– Боже, – сказала Кайла, – да ты дрожишь как осиновый лист.
Помимо этого я весь взмок; простыни подо мной тоже были влажными. В темноте я ничего не видел, кроме двух красных глазков-светодиодов, светящихся, словно глаза демона.
Этот кошмар не навещал меня уже много недель, но сегодня он был такой же, как и всегда. Я, в ярости машущий горящим факелом; но, что странно, пламя холодно и неподвижно, а передо мной стоит демон, монстр, тварь, которую нужно остановить, покарать…
Я положил ладонь себе на грудь, ощутив, как колотится сердце.
– Прости, – сказал я. – Плохой сон.
– Всё нормально, – тихо ответила Кайла, снова укладываясь и мягко привлекая меня к себе, в объятия. С этого ракурса я уже не видел светодиодных глаз, не видел ничего, кроме тьмы.
– Доброе утро. Итак, некоторое время назад я спрашивал, кто из вас каждый день приезжает в университет на машине; помните? Это когда мы говорили о философских зомби. Так вот, позвольте сегодня задать противоположный вопрос: теперь, когда погода снова установилась, кто из вас каждый день приходит на учёбу пешком?
Поднялось довольно небольшое число рук.
– Ха, – сказал я. – Я вот делаю так довольно часто. И сегодня тоже пришёл пешком. Я живу примерно в двух километрах к северу отсюда на берегу Ред-Ривер, и, должен вам сказать, идти вдоль берега гораздо приятнее, чем пробираться сквозь потоки машин на шоссе Пембина. Но не сегодня, да. Проходя под мостом Епископа Грандена, я увидел девочку, лежащую в воде лицом вниз.
Несколько студентов ахнули.
Я кивнул и продолжил:
– Она была совсем близко от берега, вероятно, без сознания; течение там не слишком сильное, так что я смог бы добрести до неё и вытащить. – Я сделал паузу. – И так бы и сделал, но посмотрите на эти туфли. – Я вышел из-за кафедры. – Лучшие туфли, что у меня есть. Не кожа, конечно (вы ведь меня хорошо знаете), но они наверняка оказались бы безнадёжно испорчены, вы согласны? А стоят они две сотни долларов. Так что я прошёл мимо. Вы бы сделали то же самое, окажись вы, как говорится, в моих туфлях[1410].
Я видел, как меняется выражение лиц студентов по мере того, как они, один за другим, осознавали, что речь идёт о гипотетической ситуации.
– Мы и правда вас хорошо знаем, – сказал Борис. – И, если бы это произошло на самом деле, вы бы вмешались.
Я улыбнулся.
– Вмешался бы. Но почему?
– Потому что жизнь девочки гораздо ценнее, чем пара любых туфель. Собственно, нет такого материального объекта, которым вы бы не пожертвовали, чтобы спасти жизнь человека.
– Именно, – сказал я и оглядел студентов. – Поэтому предположим, что кто-то из вас… Фелисити, я, конечно, не эксперт, но эти туфельки на вид стоят никак не меньше двух сотен, верно?
– Каждая, – ответила Фелисити, улыбаясь.
– Так что же? Ты полезла бы за девочкой в воду?
– Я бы их сначала сняла.
– А что, если…
Но она уже разулась.
– Ладно, – сказал я, разводя руками в знак поражения. – Но что, если на тебе были бы туфли вроде моих…
– Да ни за что, – сказала Фелисити, закатывая глаза. По аудитории прокатился смех.
– …которые надо расшнуровывать. На это нет времени: нужно действовать быстро. Ты бы полезла в воду?
– Без сомнения, – ответила Фелисити.
– Хорошо. Я знал, что это в тебе есть. – Я оглядел аудиторию. – Кто-нибудь ещё? Есть здесь кто-нибудь, кто не пожертвовал бы парой реально дорогих туфель, чтобы спасти тонущую девочку?
Никто не вызвался; несколько человек покачали головами.
– Хорошо, очень хорошо. Потому что знаете, что за историю я вам только что рассказал? Она произошла на самом деле. Только та девочка тонула не в Ред-Ривер рядом с моим домом. Она умирала от голода в Африке. И двести долларов, которые я потратил на свои туфли, легко могли спасти её жизнь, будучи перечисленными в уважаемое гуманитарное агентство. Если бы я пустил сейчас по кругу шляпу, многие ли из вас почувствовали бы себя обязанными положить в неё двести долларов или долговую расписку на эту сумму, если бы знали, что деньги пойдут напрямую на спасение жизни в Африке? Я не спрашиваю, кто из вас считает, что это было бы добрым делом; я спрашиваю, кто почувствовал бы, что обязан это сделать?
Никто не ответил.
– Ладно, – сказал я. – Среди вас есть треккеры[1411]?
Поднялось несколько рук, потом, видя, что нашлись люди, готовые в этом признаться, подняли руки ещё несколько человек – одна из студенток изобразила при этом вулканское приветствие.
– Отлично. Мелоди, – сказал я, – насколько хорошо ты знакома с подробностями вселенной «Стартрека»?
