудь. Что ты думаешь о Проклятом городе?
– Ничего. Я там никогда не был.
– Серьезно? – нахмурилась она. – Почему?
– А зачем? – Он пожал плечами. – У меня куча дел. Случая не было.
Жизель подобрала карандаш, которым Куп играл в «бутылочку», и раскрутила его. Карандаш снова указал на Купа. Жизель потянулась и перевернула его.
– А вот и нет, – объяснила она, – ты там не был, потому что ты старая бабка.
Куп снова раскрутил карандаш, и он упал со стола.
– Что?
– Старая бабка.
– Вообще меня по-разному называли, но так – никогда.
– А стоило бы. Ты – старая бабка, Куп.
– Нет.
– Если тебя это утешит, ты не всегда ею был. Но теперь точно в нее превратился.
– Когда? Погоди. Не говори. Прямо перед твоим уходом?
– Не совсем. Ты уже некоторое время ей был, и это сильно облегчило мне уход.
– Я очень рад, что разрушить мою жизнь оказалось легко.
– Так я об этом и говорю. Мне нужна была… активность. А ты был как старая бабка.
– Я тогда был очень даже активный и живой. Но пока мы были вместе, у меня были кое-какие проблемы. Пара верных дел, которые пошли наперекосяк.
Жизель положила карандаш обратно на стол. Когда она наклонялась поднять его, Куп мельком увидел, что у нее под юбкой. Его сердце снова ломанулось прочь из груди.
– Ты всегда хорошо работал, сам знаешь, – сказала она, – но вот партнеров часто выбирал не очень удачно.
– Да уж кому это и знать, как не тебе, – ответил он и немедленно пожалел об этом. Выражение лица Жизель вернуло к жизни воспоминания, которые он старательно упаковал в чемодан, вытащил в море и сбросил в Марианскую впадину. Теперь они всплыли на поверхность.
– Извини, – сказал он.
– Забей. – Жизель разгладила юбку и пошла к двери. Сказала через плечо: – Спустись на лифте на этаж и возьми новые шмотки в магазине. На самом деле это не магазин, его просто так называют. Тебе дадут одежду для маскировки. Я сообщу им, что ты придешь.
– Отлично.
Она взялась за дверную ручку и снова повернулась к нему:
– И съешь что-нибудь. Ты похож на борзую в стодолларовых штанах.
– Триста. Они стоили триста баксов.
– Кажется, они были ничего. Но ты все еще не научился беречь вещи, судя по всему.
Жизель ушла, и Куп несколько минут сидел один в пустом офисе.
«Давно меня так мило не посылали на хрен».
Все случилось так, как сказала Жизель. Когда он спустился, его уже ждали. Пара шестерок Департамента обмерила его, и женщина с клювом и колючими перьями, растущими вдоль позвоночника, кидала в него одежду, пока он не подобрал себе что-то, прилично сидевшее и не выглядевшее насмешкой со стороны дамочки-страуса.
Через пару минут он нашел столовую для сотрудников. Стряхивая с одежды перья, Куп с радостью обнаружил, что у него еще остались полученные от Вавилона деньги, поэтому он купил себе в автомате сэндвич с курицей, картошку и колу. Он бы предпочел нормальную выпивку. И нормальный сэндвич. Насчет сэндвича вариантов не было, но если бы он не взбесил Нельсона, тот мог бы показать ему, где прячет свою бутылку. Сейчас шансов на это оставалось мало. Но Куп же был вором. Если он найдет стол Нельсона, то, может быть, сумеет в него проникнуть. Вооружившись планшетом, который кто-то забыл в столовой, Куп принялся исследовать здание. На человека в местной одежде никто не обращал внимания. Он прошел насквозь три этажа, пока люди не начали на него странно смотреть. Тогда он притворился, что страшно увлечен бумагами, и спокойно вернулся в пустой офис.
Тарабарщина с экрана исчезла, и он опустел. Куп нашел пульт и включил экран обратно. Несколько минут повозившись с настройками, он нашел телеканалы. Он переключался между новостями и играми, не смотря их, а просто наслаждаясь шумом. Честно говоря, он не так планировал проводить время – деньги Вавилона жгли ему карман. Все это напоминало ему тюрьму. Интересно, как там Родни? И как его новый сокамерник выносит запах? Куп пару раз просил противогаз и один раз даже чуть его не получил. Но потом тюремный психолог долго разговаривал с ним о психологических последствиях «отрицания ольфакторности других заключенных». Куп не понял половину того, что тот наговорил, но все вежливо выслушал и позвал психолога к себе в камеру познакомиться с Родни. Противогаз он так и не получил, зато с удовольствием посмотрел, как психолог пытался не упасть в обморок, когда Родни протянул ему влажную руку. Только так и можно пережить заключение. Все дело в мелочах. В крошечных победах. Стащить лишнее яблоко, пока никто не видит, или заставить психолога блевать по дороге в кабинет.
Жизель вернулась около восьми. Она была уже не в красном. Когда-то в прошлом он находил, что она слишком уж любит этот цвет. Теперь он даже скучал по этому. Она надела кожаный пиджак, белую рубашку и черные джинсы. Она даже улыбалась. Куп не знал, искренняя ли это улыбка или рабочая. От этой улыбки ему становилось плохо, потом его переполняла надежда, потом ему снова становилось плохо… хотя чего-чего, а вот эмоций ему сейчас вовсе не хотелось.
