Даже в темноте я увидел, как расширились у неё глаза.
– И когда же ты собирался сказать мне об этом?
– Я его никогда не видел. – И потом, словно это в чём-то меня оправдывало: – Я плачу алименты, но я никогда его не видел. У Анны-Ли единоличная опека.
Как признание, что я работаю в том же университете, где учился студентом, немедленно вызовет подозрения в академической сфере, так же признание в таком вызывает подозрение вообще у кого угодно.
– Почему?
Я перевернулся на спину.
– Так захотела Анна-Ли. У него синдром Дауна, и…
Я замолк, глядя на простоту потолочных квадратов. Но так же, как я не стал играть роль Пенни при Кайле-Леонарде[1453] и пытался разобраться в квантовой физике, чтобы поспевать за её мыслью, так же и она читала об утилитаризме.
– И если Анна-Ли примерно одних с тобой лет, вы наверняка делали пренатальное исследование на ранних стадиях беременности.
Я промолчал.
Кайла качнула головой; волосы зашуршали по подушке.
– Не знаю. Не буду притворяться, что могу поставить себя на твоё место или на место Анны-Ли, но… но чёрт возьми, Джим, это другое. Это должно быть по-другому. Я говорю не только об утилитаристах; я говорю о людях вообще. Когда речь про тебя и твоё, вся эта арифметика летит в унитаз.
– Я знаю, – ответил я. – И поверь мне, я правда люблю своего сына и желаю ему только самого лучшего. Я всё время думаю, как у него дела, как он справляется.
Она указала на стену, имея в виду Райан, спящую в своей спальне на другом краю холла, – вне досягаемости зрения, но, для её матери, всегда в её сердце.
– Я разбираюсь в опроснике Хейра по меньшей мере так же хорошо, как и ты. Ты его читал – я им жила; я была Q2 и стала Q3, и я могу определить разницу лучше, чем твои очки или Викин пучок. Моя дочь Q3, и даже если то, что ты хочешь сделать, принесёт благо каждому человеку на планете, кроме неё, я встану у тебя на пути. Райан всегда на первом месте, и я не дам сделать из неё то, кем была я и кем был её дядя. Никогда.
– Ты просила Вики проверить её на пучке? Потому что я поставил бы все свои деньги на то, что моя сестра Q3. Практически всё время её поведение было неотличимо от сознательного. А если Райан Q1, то сдвиг станет для неё подарком, самым большим подарком в жизни.
– Конечно, мы её тестировали, – ответила Кайла. – Как только мы узнали, что мой брат был квантовым психопатом, как я, – ну, мы должны были знать, правда ведь? Но Райан – стопроцентная Q3. Однако знаешь что? Может быть, квантовые состояния и правда передаются по наследству. Я родилась как Q2, и Тревис тоже. Но, ты говоришь, твоя сестра Q1? Бездумный автомат, следующий правилам и алгоритмам? А твой дед был шестеренкой в машине нацистов, выполняя всё, что ему приказывали в Собиборе? Понятия не имею, как они выглядели, – но ты похож на них как две капли воды.
– Кайла, прошу тебя…
Но она махнула рукой в сторону телевизора; он был выключен, но я понял, что она имела в виду новости, которые мы смотрели в гостиной.
– И знаешь, какая самая большая проблема сегодняшнего мира? – спросила она. – Это не психопаты вроде Путина и Кэрроуэя – по крайней мере не напрямую. Каждый из них может нанести лишь определённое количество вреда. Проблема – это учёные, которые радостно делают вещи, которые просят у них психопаты: не было бы ни ядерных бомб, ни «Циклона-Б» и газовых камер, ни другого подобного дерьма без учёных, готовых делать всё, что их ни попросят. Но без меня и Вики ты никак не сможешь сдвинуть всё человечество, так что всё останется как было. – Она перекатилась на бок, отвернувшись от меня. – Смирись с этим, Джим; мир такой, какой он есть.
Я немного подумал об этом и в конце концов решил было ответить «пока не начнут падать бомбы» – но по звуку Кайлиного дыхания определил, что она уже спит.
На следующее утро Кайла отправилась в «Источник Света», а Райан снова согласилась пойти в садик, однако Виктории Чен сегодня досталось позднее время на пучке – ей не нужно было на работу до второй половины дня, и поэтому, посчитав, что если Роберт Оппенгеймер велит проваливать, то стоит попытать счастья с Эдвардом Теллером, я позвонил ей и пригласил на кофе. Она с радостью согласилась и приехала минут через сорок. Сегодня она была одета в свободный чёрный шёлковый топ и чёрные джинсы.
Виктория шагала туда-сюда по гостиной – чтобы пересечь комнату, ей нужно было где-то вдвое больше шагов, чем мне. В руке у неё был смартфон, на котором было запущено какое-то приложение вроде научного калькулятора.
– Ты говоришь о том, чтобы лишить сознания всё население Земли, – сказала она. – Глобальный блэкаут, как в том телесериале[1454].
Я полулежал в большом мягком кресле, сплетя пальцы на затылке.
– Нет-нет. Это последнее, чего бы нам хотелось, – и не только из-за хаоса, который будет этим вызван. Если все отключатся, то и квантово запутанный коллектив распадётся, так ведь? После этого тебе придётся перезагружать каждого человека квантовым камертоном, если их вообще удастся перезагрузить – а это далеко не очевидно, поскольку к настоящему моменту это удалось сделать лишь с Тревисом. Нет, никто не должен потерять сознание; нам нужно, чтобы человечество оставалось квантово запутанным, чтобы каждый двигался в унисон с остальными.