– Тиберий[1412], – тут же отозвалась она.
– Ха. Верно. Но давай немного поиграем в «Свою игру» по «Стартреку». Ты помнишь фильм Абрамса 2009 года – первый фильм после перезагрузки франшизы?
– Конечно.
– Помнишь, как Спока в детстве тестировали компьютеры на Вулкане, сразу после того как вулканские дети начали к нему приставать?
– Да.
– Задаваемых вопросов не видно, но сцена кончается его уверенным ответом: «Когда с точки зрения морали действие достойно похвалы, но необязательно». Помнишь этот эпизод?
– Да.
– Отлично. Итак, вопрос на тысячу из категории «философская терминология»: какой вопрос был задан Споку?
– Эммм… – сказала Мелоди. – Э-э…
– Нет-нет, не по-вулкански, – сказал я. – По-английски.
Она рассмеялась, её смех подхватили остальные.
– Без малейшего понятия.
– У кого-нибудь есть идеи? – спросил я, оглядывая аудиторию. – Какой вопрос компьютер задал Споку?
Паскаль в четвёртом ряду решил рискнуть:
– Что такое суперэрогация?
– Именно! И нет, это не излишне частый полив комнатных растений. Суперэрогация – это когда ты делаешь доброе дело, которое не обязан делать. Итак: почему вы считаете, что спасение девочки, которая тонет на ваших глазах, – это моральный императив, даже ценой потери двухсот долларов, но дать денег на спасение ребёнка в далёкой стране – это в лучшем случае добровольное деяние, или, другими словами, мицва?
Бойфренда Виктории Чен звали Росс. Он преподавал английский в старших классах Сити-Парк-Коллегиэйт, на противоположном берегу реки Южный Саскачеван от синхротрона. По понедельникам у него было свободное окно после ланча, и сегодня, как всегда, он заехал за Викторией, и они отправились в ресторан «У Александра». Вики, как обычно, была одета в чёрное, Росс же – в свой любимый синий цвет.
Сделав заказ – чашка тайской лапши для неё, куриный бургер с халапеньо и гуакамоле для себя, – Росс сказал:
– Одна из моих учениц сдала в пятницу сочинение с эмодзи, – он покачал головой. – Можешь себе представить?
Вики посмотрела на него. Он ей об этом рассказывал буквально вчера. Росс тем временем продолжал:
– Ненавижу такое. Так и подмывало поставить ей «неуд» только за них.
Она наклонила голову набок. Конечно, люди делают так всё время: с ними что-то происходит, и они делятся своим опытом с каждым, с кем сталкиваются, – они не ведут журнал того, кому и что рассказывали. Вики нравилось думать, что она в этом отношении исключение, но опять же это, вероятно, могло быть как со статистикой, которую она любила цитировать – вполне возможно, некоторым людям по несколько раз: восемьдесят процентов людей думают, что их привлекательность выше средней, а это, по определению, невозможно.
Росс всё ещё не слезал с любимого конька.
– Ну, то есть если всерьёз подумать? Эмодзи? И к тому же неподходящие эмодзи! Я преподаю «Гамлета» каждый год уже десять лет, и поверь мне, в этой пьесе нет ничего, что нуждалось бы в усилении с помощью картинки панды, которая подмигивает и показывает язык.
Она подумала, не сказать ли «Я знаю, малыш» или даже «Ты мне об этом вчера рассказывал», но его проповедь уже подходила к концу, и она решила просто смириться и сосредоточиться на вкусе лапши.
Раньше у меня не случалось романов на расстоянии, но Скайп и эсэмэс – а также Сексмс – реально помогали. Я не знаю, как людям удавалось поддерживать такие отношения в прошлом, но сейчас, когда я вернулся в Виннипег, я хоть и скучал безмерно по объятиям Кайлы, но хотя бы поговорить с ней мы могли в любой момент.
Да и встретиться лично не было такой уж большой проблемой. «Эйр-Канада» и «Вест-Джет» совершали по несколько прямых рейсов между Виннипегом и Саскатуном ежедневно, и полёт длился всего полтора часа. Это даже не было особенно дорого: билет в оба конца можно приобрести меньше чем за двести пятьдесят долларов со всеми налогами.
Я был всем сердцем с теми своими ровесниками, кому доставались лишь сезонные преподавательские контракты и которые жили лишь немногим лучше, чем в свои аспирантские годы; но я был профессором с пожизненным контрактом, зарабатывал сто сорок пять тысяч долларов в год, так что мог себе позволить слетать в Саскатун раз или два в месяц без заметного ухудшения качества своей жизни.
Если не считать принципа «практикуй, что проповедуешь». Как верно заметил Питер Сингер в своей книге 2009 года «Жизнь, что ты можешь спасти: действуй сейчас, чтобы покончить с мировой бедностью», нужно двести пятьдесят миллиардов долларов в год, чтобы уничтожить бедность. Если бы каждый из миллиарда самых богатых людей мира (группа, к которой принадлежу я и практически каждый североамериканец среднего класса и выше) отдавал пять долларов в неделю, бедность исчезла бы из нашего мира.