С уважением осмотрели друзья эту новую, удивительную, чем-то напоминающую скорпиона машину, позволяющую набрать и отвезти в любое заданное место сразу десять кубометров земли. Виктор и не предполагал, что подобные существуют. Впрочем, проработав на стройке месяц, он разучился чему бы то ни было удивляться.
Вскоре друзья получили трактор со скрепером. Теперь нужно было быстрее овладеть новым делом, овладеть без каких-либо поломок, осторожно, научиться работать так, чтобы не запятнать комсомольский значок, который их приятель, смекавший в рисовании, изобразил масляной краской на кабине трактора.
Учились они только месяц, но что это был за месяц! Кабина машины не пустовала ни днем, ни ночью. Подушки ее сидений не остывали. Все, чем раньше увлекались новые друзья, было забыто. Стопка непрочитанных книг, суливших юношам немало радостей, моховский полуаккордеон, предмет ревностного внимания всего общежития, и походные шахматы Штиглица — все это в бездействии пылилось на тумбочках. Соседи по комнате уже и не просили Мохова «пробежаться» по клавишам и ладам. Они знали: раз он сам не притрагивается к аккордеону, без чего, как он говорил, «и кусок за обедом в рот не полезет», — значит новое трудное дело без остатка поглотило все его мысли, чувства, стремления.
Зато никто не удивился, когда Мохов и Штиглиц через месяц уже выбрали на трассе первые кубометры «деловой» кубатуры. Самозабвенная учеба принесла плоды. Они сразу же стали в ряд лучших скреперистов района, а потом и всей стройки.
Ценителям убедительных аргументов и цифр можно сообщить, что в первый год своей работы друзья выполняли нормы на сто пятьдесят процентов, а во второй — подняли выработку до двухсот. Но дело тут не только и не столько в количествах кубометров земли, переброшенных комсомольским скрепером. Главное в том, что Виктор Мохов вместе со своим сменщиком разработали свои, хорошо осмысленные методы работы, применили свою сноровку, позволяющую по-новому, со значительно большим результатом использовать эту великолепную советскую машину, заменившую вековечные грабарки и тачки.
В помещении клуба строителей Донского района, где мы впервые познакомились с Виктором Моховым, он показался нам тихим, застенчивым юношей. Таким он и был в жизни. Но когда мы увидели его за работой в кабине машины, это был другой человек. Посуровевший, собранный, он едва заметными, но очень точными движениями ловко вел машину. Карие глаза, сразу потерявшие детское простодушие, цепко смотрели вдаль. Трактор и огромная, неуклюжая с виду машина, которую трактор тащил, покорно повиновались юноше. Казалось, он сросся, слился с машинами и они стали как бы продолжением его рук.
Сбылась мечта солдатского сироты Виктора Мохова — он стал знаменитым механиком. Сбывается и другая его мечта — он становится музыкантом. Под окном нового уютного домика в поселке строителей, где вместе с матерью и сестрой жил знаменитый скреперист, по вечерам собиралась молодежь. Придя заранее, девушки и парни усаживались на ступеньки крыльца и терпеливо ждали, когда Виктор придет со смены, умоется, поест, выйдет к ним и развернет мехи своего нового баяна.
Хорошо играл знаменитый скреперист! Приятно было попеть и помечтать под звуки его голосистого инструмента, посмеяться и погрустить нестойкой юношеской грустью. Только вот не всегда можно уловить и понять капризную переменчивость его мелодий. Переплетаясь, как и в самой истории этого славного края, звучали в них и боевые марши гражданской войны, под которые его учитель, старый красногвардеец, бил под Царицыном белоказаков, и славные песни сталинградской обороны, которые певал его отец, и современные советские песни, славящие труд и любовь мирных людей.
И в этом сплетении знакомых мелодий все чаще и чаще мелькают новые напевы, возникающие тут, на крыльце, в которых гремит новая, мирная слава этих исторических земель, обильно политых святой кровью дедов и отцов счастливого поколения Виктора Мохова.
ПОСЫЛКА С ОБЪЯВЛЕННОЙ ЦЕННОСТЬЮ
В этот день с самого утра начальник одного из строительных районов инженер Илья Викторович Пастухов то и дело поглядывал на часы. На главном объекте наступал самый ответственный период. Инженер Пастухов, всегда гордившийся своей организованностью, вдруг начал ощущать, что сутки становятся коротковатыми.
Накануне, поздно вечером, прибыли из Ленинграда монтажники. Вручив Илье Викторовичу свои командировочные удостоверения, они не захотели ехать в Дом для приезжающих, где уже были приготовлены комнаты, и стали просить, чтобы их немедленно, сейчас же отвезли на строительство.
Признаться, и самому Илье Викторовичу не терпелось показать приезжим свое детище, где им теперь предстояло установить и собрать машины, какие не доводилось еще монтировать ни одному механику в мире. Он сам вызвался сопровождать монтажников.
Осматривая бетонные махины, вырываемые из тьмы огнями прожекторов и оттого казавшиеся уж совершенно фантастическими, монтажники так увлеклись, что вернулись к машинам, когда на востоке, над степью, уже разгоралась узкая оранжевая полоса.
