Заиграл орган; молодой мужчина запел «Спаси меня, Господь, в твоей святой любви…».
Мэри не сделала ничего дурного. Она была жертвой.
Причастие продолжалось; теперь монсиньор читал из Евангелия от Матфея:
– «Вели, чтобы оба мои сына сели один по правую, а другой по левую руку от Тебя в Твоем Царстве…»
Конечно, Мэри знала историю, которую декламировал священник, – о женщине, которая молила Христа по дороге в Иерусалим; она помнила контекст. Но слова продолжали эхом звучать у неё в голове: оба мои сына сели один по правую, а другой по левую руку от Тебя…
Возможно ли это? Возможно ли, чтобы два человечества мирно жили бок о бок? Каин был земледельцем; он выращивал зерно. Авель был скотоводом, он выращивал овец на заклание. Но Каин убил Авеля.
Священник теперь разливал вино.
– Благословен Ты, Господи, Боже вселенной; по щедрости Твоей Ты дал нам вино – плод лозы и трудов человеческих – и мы приносим его Тебе, чтобы оно стало для нас питием спасения…
Молитесь, братья и сёстры…
Воистину достойно и праведно, должно и спасительно нам всегда и везде благодарить Тебя, Святой Отче, через Иисуса Христа, Сына Твоего Возлюбленного, посланного Тобою Спасителя нашего и Искупителя…
Господь наш Отец, мы удалились далеко от Тебя, но через Сына Твоего вернул Ты нас…
Поэтому молим Тебя: oсвяти эти дары силой Духа Твоего…
Примите и вкусите от Него всё, ибо это есть тело Моё, которое за вас будет предано…
Примите и пейте из неё все, ибо это есть чаша крови Моей нового и вечного завета, которая за вас и за многих прольётся во отпущение грехов…
Как Мэри хотела оказаться сейчас в церкви с прихожанами, принимающими причастие. Когда церемония закончилась, она снова перекрестилась и встала.
И только тогда заметила Понтера Боддета, который стоял в дверях и смотрел на неё с приоткрытым от удивления бородатым ртом.
Глава 33
– Что это было? – спросил Понтер.
– Как долго вы здесь стоите? – набросилась на него Мэри.
– Некоторое время.
– Почему вы ничего не сказали?
– Не хотел вас тревожить, – ответил Понтер. – Вы казались такой… поглощённой происходящим на экране.
Мэри подумала, что в каком-то смысле узурпировала его комнату – она сидела на диване, на котором он спал. Понтер вошёл в кабинет Рубена и шагнул к дивану, видимо, собираясь сесть рядом с ней. Мэри отодвинулась на дальний от него край и оперлась спиной о мягкий диванный валик.
– И всё же, – сказал Понтер, – что это было?
Мэри слегка приподняла плечи.
– Церковная служба.
Компаньон Понтера загудел.
– Церковь, – пояснила Мэри. – Место для, гм… поклонения.
Снова гудок.
– Религия. Поклонение Богу.
Хак заговорила собственным, женским голосом.
– Простите, Мэре. Я не знаю значения ни одного из этих слов.
– Богу, – повторила Мэри. – Существу, сотворившему вселенную.
Какую-то секунду лицо Понтера сохраняло нейтральное выражение. Но потом, видимо, после того как Хак закончила переводить, его золотистые глаза округлились. Она заговорил на своём языке, и Хак перевела мужским голосом:
– Вселенную никто не сотворял. Она существовала всегда.
Мэри нахмурилась. Она подумала, что Луиза, которая как раз поднималась по лестнице, ведущей в подвал, с удовольствием объяснила бы Понтеру теорию большого взрыва. Мэри же ответила лишь:
– Мы верим в другое.
Понтер покачал головой, но по-видимому, решил не вдаваться в подробности. Однако же и уходить от темы не спешил.
– Тот человек, – сказал он, указывая на телевизор, – говорил про «жизнь вечную». Ваш народ владеет секретом бессмертия? У нас есть специалисты по продлению жизни, и они давно пытаются найти способ…
– Нет-нет. Он говорит о Небесах. – Мэри подняла руку в предостерегающем жесте и успешно предотвратила очередной гудок Хак. – Небеса – это место, где мы предположительно будем существовать после смерти.
– Это оксюморон. – Мэри молча восхитилась мастерством Хак. Понтер на своём языке явно произнёс несколько слов, должно быть, что-то вроде «терминологическое противоречие», но компаньон сообразил, что в английском существует отсутствующий в неандертальском способ выразить эту мысль более коротко.
– Ну, не каждый человек на Земле – на этой Земле, понятное дело – верит в жизнь после смерти.
– Большинство?
– Ну… думаю, да.
– Вы?
Мэри нахмурилась, размышляя.
– Да. Полагаю, да.
– Основываясь на каких свидетельствах? – спросил Понтер. Тон его неандертальского голоса оставался нейтральным; он не насмехался.
– Ну, говорят, что… – Она замолкла. Почему она верила в это? Она – учёный, рационалист, человек, мыслящий логически. Конечно, её религиозное индоктринирование произошло задолго до того, как она получила биологическое образование… В конце концов она просто пожала плечами, понимая, что любое объяснение будет неадекватным. – Так записано в Библии.
Хак загудела.