Она некоторое время что-то считала, не переставая ходить по гостиной, потом сказала:
– Да, я смогу это сделать. – Достигнув края комнаты, обозначенного раздвижными стеклянными дверями, которые вертикальные жалюзи рассекали, словно дифракционная решётка, она развернулась и пошла в противоположном направлении, к стене со стеллажами, забитыми книгами. – Но под пучком должен будет лежать эф-зэ, – Кайла и Вики уже давно пользовались изобретённым мной сокращением, – поскольку лишь Q1 способен подняться на две ступени вверх.
– Не понимаю…
– Тебе нужно воздействовать на кого-то, кто способен пройти через два последовательно усиливающихся уровня суперпозиции, – на кого-то, у кого сейчас лишь один суперпозиционный электрон, но в ком можно создать суперпозицию второго, а потом и третьего. Ты не можешь начинать с более высокого уровня, потому что любая моя попытка заставить их с помощью синхротрона вернуться к более низкому состоянию, вероятнее всего, приведёт к утрате суперпозиции всеми его электронами, вследствие чего он перестанет быть частью квантово запутанного коллектива.
– Ладно, – сказал я. – Значит, эф-зэ. Как насчёт Росса, твоего бывшего? Он уже один раз согласился лечь под пучок. – Конечно, я тут же подумал о своей сестре в Виннипеге, но Росс ведь не будет единственным, кто от этого выиграет: если всё сработает, Хизер и каждый эф-зэ во всём мире обретут полное сознание и совесть.
Вики ещё что-то посчитала, затем, внезапно остановившись, покачала головой.
– Росс почему-то не подходит? – спросил я.
– Нет, не в этом дело. – Я не думал, что такое возможно, но её кожа, по-моему, стала ещё бледнее, чем обычно. Она показала мне экран смартфона.
Я наклонился посмотреть, но математические символы на экране с таким же успехом могли быть клинописью.
– Да?
– Думаю, я смогла бы это сделать, – сказала Вики. – Думаю, что смогла бы воспользоваться пучком так, чтобы… пациент, назовём его так, поднялся на следующий квантовый уровень, если…
– Если что?
– Если это его не убьёт. А я подозреваю, что убьёт.
Я беспомощно осел в своём кресле.
– В самом деле?
Вики кивнула.
– При таких энергиях? Дефибриллятор на лбу по сравнению с этим – пустяк. В конце концов, мы пытаемся перетащить через порог семь миллиардов человек – для этого нужна масса энергии. Пациент может пережить первый импульс, который поднимет его на один уровень. Но второй? Никаких шансов.
– А нельзя это сделать с двумя разными людьми? Один импульс – первому, второй – второму?
– И кто это всё проконтролирует? После первого импульса мы все – ты, я и Кайла – внезапно станем эф-зэ; никому из нас нельзя будет доверить продолжение эксперимента. Когда меняется твоё состояние, твои желания – или то, что заменяет желания эф-зэ, – тоже меняются. Нет, единственный способ всё это провернуть – сделать процесс полностью автоматическим: как только ему дан старт, он просто приводится в исполнение. – Она содрогнулась, подумав о двойном смысле этой фразы. Но потом продолжила: – И да, это практически так и есть: это смертный приговор для того, кто лежит под пучком. Попроси Кайлу проверить вычисления – она всё подтвердит, я уверена. То, о чём ты говоришь, выполнить невозможно.
– Но…
– Мне жаль, Джим. Хотя в глубине души, наверное, нет. – Она снова было зашагала по гостиной, но остановилась, дойдя до дверей с жалюзи, раздвинула две их полоски и посмотрела в образовавшуюся щель на внешний мир. – Вся эта идея – полное безумие.
В общем, я всё испортил.
Конечно, когда Вики в тот день добралась до работы – её время на пучке начиналось часа на два раньше, чем заканчивался рабочий день Кайлы, – она рассказала Кайле, что я приставал к ней со своей идеей массового сдвига.
И когда Кайла вернулась домой – она оставила Райан у мамы, чтобы мы могли поговорить наедине, – она буквально рвала и метала.
– Ты попросил Вики помочь? – спросила она. Я сидел на диване в гостиной, она стояла передо мной, пригвоздив меня пылающим взглядом.
– Ну, раз тебе это было неинтересно…
– Я сказала тебе даже не пытаться. Я сказала, что случится с моей дочерью. И ты всё равно продолжил этим заниматься?
– Всего лишь гипотетически.
– Господи, – сказала Кайла. – Господи Иисусе.
– Ты слышала сегодняшние новости? – спросил я. – Снова беспорядки, не только здесь, в Канаде, но и по всей Европе, в Штатах, а теперь ещё и в Азии. А между русскими и американцами дела реально накаляются. Одна из русских субмарин вошла в Гудзонов залив, чёрт побери. Кэрроуэй потребовал, чтобы Путин отступил; Путин же, в свою очередь, заявил, что русские пришли нас освободить. – Я кивнул в сторону телевизора: – «Фокс», который не видит разницы между канадским социализмом и русским коммунизмом, бьёт фонтаном насчёт того, что избрание Ненши – дело рук пятой колонны, пляшущей под дудку Советов (да, они уже называют их Советами!), которые хотят захватить всё к северу от американской границы.