Прощаясь с Ильей Викторовичем, старый инженер, возглавлявший группу монтажников, задумчиво произнес, стряхивая с плаща цементную пыль:
— Читал, читал вашу статью! Интересная статья. Но должен вас огорчить: не нашлось у вас, голубчик, слов, чтобы передать все величие, всю грандиозность вот этого… — И он повел рукой в сторону стройки, уже четко вырисовывавшейся в розовых утренних лучах.
— Я, как вам известно, строитель, а не публицист, — суховато ответил Илья Викторович, который, как и все редко выступающие в печати люди, очень гордился своей статьей.
Ложиться спать начальнику района уже не пришлось. Подъезжая, как и всегда, ровно в восемь к приземистому крылатому зданию управления, он мысленно распределил свой рабочий день так, чтобы выкроить время для короткого послеобеденного сна. Вечером предстояло совместное совещание строителей и монтажников, и он понимал, что туда нужно прийти со свежей головой.
Вот почему, предупредив по телефону жену, что выезжает обедать, он с особой поспешностью спрятал в сейф бумаги и торопливо двинулся из кабинета, на ходу надевая плащ. Но тут его догнал начальник канцелярии. Протянув Илье Викторовичу какую-то бумажку, он сконфуженно заявил:
— Не выдают. Категорически не выдают. Говорят, не можем. Должен явиться лично сам посылкополучатель.
— Что за дурацкое слово? Какой посылкополучатель? — сердито отозвался Илья Викторович.
Начальник канцелярии упрямо следовал за ним:
— Посылкополучатель — это вы. А посылку мне не выдали, потому что она с объявленной ценностью. Видите: цена — пятьсот рублей. Уговаривал, уговаривал — ни в какую. Твердят одно: пусть явится сам посылкополучатель, имея при себе паспорт.
Только теперь Илья Викторович понял, о чем ему говорят. Недели две назад в своей текущей, весьма обширной почте он обнаружил извещение о посылке. На штампе стояло: «Сочи». И сколько Илья Викторович и его жена ни раздумывали, они так и не смогли догадаться, кто и по какому поводу мог прислать им посылку. Среди множества дел Илья Викторович забывал о ней, и дважды почта присылала напоминание. Вчера, после очередного напоминания, он поручил начальнику канцелярии выручить наконец злополучную посылку, и вот результат: нужно ехать самому. А времени до совещания осталось так мало!
С шумом захлопнув дверцу машины, Илья Викторович буркнул шоферу:
— Центральный поселок. К почте. Быстро!
Теперь он был уверен, что понял тайну неожиданной посылки. Наверно, кто-нибудь из сослуживцев по прежним стройкам, каких в послужном списке инженера Пастухова числилось немало, попал на курорт, вспомнил на досуге о совместной работе и решил порадовать старого товарища фруктами или бутылкой вина.
Но почему посылка оценена в такую большую сумму?
И хотя предполагаемый друг, очевидно, желал сделать ему, Илье Викторовичу, приятное, инженер неприязненно думал о нем, с нетерпением следя за тем, как минутная стрелка вращается на красном мерцающем циферблате… «Не нашел более подходящего времени для презентов, чудак!»
Несколько раз Илья Викторович порывался сказать шоферу: «Назад, домой», но, вспомнив, что за двумя напоминаниями почта пришлет третье, пятое, мысленно махнул рукой.
В почтовом отделении, у окошка, где выдавали и принимали посылки, стояло человек десять. Некоторые поклонились Илье Викторовичу, а находившийся у самого окна экскаваторщик Иван Малыгин даже предложил ему уступить свое место. Инженер отказался. Он был щепетилен в таких вещах и сам всегда негодовал на тех, кто куда-нибудь лез без очереди.
Впрочем, теперь ему было все равно. Заснуть после обеда не удастся, а сердиться на человека, пожелавшего сделать приятное, глупо. Придя к такому выводу, Илья Викторович сразу успокоился, принялся обдумывать предстоящее совещание и так увлекся этими своими мыслями, что прозвучавший из окошечка вопрос: «Чего же вы стоите? Давайте извещение и паспорт» — застал его врасплох.
Посылка оказалась объемистой, тяжелой. Перевернув ее, Илья Викторович услышал, как внутри ящика что-то переместилось, но что именно, по звуку определить было невозможно. «Действительно, фрукты или вино. Не морские же камешки будут слать из Сочи в посылке с объявленной ценностью!» — подумал инженер.
Он прочел на полотне, что отправил эту посылку Лямин Арсений Федорович, проживающий в санатории «Красный луч». Но кто этот Лямин и где он его встречал, Пастухов не мог вспомнить.
Когда, не раздеваясь, в плаще и шляпе, с громоздким ящиком в руках, Илья Викторович появился в столовой, жена ничего не сказала и только вздохнула, поглядев на укутанную шалью супницу, стоявшую посреди стола. Инженер шумно поставил ящик рядом с супницей и произнес как можно беззаботнее:
— Принимай подарок из Сочи. Чувствую: фрукты и хорошее вино.
— Подарок? А от кого?
— Не знаю. Какой-то Лямин, Арсений Федорович Лямин. Не помнишь такого?