Они вернулись в подземный гараж, и на казенной «Хонде Цивик» – Жизель объяснила, что это наименее подозрительная машина из возможных, – она отвезла их на бульвар Голливуд. Они припарковались у театра «Пантаж» и двинулись на запад с потоком туристов.
– Прости за то, что я сказал, – попросил Куп, – я не стану говорить, что не обижен на… многое, но это был удар ниже пояса.
– Забей, – велела Жизель, – я украла твой камень Контего не только потому, что он был мне нужен. Я на тебя злилась, а ты пользовался камнем.
– Да, что-то такое я и думал.
– Ага.
– И часто ты бываешь на Ранчо Странчо?
– Не очень. Обычно по работе. И пожалуйста, никогда не называй его так. Ты сам принадлежишь этому месту, как и все мы. Да, ты не умеешь затуманивать мозги или открывать двери, но у тебя есть магические способности.
– Нету. Я просто иммунен к магии.
– А тебе не кажется, что это тоже магия?
– Нет.
– Я же говорю, что ты бабка.
– А я уж подумал, что ты забыла.
Они дошли до Голливудской аллеи славы, где в тротуар вделаны металлические звезды с именами знаменитостей старого кино, телевидения и музыки. Туристы фотографировали все вокруг. Кто-то стоял над звездами, кто-то укладывался на землю рядом с именем кумира. Куп чуть не споткнулся о пару людей и, когда они дошли до отеля «Рузвельт», уже сильно устал от происходящего.
– Чуть-чуть осталось, – сказала Жизель.
– Может, сначала зайдем куда-нибудь выпьем? Я знаю тут пару местечек.
Она покачала головой:
– Прости, милый. Ты считаешься склонным к побегу, так что буду держать тебя на коротком поводке. Если будешь хорошо себя вести, куплю тебе смузи, когда закончим.
– Если только ты не называешь так бурбон, я воздержусь, – он огляделся, – а где мы?
Жизель остановилась. Куп успел сделать пару шагов, прежде чем понял, что ее больше нет рядом. Когда он повернулся, она стряхивала окурки и мятые стаканы с одной из звезд. Куп подошел и посмотрел на имя, написанное над силуэтом кинокамеры: Катрин Монвуазен.
– Твоя подруга? – спросил он.
– Звезда немого кино. Она умерла задолго до моего рождения.
– Живи быстро, умри молодым и оставь после себя звезду, на которую смогут поссать пьяные. Я думаю, есть худшие способы оставить память о себе, но что-то на ум ничего не приходит.
– Бывший заключенный, который упустил кучу возможностей, потому что…
– Не говори этого вслух.
– Потому что он старая бабка.
– Зато в Новый год на меня не писают незнакомые люди.
– А когда на тебя писают незнакомые люди?
– Оставь свои фантазии при себе, пожалуйста.
– Да, кстати, Катрин вовсе не умерла, – сказала Жизель, – если тебе повезет, я вас познакомлю. – Она опустилась на колени у звезды и нажала на силуэт камеры. Она ушла в тротуар примерно на дюйм, и Куп услышал щелчок, а потом далекое эхо. Жизель опустила руку вниз и открыла звезду, как крышку люка. Куп огляделся.
– Простите, мадам, мне кажется, вы ведете себя неблагоразумно. Мы находимся в публичном месте.
– Расслабься, – велела она, – никто в этом квартале нас не видит. Я затуманила всем мозги на пять минут.
– То есть я могу зайти в магазин и взять бутылку, и никто меня не поймает? Подумай об этом. В «Рузвельте» отличный бар. Можно выпить пару рюмок, а потом вернуться и сказать Зальцману, что мы ничего не нашли.
– Ты боишься идти в Проклятый город? – Жизель наконец посмотрела на него.
– Не боюсь. Просто проявляю разумную осторожность.
– Это умные синонимы слова «Боюсь».
– Я бы предпочел узнать, что там происходит. Ты так и не сказала ничего.
Жизель толкнула звезду так, что та повернулась на петлях и с грохотом упала на тротуар.
– Хочешь узнать? Полезай вниз, ковбой.
– Я не сказал, что хочу туда лезть. Я сказал, что ты мне ничего не рассказала.
– Боже мой, Куп. Чем быстрее мы двинемся с места, тем быстрее ты побежишь домой, поджав хвост.
Он заглянул в дыру.
– Ты пытаешься меня мотивировать? Задеть мою мужскую гордость?
– А это сработало? – улыбнулась она.
– Нет. Но мне нравится, что ты об этом подумала. Пошли.
– Ты первый, – сказала она и ткнула пальцем вниз.
Он отступил на шаг.
– Мне кажется, что у меня нет права говорить, но ни за что.
– Один из нас должен пойти первым, и это точно буду не я.
– Почему?
Она указала на него, потом на себя:
– Я агент. Ты склонен к побегу. Лезь давай.
Куп заглянул в дыру. Внизу была лестница. Он встал на верхнюю ступеньку и стал спускаться. Плечи его едва пролезли в дыру в тротуаре. Свет исчез, когда Жизель вернула звезду на место.
– Не хочешь лезть побыстрее, дедуля?