– Персональный чёрный ящик, – сказала Мэри, обращаясь скорее к себе, но Понтер всё равно ответил:
– На самом деле носитель информации скорее розовый. Мы используем специально обработанный гранит.
Мэри улыбнулась.
– Нет-нет. Чёрным ящиком у нас называют полётный регистратор – устройство, которое устанавливается на борту самолёта и записывает все показания приборов и разговоры в кабине, на случай если самолёт разобьётся. Но идея о персональном чёрном ящике для меня самой никогда не приходила мне в голову. – Она помолчала. – А как он ведёт съёмку? – Мэри взглянула на запястье Понтера. – У него где-то там объектив?
– Да, но он используется только для того, чтобы рассматривать объекты за пределами радиуса восприятия компаньона. Компаньон использует сенсорные поля для записи окружения и своего носителя. – Понтер издал низкий звук – его аналог смешка. – Если бы записывалось лишь то, что компаньон видит в объектив, от этого было бы мало проку – в основном это были бы изображения моего левого бедра или внутренний вид левого кармана. А так, проигрывая свой архив, я вижу себя как бы с небольшого расстояния.
– Поразительно, – сказала Мэри. – У нас нет ничего подобного.
– Но ведь я видел продукты вашей науки, промышленности, – отреагировал Понтер. – Если бы вы сделали разработку подобной технологии приоритетным направлением…
Мэри нахмурилась.
– Да, возможно. Ну, то есть мы ведь смогли одолеть путь от запуска первой ракеты в космос до полёта человека на Луну всего за двенадцать лет, и…
– Повторите ещё раз.
– Я говорю, когда нам по-настоящему захотелось послать человека на Луну…
– Луну, – повторил Понтер. – Вы говорите про Луну Земли?
Мэри моргнула.
– Ага.
– Но… но… это же фантастика. Мы никогда не делали ничего подобного.
– Вы никогда не были на Луне? Не вы конкретно, а ваш народ? Ни один неандерталец не был на Луне?
Глаза Понтера стали круглыми.
– Нет.
– А на Марсе или других планетах?
– Нет.
– А спутники у вас есть?
– Только один, как и здесь.
– Нет, я имею в виду искусственные спутники. Необитаемые механизмы, которые летают над Землёй по орбитам, чтобы предсказывать погоду, обеспечивать связь и всякое такое.
– Нет, – покачал головой Понтер. – У нас ничего такого нет.
Мэри на секунду задумалась. Без наследия «Фау-2»[1088], без ракетных разработок Второй мировой войны сумело бы человечество запустить в космос хоть что-нибудь?
– Мы запустили в космос… не знаю, сколько точно, но по меньшей мере несколько сотен аппаратов.
Понтер поднял взгляд к потолку, словно представляя себе недовольное лицо Луны над крышей дома Рубена.
– Сколько людей живёт на Луне сейчас?
– Нисколько, – ответила захваченная врасплох Мэри.
– У вас нет там постоянного поселения?
– Нет.
– То есть люди просто прилетают посмотреть на Луну, а потом возвращаются на Землю? И сколько бывает там за месяц? Это популярное занятие?
– Хм, нисколько. Никто не был на Луне уже… да, похоже, уже тридцать лет. На Луне побывало всего двенадцать человек. Шесть групп по два человека.
– Почему вы прекратили туда летать?
– Это сложный вопрос. Не в последнюю очередь из-за денег.
– Могу себе представить, – сказал Понтер.
– И ещё из-за политической ситуации. Видите ли, мы… – Она на мгновение замолчала. – Это трудно объяснить. Мы называем это «холодная война». Настоящих военных действий не было, но Соединённые Штаты и другая большая страна, Советский Союз, находились в состоянии серьёзного идеологического конфликта.
– Из-за чего?
– Ну, из-за устройства экономики, я полагаю.
– Вряд ли стоит драться из-за такого, – отреагировал Понтер.
– В те времена это казалось очень важным. Так вот, президент Соединённых Штатов, если не путаю, в 1961 году поставил цель высадить человека на Луне к концу десятилетия. Видите ли, русские – народ, населяющий Советский Союз, – они первыми запустили в космос искусственный спутник, а потом первыми запустили в космос человека, а США отставали, и вот таким образом решили отыграться.
– И получилось?
– О да. Русские так и не смогли полететь на Луну. Однако после того, как мы опередили русских, то почти сразу потеряли к Луне интерес.
– Это смешно… – начал Понтер, но оборвал себя. – Нет, прошу меня простить. Полёт на Луну – это великое достижение независимо от того, сделали вы это единожды или тысячу раз, – это всё равно достойно восхищения. – Он помолчал. – Думаю, это просто вопрос выбора приоритетов.
Глава 35
Мэри и Понтер спустились вниз, собираясь чем-нибудь перекусить. Только они вошли в кухню, из подвала появились Рубен с Луизой. Доктор улыбнулся Понтеру.
– Ещё барбекю?
Понтер улыбнулся в ответ.
– Неплохо бы. Но вы должны позволить мне помогать.
– Я вам покажу, что делать, – сказала Луиза. Она похлопала Понтера по руке. – Идёмте со мной, мой великан.
