Мэри кивнула.
– В среднем на десять процентов, если я правильно помню.
– И вы, очевидно, заметно слабее физически. Исходя из следов крепления мышц на ископаемых костях мы заключили, что ваша мышечная масса была вдвое меньше нашей.
– Примерно так и есть, я полагаю. – Мэри кивнула.
– А также, – продолжал Понтер, – вы упомянули о неспособности уживаться даже с представителями собственного вида.
Мэри снова кивнула.
– В моём мире тоже находили археологические свидетельства того же самого, – сказал Понтер. – Согласно популярной у нас теории, вы истребили друг друга сами… что в случае с существами менее разумными, чем мы, вовсе не кажется… – Понтер опустил голову. – Простите; я не хотел вас расстроить.
– Всё в порядке, – ответила Мэри.
– Я уверен, что существует лучшее объяснение. Мы так мало о вас знаем.
– Я думаю, что одно только знание о том, что всё могло быть по-другому – что выживание именно нашего вида не было предопределено, – это уже очень ценно. Это напомнит моему народу о том, как драгоценна на самом деле жизнь.
– Для вас это не очевидно? – спросил Понтер, изумлённо округляя глаза.
Глава 31
Наконец Адекор медленно и печально поковылял к выходу из зала Совета. Всё это было безумием. Безумием! Он потерял Понтера, и, будто это был недостаточно тяжёлый удар, его теперь ждёт трибунал. Доверие, которое он раньше чувствовал по отношению к судебной системе – о которой до сего дня он имел весьма смутное представление, – рассыпалось в прах. Как они могут травить невиновного человека, перенёсшего такое горе?
Адекор прошёл по длинному коридору, стены которого украшали ряды портретов великих арбитров прошлого, мужчин и женщин, заложивших основы современного права. Был ли этот… этот фарс венцом их замысла? Он продолжал идти, не обращая внимания на других людей, мимо которых проходил, пока его взгляд не зацепился за пятно оранжевого цвета.
Болбай, всё ещё в цветах обвинения, на дальнем конце коридора. Она задержалась в здании Совета, вероятно, дожидаясь ухода эксгибиционистов, и теперь уходила сама.
Прежде, чем он сообразил, что делает, Адекор уже бежал через коридор к ней; покрывающий пол ковёр мха заглушал топот его ног. Он догнал её как раз в тот момент, когда она шагнула в дверь в конце коридора, ведущего наружу, под тёплое предвечернее солнце.
– Даклар!
Даклар Болбай испуганно оглянулась.
– Адекор! – воскликнула она, выпучив на него глаза. Потом громко заговорила: – Тот, кто ведёт судебное наблюдение за Адекором Халдом, внимание! Он приблизился ко мне, своему обвинителю!
Адекор медленно покачал головой.
– Я не собираюсь причинять тебе вред.
– Как я имела возможность убедиться, – сказала Болбай, – твои действия не всегда совпадают с твоими намерениями.
– Это было много лет назад. – Адекор намеренно употребил слово, которое подчёркивало исключительную длительность промежутка времени. – Я никого не бил ни до того, ни после того.
– Но ты сделал это тогда, – отрезала Болбай. – Ты сорвался. Ты ударил. Ты бил насмерть.
– Нет! Нет, я никогда не хотел Понтеру зла.
– Нам не следует разговаривать. Позволь мне откланяться. – Она повернулась.
Адекор протянул руку и схватил её за плечо.
– Нет, подожди!
Когда он снова увидел её лицо, на нём было выражение паники, однако она быстро успокоилась и со значением посмотрела на его руку, держащую за плечо. Адекор отпустил её.
– Прошу, – сказал он. – Прошу, просто скажи мне почему? Почему ты преследуешь меня с такой… как будто мстишь мне за что-то? За всё время, что мы знакомы, я ни разу не сделал тебе дурного. Ты наверняка знаешь, что я любил Понтера и что он любил меня. Ему бы не хотелось, чтобы ты вот так вот преследовала меня.
– Не строй из себя невинность.
– Но я невиновен! Почему ты это делаешь?
Она просто качнула головой, развернулась и пошла прочь.
– Почему? – крикнул Адекор ей вслед. – Почему?
– Может быть, поговорим о вашем народе? – предложила Мэри Понтеру. – До сих пор мы могли изучать неандертальцев лишь по ископаемым останкам. Было много споров по разным вопросам, таким как, скажем, для чего нужны ваши выступающие надбровные дуги.
Понтер моргнул.
– Они прикрывают глаза от солнца.
– Правда? – изумилась Мэри. – Да, думаю, это имеет смысл. Но тогда почему у моего народа их нет? В смысле неандертальцы же эволюционировали в Европе, а мои предки пришли из Африки, где гораздо более солнечно.
– Мы тоже ломали над этим голову, – сказал Понтер, – когда исследовали останки глексенов.
– Глексенов? – повторила Мэри.
– Разновидность ископаемых гоминид в моём мире, на которую вы более всего походите. У глексенов не было надбровных дуг, так что мы предположили, что они вели ночной образ жизни.
Мэри улыбнулась.
– Я думаю, неверны очень многие из заключений, сделанных на основе исследований одних только костей. А скажите: что вы думали насчёт этого? – Она постучала указательным пальцем по подбородку.
