для близких.
— Почему? — воскликнула Иоанна. — Папа, подумай, о чем ты говоришь?!
— Каждому народу, Иоася, необходима вера в легенду. И пан Ежи, как писатель, знает это лучше нас. Может, когда-нибудь, через много лет… когда недавнее прошлое станет уже историей. Иначе это будет предательством по отношению к покойному.
— Нет, ты не прав, — прошептала Иоанна, — я в этом убеждена. И знаю, почему Тадеуш диктовал именно Келлерту.
— Я уверен, пан Ежи, — директор гимназии сделал ударение на слове «пан», — вы не станете опрометчиво принимать решение. Есть вещи, которые непозволительно подвергать сомнению. А самоубийство майора, болото, куда направлялся отряд, — все это приобретает некий символический смысл.
— И вы страшитесь его? — спросил Келлерт.
— Это неправильная постановка вопроса. — Директор был несколько озадачен. — Страх тут ни при чем. Мне дорога память о Тадеуше и о тех, кто был там вместе с ним.
Внезапно наступило молчание. В открытое окно ворвался рев моторов, затем в коридоре послышались шаги, и женщина, которая подавала на стол, в платке вбежала в комнату.
— Ясновельможный пан, русские! — вскричала она, обращаясь к Жмурковскому.
К дому по аллее лихо мчался «джип». У поручика, вылезшего из машины, вид был не слишком-то бравый. Мундир сидел на нем мешковато, как с чужого плеча, а поскольку представитель Войска Польского был вдобавок худ и невелик ростом, он производил несколько комическое впечатление. Оглядевшись по сторонам и увидев шедшего из сада Жмурковского, поручик шагнул ему навстречу.
— Поручик Адам Венжик, — отрекомендовался он и откозырял на удивленье молодцевато. — Скажите, это правда, что в этом живописном уголке живет Ежи Келлерт?
— Клеменс Жмурковский, — представился хозяин усадьбы, но ответить на вопрос не успел, так как на крыльцо вышел сам Келлерт.
Маленький поручик кинулся к нему чуть не бегом.
— Какое счастье, что мне удалось разыскать вас, пан Ежи! Когда в Люблине стало известно, что вы находитесь где-то в окрестностях Боженцина, Борейша всех поднял на ноги. Целую поисковую экспедицию снарядил…
— Откуда же это стало известно? — вырвалось у Келлерта.
— Слухами земля полнится! — Поручик засмеялся. — Один партизан из Боженцина… Впрочем, это неважно. Пшибося мы нашли под Жешовом, Парандовский, кажется, где-то в Келецком воеводстве, а Минкевич уже в Люблине, и Путрамент тоже, — не знаю, говорит ли вам что-нибудь эта фамилия, — ну, и я… Господи, я даже не представился вам! Адам Венжик! Может, вы помните, в Варшаве я имел честь несколько раз…
— Помню, — суховато сказал Келлерт. — Вы издавали «Альманах нового искусства».
— Совершенно верно! — обрадовался Венжик. — А теперь… Вы не представляете себе, этого представить невозможно, что сейчас происходит в Люблине! Мы начинаем все сызнова. Поистине великое возрождение! Такого самые провидческие пророчества не предрекали за всю историю Польши!
— Ну, хорошо… Но какое это имеет ко мне отношение?
— Как?! — Венжик оторопел. — Разве Ежи Келлерт может остаться в стороне? Я забираю вас в Люблин.
— Не понимаю…
— Да, да! Забираю, и притом немедленно. Сюда в любую минуту может нагрянуть целая депутация. Знаете, как было дело с Пентаком? Он пытался сопротивляться, но в конце концов сдался…
Келлерт вдруг рассмеялся. Он ведь и сам хотел вырваться отсюда. Даже мечтал…
— Расхождения во взглядах — не помеха, — сказал Келлерт. — Я еду с вами! Да, тут еще Михаил Олат живет.
— Олат! — воскликнул Венжик. — Как же, фамилия мне знакома. Встречались, кажется, в «Земянской»[89]. Надеюсь… — Вдруг он нахмурился, будто припомнил что-то неприятное, связанное с Олатом.
— Прошу выпить вина, — обращаясь к обоим, ледяным тоном сказал Жмурковский. — У нас еще в обычае пить «посошок» на дорогу.
…Укладывая чемодан, Келлерт кое-какие вещи намеренно оставлял в шкафу, словно уезжал не насовсем. В комнату без стука вошла Иоанна.
— Очень мило с твоей стороны! — сказала она. — Уезжаешь и даже не счел нужным поставить меня об этом в известность.
— Это неправда, ты сама знаешь…
— Нет, правда. Но я должна тебя разочаровать: трогательной сцены прощания не будет. Я еду с тобой.
От неожиданности он сделал резкое движение, и вещи, в спешке запихиваемые в чемодан, посыпались на пол.
— Надеюсь, ты шутишь?
— Нет, не шучу.
— А что скажет отец?
— Мне незачем его спрашивать: я совершеннолетняя.
— Ну, допустим…
— Он сейчас в Боженцине. Я оставлю ему записку.
— Иоася, я не могу брать на себя ответственность…
— Значит, ты не хочешь?
Он с минуту помолчал.
— Хочу. Безумно хочу. Но боюсь…
Она порывисто прижалась к нему.
— Боишься? А собственно, чего? Ответственности? Но ведь я просто поеду вместе с тобой… Как возлюбленная, жена, наконец, прислуга… как тебе будет угодно.
— Нет, — сказал он глухо. — Нет, Иоася. Я не могу на это решиться. Хотя бы из-за твоего отца. И потом подумай… сколько мне лет…
— Я все обдумала! — воскликнула она и выбежала из комнаты.
