Матейка широко улыбнулся:
— Буду вам признателен.
Она села к роялю и опустила крупные руки на клавиши. Играла по памяти, Моцарта. Отчеканивала ноту за нотой, не по-женски педантично и точно. И очень уверенно.
Она тащила его за собой. Он спотыкался на крутых каменных ступенях. В лунном свете верзила Гаусер походил на смешное привидение, которое безумно боится войти в чужой замок.
Лестница вела из парка во внутренний двор.
Она остановилась, настороженно оглядываясь. Нигде ничего подозрительного. Лишь в восточном крыле на верхнем этаже тускло желтело несколько окон.
— Ду́хи? — прошептал он, указывая на них.
— Эрих Мурш в своем запаснике. Пойдем. Смотри-ка, у Калабовых темно. И Рамбоусек тоже спит.
— Откуда ты знаешь?
— Свет пробивался бы в щели.
Они пересекли двор, и девушка открыла дверь прямо напротив лестницы.
— Моя комнатка, — прошептала она. — Погоди. Я задерну занавеску… — В комнате было темно, хоть глаз выколи, но она двигалась быстро и уверенно. Зажгла маленькую лампу. — Моя убогая комнатка…
Комната и впрямь выглядела убого, а поскольку в ней жили только летом, воздух был застоявшийся, несвежий.
— Твоя затхлая каморка…
— А кстати, каморка что надо, — заявила Ольга Домкаржова, которая в сезон работала в замке экскурсоводом. — Даровая комнатка для неимущей студентки. А пану доктору, может, больше приглянулись княжеские покои наверху?
— Само собой, — заметил Гаусер. — Ох, Оля, пить хочется… Хоть простой воды…
Умывальник был возле двери. Он пустил воду и стал пить прямо из крана. Весь забрызгался, принялся вытирать лицо.
— В самом деле, а почему бы не в постели княгини? Ты ведь побоишься, Оленька.
— Чего?
— Что она придет к тебе ночью!
— Как бы не так!
— Ясное дело, побоишься. Или струсишь, что кровать проломится. Она небось вся прогнила.
— Нет.
— Да ну? — Он удивленно склонил голову. — Откуда ты знаешь?
— А вот знаю, — тряхнула она головой. — Знаю! Ты сам струсишь!
— Нет!
— Струсишь.
— Идем проверим!
— Сейчас?
— Сейчас. Пошли!
— Нет, сегодня нельзя, — возразила она. — У меня нет ключа. Он в канцелярии. Давай завтра, ладно?
— Идет!
Ясная, светлая ночь. Все вокруг — в лунном серебре.
У переезда уныло мигал синий огонек. Давно прошел последний поезд, следующий не скоро.
Фары приближающейся машины были видны издалека. Она медленно ползла по извилистой дороге к шлагбауму. Переваливая через рельсы, зловеще сверкнула хромированной сталью, на черном лаке отразились лунные блики и синий сигнальный огонек. Черный брезентовый верх был опущен, виднелся силуэт водителя, нажавшего на газ.
В Опольне машина сбавила скорость; фары дальнего света погасли. У самой площади дорогу перебежал какой-то верзила, спешащий невесть откуда невесть куда.
А в общем, улицы были безжизненны. Когда машина остановилась перед гостиницей и мотор замолк, стало тихо, так тихо, что слышны были торопливые шаги долговязого прохожего.
Из машины вышел молодой мужчина, потянулся, зевнул. Оглядев темные окна трехэтажной гостиницы, он пожал плечами, вздохнул и решил попробовать, откроется ли дверь в воротах под аркой.
Нет, закрыто.
Он позвонил. Казалось, звонок разбудит всю площадь.
Прошло немало времени, пока наконец послышались шаги. В замке заскрежетал ключ, и дверь слегка приоткрылась.
— Что вам угодно? — спросил женский голос.
— Для меня тут заказан номер, пани…
— Да-да. А где ваши вещи?
Он махнул рукой.
— В машине.
— Как ваша фамилия?
— Экснер.
— Ага. Пан доктор Экснер из Праги?
— Он самый. Номер для меня заказала доктор Штейнова.
— Да. Пожалуйста, берите вещи и проходите. Она оставила для вас письмо.
Он покачал головой и пошел к машине взять свои чемоданы, пиджак и плащ.
Дверь была открыта, за воротами под аркой горел желтый свет.
Женщина протянула ему ключи и письмо.
— Этот большой — от комнаты. А маленький — от ворот. Мы открывать не ходим. — Она была босиком, из-под халата выглядывала белая полотняная ночная рубашка почти до пят. — У вас девятый номер.
Он поставил чемоданы на землю и надорвал конверт. Потом кивнул в сторону ворот.
— Закрыть?
— Благодарю. Я сама. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, пани, — рассеянно ответил доктор Экснер и развернул письмо. В нем было написано:
«Милый Михал, ужасно не везет. Отпуск сорвался. Я надеялась, что ты приедешь хоть на пару часов пораньше. Мне позвонили, и я должна срочно ехать. Отдыхай тут или уезжай домой, и извини меня.
