изменилось. Даже порно за спиной – все на дисках. Насколько я успел заметить, кассеты лежат небрежными кучами в контейнерах для распродажи. Формат VHS мертв. Следует это помнить, чтобы при общении с людьми не выглядеть как персонаж из «Деревенщины в Беверли-Хиллз». Надо бы присесть и составить список всего, что я пропустил. Если даже в барах больше нельзя курить, до каких еще жестокостей докатился этот мир?
Касабян впереди, за прилавком, считает дневную выручку. Пока меня не было, он утратил часть волос, но компенсировал их лишним весом. В общем-то, он всегда был немного пухловат, но теперь нажрал совсем странную фигуру. Нет, он не стал походить на тех парней, у которых растет большой живот и наливаются сиськи. Он всего лишь расширился горизонтально, будто воздушный шар, перекачанный воздухом. В каком-то смысле это даже восхищает. Его живот и подбородок будто бросили дерзкий вызов гравитации и сделали его похожим, скорее на снеговика Фрости[13], чем на Орсона Уэллса[14].
Я медленно иду по главному проходу к стойке, попутно заглядывая во все углы, чтобы убедиться, что здесь больше никого нет. Погруженный в свои мысли Касабян хрустит калькулятором. На полпути к стойке я достаю из кармана пиджака электрошокер и прячу его за спину.
– Здоро́во, Кас. Давно не виделись.
Он вздрагивает и роняет на пол пачку выбитых чеков. Я останавливаюсь так, чтобы он меня видел, но не мог разглядеть лица из-за скудного освещения.
– Ты кто, бл…ь, такой? Проваливай из моего магазина. Мне не нужны неприятности.
– И это на следующий день после Рождества! Ты когда-нибудь в жизни брал выходной?
– Персонал сегодня отдыхает. Ты кто такой?
– Надеюсь, ты хорошо отметил Рождество? Поздравил с днем рожденья малютку Иисуса? Подобрал для него что-нибудь из Baby Gap?[15]
– Чего тебе надо?
– Хочешь знать, как отметил Рождество я? Сначала отрубил башку монстру. Затем проделал то же самое с его хозяином.
– Тебе нужны деньги? Возьми. Правда, сегодня был паршивый денек, так что тебе, блин, не повезло. А рождественскую выручку я уже отнес в банк.
Насколько я знаю Касабяна, он всегда любил драматические эффекты. Поэтому я не могу удержаться, чтобы не поразить его выходкой в духе Винсента Прайса[16].
– Мне не нужны твои деньги, Кас. Мне нужна твоя душа, – говорю я и выхожу на яркий свет, чтобы предстать перед ним во всей красе.
Это вызывает именно тот эффект, на который я рассчитывал. Рот его широко распахивается, но он не может выдавить ни звука. Одна из рук поднимается, чтобы прикрыть раззявленное отверстие, как бы в попытке прервать беззвучный вопль. Выпучив глаза, он отступает на шаг от прилавка.
Простите меня – и Бог, и Люцифер, и все ваши ангелы, как верхние, так и нижние, – но это просто дико смешно. Это как съехать с американских горок.
– Захлопни пасть, Кас. Ты стал похож на надувную овцу из рекламы в порножурнале. – Я стою примерно в десяти футах[17] от прилавка, позволяя ему вдоволь собой налюбоваться. – Помнишь, что ты подарил мне на Рождество? Правильно! На то самое, которое было одиннадцать лет назад. Я говорю об осуждении на вечные муки. От такого подарка избавиться непросто.
Он опускает руки вниз и хватается за прилавок, словно пьяный, пытающийся решить, как лучше падать – лицом вперед или спиной. Я покрепче берусь за электрошокер.
– Не переживай. Я знаю, что в этот раз для меня нет подарка. Но я приготовил кое-что охеренное для тебя, Кас. Давай, присядь на колени к Санте, и я тебе всё покажу.
Я делаю маленький шажок поближе к прилавку, а Касабян соответственно от него. И в этот момент он делает самое смешное, что можно себе представить: он поднимает одну руку и в ней оказывается револьвер – кольт»«Миротворец» сорок пятого калибра. Любимое оружие Уайетта Эрпа[18]. Он всаживает мне в грудь и живот пять-шесть пуль, безнадежно портя такой, казалось бы, прекрасный момент.
Я падаю на колени, в глазах темнеет. Электрошокер валится за спиной на пол, вслед за ним оседаю и я. Легкие пытаются втянуть в себя воздух. Сердце напряженно бьется. Оба внутренних органа, кажется, изрядно озадачены случившимся. Смерть окутывает меня мягкостью и теплотой, как свежее пуховое одеяло, только что вынутое из сушки. Наконец сердце останавливается.
ЧТО-ТО СТРАННОЕ произошло со мной, когда я был в Нижнем Мире. Меня стало трудно убить. Оказавшись там, я стал первым и единственным живым человеком, ступившим в Ад. Я стал чем-то вроде циркового уродца. «Заплатите доллар и увидите Джимми – мальчика с собачьим лицом». Позже, когда им надоело лупить меня, разглядывать и выставлять напоказ, как породистого пуделя, они решили, что будет забавно посмотреть на мою смерть. Они заставили меня драться на арене, и это постепенно переросло в довольно значимое мероприятие. Представьте себе Суперкубок, проводящийся каждую неделю-две.