Понтер смутился.
– Я теперь знаю, что это совершенно не так, но…
– Да? – ободрила его Мэри.
Понтер разгладил ладонью бороду, так, чтобы стала видна его челюсть без подбородка.
– У нас нет такого выступа, так что мы предположили…
– Что? – спросила Мэри.
– Мы предположили, что этот выступ удерживал стекающую слюну. У вас такая маленькая ротовая полость, мы думали, что из неё постоянно вытекает слюна. Также, поскольку у вас меньший объём мозга, чем у нас, а у, гм, идиотов часто капает слюна изо рта…
Мэри рассмеялась.
– Какой ужас, – сказала она. – Кстати, раз речь зашла о челюстях: а что случилось с вашей?
– Ничего, – ответил Понтер. – Она такая, какой всегда была.
– Я видела ваши рентгеновские снимки в больнице. На вашей нижней челюстной кости видны следы обширной реконструкции.
– Ах, это, – сказал Понтер, словно бы виновато. – Да, пару сот месяцев тому назад я получил удар по лицу.
– И чем это вас ударило? – спросила Мэри. – Кирпичом?
– Кулаком.
У Мэри отвисла её собственная челюсть.
– Я знала, что неандертальцы сильны, но… вау! И всё это одним ударом?
Понтер кивнул.
– Вам повезло, что вы остались живы.
– Нам обоим повезло – и ударенному, и ударятелю, если так можно выразиться.
– Но из-за чего вас ударили?
– Дурацкий спор, – сказал Понтер. – Конечно, он не должен был этого делать и потом дико извинялся. Я решил не давать делу ход; если бы я это сделал, его обвинили бы в покушении на убийство.
– Он правда мог убить вас одним ударом?
– О да. Я успел среагировать и приподнять голову, так что удар пришёлся в челюсть, а не в середину лица. Если бы кулак попал туда, то проломил бы дыру в черепе.
– О ужас, – промолвила Мэри.
– Он был зол, и я его спровоцировал. Мы оба были виноваты в равной мере.
– А вы… вы способны убить кого-нибудь голыми руками? – спросила Мэри.
– Конечно, – ответил Понтер. – Особенно если подойти сзади. – Он переплёл пальцы, поднял руки и изобразил удар сомкнутыми кулаками сверху вниз. – Если такой удар нанести сзади, человеческий череп расколется. Спереди же, если удастся нанести хороший удар кулаком или ногой в грудную клетку, я могу раздавить сердце.
– Но… но… не в обиду будь сказано, но обезьяны тоже очень сильны, но при этом редко убивают друг друга в драках.
– Это потому что в схватках за превосходство внутри группы действия обезьян ритуализированны и инстинктивны, и обычно они просто шлёпают друг друга – это работа на публику. Но вообще-то шимпанзе убивают других шимпанзе, хотя обычно пользуются для этой цели зубами. Сжимать пальцы в кулак способны только люди.
– О… ужас. – Мэри понимала, что повторяется, но не смогла придумать ничего другого, чтобы выразить сумму своих чувств. – У нас люди дерутся всё время. Некоторые даже превращают это в спорт: бокс, борьба, реслинг.
– Безумие.
– Да, я согласна. Но они почти никогда друг друга не убивают. То есть, я имею в виду, человек практически не способен убить другого человека голыми руками. Мы, я так думаю, просто недостаточно сильны для этого.
– В моём мире, – сказал Понтер, – ударить значит убить. Поэтому мы никогда друг друга не бьём. Насилие может закончиться смертью, поэтому мы просто не можем его допустить.
– Но вас ведь ударили.
Понтер кивнул.
– Это было очень давно, когда я учился в Научной Академии. Я спорил так, как это делают лишь в юности, будто от победы в споре что-то зависит. Я видел, что мой оппонент приходит в ярость, но продолжал его донимать. И он отреагировал… неудачным образом. Но я его простил.
Мэри посмотрела на Понтера и представила себе, как он подставляет вторую свою длинную скошенную щёку ударившему его.
Адекор попросил компаньона вызвать ему транспортный куб, который отвёз его домой. И теперь он снова сидел на веранде, один, изучая судебную процедуру. Хотя передачи его компаньона и контролировались, однако он по-прежнему мог им пользоваться, чтобы обратиться к накопленным человечеством знаниям и перенести часть из них на планшет для комфортного изучения.
Его партнёрша Лурт сразу же согласилась выступать от его имени на трибунале. Но хотя она и другие – в этот раз она сможет вызывать свидетелей – будут иметь возможность указать на мирный характер Адекора и стабильность их отношений с Понтером, этого вряд ли хватит, чтобы убедить арбитра Сард и её коллег оправдать его. Так что он начал перерывать судебную историю в поисках других дел с обвинением в убийстве в отсутствие тела жертвы, в надежде, что решение по прежнему делу сможет ему помочь.
Первое такое дело, что ему попалось, слушалось давным-давно, во времена 17-го поколения. Обвинялся мужчина по имени Дасста, который якобы убил свою жену, незаметно пробравшись в Центр. Однако тело так и не было найдено: его партнёрша в один прекрасный день просто исчезла без следа. Трибунал постановил, что в отсутствие тела невозможно утверждать, что произошло убийство.