Мэри неожиданно для себя самой возразила:
– Вы же сказали, что вегетарианка.
– Так и есть, – ответила Луиза. – Пять лет уже. Но я знаю, как готовить барбекю.
Мэри очень захотелось пойти с ними, когда Понтер и Луиза вышли через стеклянную дверь на террасу. Но… нет, это будет совсем глупо.
Луиза задвинула за собой стеклянную дверь, чтобы кондиционированный воздух не выходил наружу.
Рубен тем временем освобождал кухонный стол. Имитируя голос старой еврейки-сплетницы, он спросил:
– Ну что, о чём вы, детки, болтали?
Мэри всё ещё смотрела через стеклянную дверь на улицу, на Луизу, которая, смеясь и откидывая со лба волосы, объясняла устройство мангала, и на Понтера, внимающего каждому её слову.
– По большей части о религии, – ответила Мэри.
– Правда? – удивился Рубен уже своим собственным голосом.
– Ага, – сказала Мэри. Она наконец оторвала взгляд от сцены на террасе и посмотрела на Рубена. – Или, точнее, об отсутствии религии у неандертальцев.
– Но я думал, что у неандертальцев была религия, – отозвался доктор, доставая из шкафа несколько белых кореллевских тарелок[1089]. – Культ пещерного медведя, и всё такое.
Мэри покачала головой.
– Вы читали старые книжки. Сейчас это никто не воспринимает всерьёз.
– Правда?
– Точно. О, черепа пещерных медведей действительно находили в одной пещере, в которой жили неандертальцы. Но сейчас считается, что медведи попросту умерли в этой пещере, вероятно, во время спячки, а неандертальцы потом поселились в ней.
– Но разве черепа не были расставлены регулярным образом?
– Ну, – ответила Мэри, достав из ящика вилки и ножи и раскладывая их на столе, – тот, кто их нашёл, утверждал, что они лежали в каменных яслях или гробу. Но он не сделал ни одной фотографии, рабочие якобы уничтожили гроб, а две зарисовки, выполненные археологом, неким Белчером, полностью противоречат друг другу. Нет, скорее всего, Белчер увидел то, что хотел увидеть.
– О, – сказал Рубен, роясь в холодильнике в поисках ингредиентов для салата. – А что насчёт захоронений неандертальцев вместе с вещами, которые усопшему могут понадобиться в следующей жизни? Разве это не зачатки религии?
– Это были бы зачатки, если бы неандертальцы действительно так делали. Но в местах, где живут на протяжении поколений, всегда накапливается мусор – кости, старые каменные инструменты и прочее. Те немногие вещи, которые были найдены захороненными вместе с неандертальцами, оказались таким мусором, который мог попасть в могилу случайно.
Рубен обрывал листья с огромного кочана латука.
– Но разве сам по себе обычай хоронить мёртвых не подразумевает веру в загробную жизнь?
Мэри оглядела кухню в поисках ещё чего-нибудь, с чем она могла бы помочь, но ничего не нашла.
– Возможно, но также возможно, что таким образом они просто избавлялись от трупов. Множество неандертальских трупов было найдено в скрюченной эмбриональной позе. Это может быть частью погребальной церемонии, но может также быть следствием желания того, кто копал могилы, сделать их поменьше размером. Трупы привлекают падальщиков и, кроме того, воняют, если их бросить валяться под солнцем просто так.
Рубен нарезал сельдерей.
– Но… я читал, что неандертальцы будто бы были первыми детьми цветов.
Мэри засмеялась.
– Ах да. Пещера Шанидар в Ираке, где трупы неандертальцев были засыпаны цветочной пыльцой.
– Точно, – сказал Рубен. – Словно их похоронили с цветочными гирляндами или вроде того.
– Простите, но этот миф тоже развеяли. Пыльца в могилах оказалась случайной интрузией, её туда занесли норные грызуны или вода, просачивавшаяся сквозь отложения.
– Но… минуточку! А как же неандертальская флейта! Это ж было на первых полосах всех газет.
– Да. Обнаружена Иваном Турком в Словении: трубчатая кость медведя с четырьмя отверстиями.
– Точно-точно. Флейта!
– Боюсь, что нет, – сказала Мэри, облокачиваясь на огромный двустворчатый холодильник. – Оказалось, что кость прокушена глодавшим её хищником – вероятно, волком. И, как это типично для газет, это открытие не попало на первые полосы.
– Это уж точно. Я об этом впервые слышу.
– Я была на том съезде Палеоантропологического общества в Сиэтле в девяносто восьмом, где Новелл и Чейз представили свою работу, дискредитирующую флейту. – Мэри помолчала. – Нет, всё действительно выглядит так, как будто до самого конца неандертальцы – по крайней мере, в нашей версии истории – не имели ничего, что мы могли бы назвать религией, да и просто культурой, если уж на то пошло. В поздние времена, перед самым исчезновением, наблюдается небольшое разнообразие изготовляемых ими орудий, но большинство палеоантропологов считает, что неандертальцы пытались имитировать технику кроманьонцев, которые в то время уже жили по соседству. Кроманьонцы – это наши несомненные предки.