Естественно, такое место, как Ад, и такая штука, как арена, не могут обойтись без жульничанья. Адские жители не любят проигрывать даже больше, чем люди. Почти перед каждым боем появлялся подкупленный тренер или прислужник с каким-нибудь хитрым маленьким подарком. То мне давали специальное оружие, то какие-нибудь адские снадобья. То шептали в уши дьявольские заклинания. Конечно, это помогало в какой-то степени, но не делало из меня Супермена. Меня резали ножом и кололи пиками. Меня сжигали. Однажды меня разорвал пополам гигантский краб, истекавший огнем и оравший мучительными голосами всех сожранных им душ. Мои ребра и череп истирались в кашу.
Но я не умирал.
Понятия не имею, что влияло – заклинания, снадобья, Царская водка или моя безупречная жизнь, – но я менялся. С каждым разом, когда я должен был умереть, но не умирал – я делался сильнее. Это означало, что следующая атака будет жестче, быстрее и безжалостней, чем предыдущая. Через некоторое время я стал с нетерпением ждать новых побоев. Они меняли меня, и каждое изменение означало приобретенный иммунитет к той или иной атаке. В конце концов я стал Грязным Гарри из плоти и костей, покрытый непробиваемой броней.
К тому времени, когда представители господствующего в Аду класса – в лице демонов старой школы и новопрославившихся извергов – решили, что подошла пора от меня избавиться, было уже слишком поздно. Я развился до такой степени, что стал заниматься более интересными делами, чем простые убийства на арене. Я начал подрабатывать в Аду в качестве киллера-фрилансера, а это значило, что я получил защиту от сил гораздо более темных, чем заурядные черти с хвостами и вилами.
Но, с другой стороны, до сегодняшнего дня в меня еще ни разу не стреляли.
– Старк? – услышал я голос Касабяна в миллионе миль от меня. – Это правда ты? – Он тихо и нервно хохотнул. – Мейсон обосрется!
Я выбрасываю левую руку в сторону, хватаю револьвер за еще теплый барабан и прижимаю его к полу. Жирный палец Касабяна застрял внутри спусковой скобы, поэтому толстяк опускается вслед за оружием. Тем временем моя правая рука ныряет внутрь сапога и вынимает оттуда черный костяной нож. Я слегка приподнимаюсь и описываю ножом плавную дугу. Голова Касабяна отделяется от шеи, падает на пол и откатывается в сторону, как тыква. Тело валится на пол.
Отрезанная голова Касабяна вопит из-под стойки со свежими диснеевскими фильмами:
– Господи Иисусе! Бл…ь, я мертв! – Это качественный вопль. В Нижнем Мире я стал своего рода знатоком по воплям, и этот, поверьте, один из самых лучших. – Я умер! Я умер!
Пошатываясь, я встаю на ноги, поднимаю за волосы визжащую дыню Касабяна, засовываю «Миротворца» в джинсы и хватаю освободившейся рукой лежащее тело за лодыжку. Если хотите избавиться от улик в такой ситуации, то прежде всего нужно утащить тело. Возможно, вы подумаете, что проще всего перебросить тело через плечо, как поступают пожарные, но поднимать безвольный организм – это все равно что бороться с двумя сотнями фунтов[19] желе. Оно дергается, двигается и всячески отказывается оставаться там, где его поместили. Тащить тело по полу, конечно, медленнее, но не так изнурительно.
Я волоку Касабяна вверх по лестнице. Голова его по-прежнему вопит благим матом, а тяжелый торс бьется о ступеньки позади нас.
Весь второй этаж – одно большое помещение. Оно огромное, с хорошим большим окном на одной из стен, но практически без мебели. Здесь есть кровать, пара стульев, большой цветной принтер и стол, заваленный магнитофонами и DVD-резаками, – эдакий маленький видеопиратский заводик. Я бросаю тело у двери и ставлю голову на рабочий стол. Револьвер кидаю на кровать. Касабян продолжает визжать, как банши, что, в общем-то, недурно для парня, у которого больше нет легких.
Я подтягиваю стул и сажусь прямо перед ним. Выкопав сигареты из окровавленного теперь пиджака Брэда Питта, я закуриваю одну и выдыхаю в лицо Касабяна дым.
– Чуешь запах? Это значит, ты не умер.
Он прекращает орать и смотрит на меня. Затем замечает свое тело на полу и начинает вопить снова. Я медленно и глубоко затягиваюсь и еще раз выдуваю густое облако канцерогенного дыма ему в лицо.
Он замолкает и начинает наконец ко мне присматриваться.
– Старк? Ты же умер.
– Скажи мне, Кас, каково это – очнуться в самой ужаснейшей ситуации, какую можно себе представить? Правда, в отличие от меня тебе повезло – ты хотя бы знаешь, почему это случилось.
– Да пошел ты на х…й! Самым хитрым себя возомнил? Ты используешь магию. Скоро о том, что ты здесь, узнают все Саб Роза, включая Мейсона. А он тебя убьет!