Опольна — городок старинный, с двух сторон его огибают ручьи, с востока он защищен крутым склоном и скалой, на которой стоит старый замок. Городская площадь сохранила форму треугольника, типичную для средневекового торгового местечка. В вершину треугольника впадает шоссе, ведущее из районного центра, движение идет по правой, западной стороне площади, где сосредоточена общественная и культурная жизнь: гостиница, кафе, кино, магазин самообслуживания, хозяйственный магазин, бензоколонка.
На восточной стороне площади кафе-кондитерская, парикмахерская — дамская и мужская, — а также магазин тканей и белья; тут же и поликлиника. Несколько скамеек под раскидистыми яворами. Замок — гордость Ренессанса, украшение города. Двор его выходит на север. Внизу английский парк, известный не меньше, чем замок. Тянется он далеко, постепенно сливаясь с окрестными лесами, лугами и полями.
Следуя за ручьем, английский парк огибает замок и затем к югу сменяется французским, который подходит к самой площади, и белая стена оранжереи образует одну из сторон ее треугольника.
В тот день рано утром над всей округой пронеслась гроза, и сейчас над деревьями парка в полном безветрии подымались седые испарения. В утренней тишине далеко разносился собачий лай. Две овчарки, нетерпеливо дожидавшиеся, когда их пустят по следу, оказались не у дел. Какой след они могли взять после дождя? Поэтому они лишь нервничали на краю луга возле машины с белой полосой, на которой их привезли.
Свежая трава была затоптана, а десять или двенадцать человек, прошагав через луг, остановились вдалеке, около скалы. В общем-то, это была не скала, а нечто вроде грота из известняковых глыб, одно из тех произведений декоративной архитектуры, что были так популярны в первой половине прошлого столетия.
В траве лежал небольшого роста мужчина. Вокруг растерянно стояли люди, глядя на его залитую кровью голову.
Тихая уединенная вилла за старым забором.
Некоторое время назад в этом доме скончалась жена врача, а затем при загадочных обстоятельствах умер и ее больной брат, шизофреник, бич всей округи.
В дверях виллы появилась девушка, Лида Муршова, племянница обоих умерших. Держалась она самоуверенно, и движения ее отличались решительностью.
Она зашла за дом и вывела из-под навеса велосипед. Проверила, хорошо ли надуты шины, и осталась недовольна. Насоса на велосипеде не было, нигде поблизости она его тоже не увидела. Сердито нахмурив брови, Лида вздохнула, села боком на седло, оттолкнулась и доехала до калитки.
Хозяин дома на противоположной стороне улицы усердно трудился среди кустов роз.
Лида перешла улицу и остановилась у палисадника.
— Доброе утро, пан Гарпишек.
Из-за куста выглянул старик.
— Добрый день, барышня.
— Пан Гарпишек! Вы опять!
— Хорошо, хорошо, Лида. Не барышня. Я понял. Чем могу служить?
— Насос куда-то засунули, — ответила она сердито. — А мне надо подкачать. Я еду в Опольну, к Эриху.
— Он все еще в замке?
— Да, он будет там все лето.
— Проходите.
За домиком сосед подкачал ей шины.
— Вы очень любезны, пан Гарпишек, — сказала она с улыбкой. — Очень.
— Ну что вы, такая малость. Значит, в Опольну едете. Там вы, наверно, встретите этого, как его… Как его звали, того вежливого молодого человека? Который тогда… словом, тот, что у вас тогда, когда случилось несчастье с вашим дядей…
— Да что вы, пан Гарпишек! Его я, наверно, никогда не увижу!
Энергичный старик заговорщически подмигнул:
— Как знать. Утром туда выехало все районное управление. Во главе с Чардой. Убийство. Скорее всего, убийство, — добавил он таинственно.
— Вот как, — задумчиво проронила она, тряхнув головой. — Любопытно! А кто? И кого?
— Ну, этого-то я не знаю. Просто случайно услыхал — я проходил мимо, когда они перед отъездом говорили между собой. Вы ведь знаете, люди стариков не замечают и не очень-то остерегаются говорить при них.
Он проводил ее до калитки. Лида села на велосипед.
— Я разузнаю, пан Гарпишек. А приеду — все вам расскажу.
Он покачал головой:
— Спасибо, не беспокойтесь. Все и так станет известно.
Надпоручик Чарда задумчиво смотрел на стол.
— Значит, от собак никакого толку?
— Да, — ответил начальник участка поручик Шлайнер. — Совсем никакого. Дождь прошел. А в субботу ночью была гроза.
— А откуда вы знаете, что это произошло до грозы? До дождя?
— Он лежал в гроте сухой.
В гостинице напротив открывали кафе.
— Скверно, что мальчишки нашли его только сегодня, — заметил Шлайнер. — В такую жару…
Надпоручик Чарда, начальник управления общественной безопасности из районного городка Мезиборжи, вздохнул:
— Стало быть, топор?
— Да, доктор сказал: топор.
— Так. Товарищ поручик, вы отвечаете за то, чтобы в его квартиру…
— Я поставил туда двоих. Одного у двери, а второго под окном.
— Квартира была заперта?
— Да. Может, нам туда заглянуть?
— Ни в коем случае. Дождемся уголовного розыска. Мы можем что-нибудь упустить, не заметить. Ну а что там с этим Йозефом Коларжем?