В столовой, где Жмурковский, Олат и Венжик уже пили вино, атмосфера была гнетущая, натянутая и никак не вязалась с неуемным оптимизмом Венжика.
— Наконец-то! — вскричал маленький поручик. — Я вас заждался. Пан Олат, к сожалению, решительно отказывается. По-моему, это неразумно…
— Мои взгляды, как видно, отличаются от взглядов Келлерта, — сухо заметил Олат.
— Да при чем тут взгляды! — воскликнул Венжик. — Это не имеет сейчас значения. Речь идет о сотрудничестве. Впрочем, вам видней, — прибавил он холодно. Келлерт и не подозревал, что он способен на такой официальный тон. — Будем ждать вас в Люблине!
— А мы пана в Жмурках! — обратился хозяин дома к Келлерту.
— Я непременно приеду! — заверил его Келлерт. — И даже позволил себе кое-что из вещей оставить у вас.
Они вышли из дома. Иоанны не было, зато откуда-то появился Возницкий.
— Прощай бридж в Жмурках! — патетически произнес он.
Келлерт еще раз взглянул на крыльцо в надежде увидеть Иоанну. Потом сел на переднее сиденье рядом с водителем, крикнул напоследок «спасибо» и посмотрел в сторону сада. «Джип» выехал на проселок. И тут он сразу заметил Иоанну. Она стояла на обочине с поднятой рукой.
— Красивая девушка, — заметил Венжик. — Может, подвезем…
— Остановитесь, пожалуйста, — сказал Келлерт. — Это… моя жена.
Атмосферу тех дней в Люблине невозможно представить себе без Борейши, редакции «Речи Посполитой» и дома 9 по Радзивилловской улице — пристанища стекавшихся сюда литераторов.
«Джип», в котором ехали Иоанна, Келлерт и Венжик, остановился на Краковском предместье перед домом 61, где на втором этаже помещалась редакция «Речи Посполитой». В приемной главного редактора на столе были разложены гранки, молодая блондинка кипятила чайник и какой-то верзила-капитан распекал красивого поручика, который уставился на Иоанну, как только она появилась в дверях.
— Что это за передовица, черт возьми! Такими фразами со своей тетушкой можешь обмениваться! Вычеркивай эпитеты! Тебе говорят, эпитеты вычеркивай! Да ты не слушаешь меня!
Тут капитан вспрыгнул на стол и стал топтать гранки.
— Главный редактор занят, — словно не замечая скандала, невозмутимым тоном сказала Венжику секретарша.
— Ты что, Галинка, спятила? Борейша не может принять Келлерта! — вспылил Венжик.
— Ах, Ежи Келлерт! — с придыханием повторила секретарша и метнулась в кабинет.
В дверях кабинета тотчас появился Борейша в расстегнутом мундире — такую вольность он допускал сознательно. Келлерта встретил он как старого знакомого, с которым давно жаждал увидеться.
— Очень рад, пан Ежи! — говорил он, пожимая ему руку. — Здравствуйте, пани! — поздоровался он с Иоанной. — Заходите ко мне. Галинка! — крикнул он зычным голосом. — Приготовь кофе и рюмки принеси.
Кабинет Борейши поразил их. Огромная комната с балконом (на балконе — цветы), ковер на полу, большой письменный стол, заваленный бумагами. Борейша усадил их за столик, на котором тоже стояли цветы.
— Пан Ежи, — говорил Борейша, у него был особый дар покорять людей, — для нас чрезвычайно важно, что вы здесь, с нами…
— Мои взгляды… — начал Келлерт.
— Взгляды сейчас меняются вместе с переменами в возрожденной Польше.
— Я — либерал старого закала.
— Вот и хорошо! Ведь я читал все ваши книги. Вы с нами, даже сами того не подозревая. Мы начинаем с основ. Пока у нас в Люблине одна газета и маленькая типография. Но я хочу создать здесь большое издательство. Оно будет называться «Читатель». И будет, так сказать, читательской республикой. Мы дадим книги тем, у кого их никогда не было. Выпустим такие книжные серии, о каких до войны даже мечтать не смели. Люди тянутся к нам. Вы встретите тут старых друзей, познакомитесь с будущими талантами. Ведь именно вас, больше чем кого бы то ни было, должна увлечь задача созидания на пустом месте…
— Я здесь всего несколько часов, — пробормотал Келлерт. — Откуда же мне знать, сумеете ли вы преодолеть недоверие?..
— У вас есть на этот счет сомнения? История предоставила нам огромные возможности. Какую безотрадную картину создали вы в «Пепле»! Я намерен в первую очередь переиздать ваш роман.
— А «Легенду Вислы?» — спросила вдруг Иоанна.
Келлерт нахмурился.
— Придет время, издадим и «Легенду Вислы», — сказал Борейша. — Осмотритесь, поговорите с людьми. Наша газета всегда к вашим услугам — пожалуйста, пишите! А пока мы возьмем у вас интервью.
— Вряд ли я смогу сейчас что-нибудь сказать, — произнес Келлерт. — Я о многом передумал. Может, вы и правы. Скорей всего так оно и есть. Но народ после стольких лет кошмарной войны сам должен решать свою судьбу. А вы убеждены, что знаете, чего он хочет?
— Вот вы и будете одним из тех, кто поможет народу сделать правильный выбор. В настоящее время идет борьба, — изменившимся тоном заговорил Борейша. — Борьба буквально за все. За будущее. За молодежь. Но хватит о серьезных вещах! Сейчас Галинка принесет бутерброды. Жизнь тут у нас неустроенная. Впрочем, сами увидите. Комнату раздобудем для вас на Радзивилловской, а дальше…