– Библия, – повторила Мэри. – Святое Писание. – Би-ип. – Священный текст. – Би-ип. – Почитаемая книга, содержащая моральное учение. Первая её часть – общая у моего народа, называемого «христиане», и у другой крупной религии – иудеев. Во вторую часть верят только христиане.
– Почему? – спросил Понтер. – Что описывает вторая часть?
– В ней изложена история Иисуса, Сына Божьего.
– А, да. Тот человек говорил о нём. Так… так у этого… создателя вселенной был сын-человек? Значит, Бог – тоже человек?
– Нет, нет, он бесплотен. У него нет тела.
– Как такое может быть?
– Мать Иисуса была женщина, Дева Мария. – Она помолчала. – Моё имя происходит от её.
Понтер качнул головой.
– Прошу прощения. Хак проделала изумительную работу, но здесь явно не справляется. Мой компаньон перевела что-то из сказанного вами как «не имеющая сексуального опыта».
– Дева, именно так, – подтвердила Мэри.
– Но как дева может стать матерью? – спросил Понтер. – Это снова… – И Мэри услышала, как он произносит те же слова, которые Хак ранее перевела как «оксюморон».
– Иисус был зачат без сексуального контакта. Бог будто бы просто поместил его в её чрево.
– А другая фракция – иудеи, так вы их назвали? – она отвергает эту историю?
– Да.
– Они, похоже, менее… легковерны, я бы сказал. – Он посмотрел на Мэри. – Вы в это верите? В историю об Иисусе?
– Я – христианка, – ответила Мэри, убеждая в этом не столько Понтера, сколько себя. – Последовательница Иисуса.
– Понимаю. И вы также верите в существование жизни после смерти?
– На самом деле я верю в то, что настоящим средоточием личности является душа, – би-ип, – бестелесная версия личности, и эта душа попадает после нашей смерти в одно из двух мест, где продолжает существовать. Если это был хороший человек, то его душа попадает на Небеса – в рай, в присутствие Господа. Если же человек был плохой, то его душа попадёт в ад, – би-ип, – где подвергается пыткам, – би-ип, – мучениям бесконечно долго.
В этот раз Понтер долго молчал; Мэри пыталась прочитать выражение его лица. Наконец он сказал:
– Мы – мой народ – не верим в жизнь после смерти.
– И что же, по-вашему, происходит после того, как человек умирает? – спросила Мэри.
– Для того, кто умер, ничего не происходит. Он прекращает быть, полностью и безвозвратно. Всё, чем он был, утрачивается навсегда.
– Это так печально.
– Разве? – удивился Понтер. – Почему?
– Потому что приходится жить дальше без них.
– А вы можете общаться с теми, кто обитает в этой вашей жизни после смерти?
– Нет. Я не могу. Есть люди, которые утверждают, что могут, но их утверждения ничем не подкреплены.
– И почему я не удивлён? – сказал Понтер; интересно, где Хак умудрилась подхватить это выражение? – Но если у вас нет способов контактировать с жизнью после смерти, с этой обителью мёртвых, то почему вы в неё верите?
– Я никогда не видела параллельный мир, из которого вы явились, но я верю в его реальность. Да и вы сами больше не можете его видеть – но всё ещё продолжаете в него верить.
Хак снова заработала высший балл.
– Туше́, – подытожила имплант полдюжины сказанных Понтером слов.
Но откровения Понтера заинтриговали Мэри.
– Мы считаем, что мораль возникает из религии: из веры в существование абсолютного добра и из, хм, так сказать, страха перед проклятием – попаданием в ад.
– Другими словами, люди вашего вида ведут себя хорошо только потому, что иначе им угрожает наказание?
Мэри согласно качнула головой.
– Это Пари Паскаля. Если вы верите в Бога, но его не существует, то вы почти ничего не теряете. Но если вы не верите, а он существует, то вы рискуете подвергнуться вечным мукам. Учитывая вышесказанное, разумнее верить, чем не верить.
– Ах, – сказал Понтер; это междометие звучало на его языке так же, как и по-английски, так что Хак не трудилась его воспроизводить.
– Но послушайте, – проговорила Мэри, – вы так и не отреагировали на моё высказывание о морали. Без Бога – без веры в то, что вы будете вознаграждены или наказаны после смерти, – что лежит в основе морали вашего народа? Понтер, я провела с вами довольно много времени; я знаю, что вы хороший человек. Но что делает вас таким?
– Я веду себя так, а не иначе, потому что так правильно.
– По чьим стандартам?
– По стандартам моего народа.
– Но откуда взялись эти стандарты?
– Из… – И тут глаза Понтера расширились, став почти круглыми под изгибом лобной кости, словно он узрел явление Христа народу – его светский аналог. – Из нашего убеждения в том, что жизни после смерти не существует, – победоносно заявил он. – Вот что встревожило меня в ваших верованиях; теперь я это увидел. Наши убеждения недвусмысленны и согласуются со всеми наблюдаемыми фактами: жизнь человека после смерти полностью завершена; после того как он ушёл, с ним уже не помиришься и не отблагодаришь, равно как не существует ни малейшей возможности того, что благодаря своей добродетельной жизни они теперь пребывают в раю, забыв о земных тревогах. – Он замолк и внимательно оглядел лицо Мэри, по-видимому, в поисках следов понимания.