— Я вовсе не бросал тебя, — играю я на ее слабости — том факте, что Сэйди имеет привычку выпадать из реальности. Она не помнит примерно четверть всех разговоров. Я-то уже привык, а вот для коллег по работе это, должно быть, весьма неприятно. Поэтому Сэйди так сложно завести друзей — она кажется угрюмой и необщительной. — Я же сказал, что вернусь, как только проверю, что с детьми всё в порядке. Разве ты не помнишь? Сэйди, я же люблю тебя. Я никогда бы тебя не бросил.
Сэйди мотает головой. Она не помнит, потому что этого не было.
— Где дети?
— У себя в комнатах.
— Когда ты собирался вернуться?
— Я звонил — пытался найти, кто согласится посидеть с детьми. Не хотел оставлять их одних на всю ночь.
— И почему я должна тебе верить? — Сэйди словно Фома неверующий. Она хочет посмотреть список звонков в моем телефоне. Фортуна мне улыбается: в журнале вызовов есть недавние звонки на незнакомые ей номера. Я придумываю им имена: коллега Андреа и аспирантка Саманта.
— Почему ты не поверила мне? — перехожу в ответное наступление, разыгрывая роль жертвы.
Слышно, как наверху Тейт прыгает на кровати. Полы скрипят и стонут.
Сэйди устало качает головой.
— Уже не знаю, чему теперь верить…
Она потирает лоб — пытается переварить случившееся. Адский у нее выдался денек. Она не понимает, каким образом нож и полотенце могли просто взять и исчезнуть. И спрашивает меня об этом раздраженным, сварливым тоном. Явно ищет ссоры. Я пожимаю плечами.
— Понятия не имею. Сэйди, ты их точно видела? — Посеять немножко семян сомнений никогда не повредит.
— Точно!
Она отчаянно пытается убедить меня поверить ей.
Теперь, когда в дело вмешалась полиция, образовалась большая куча дерьма, в отличие от прошлого раза, когда все прошло так гладко. Обычно у меня выходит гораздо аккуратнее. Взять, к примеру, Кэрри Леммер. Все, что мне пришлось тогда сделать, — дождаться появления Камиллы и вложить ей в голову нужную мысль. Она легко поддается внушению, как и Сэйди. Я мог бы проделать всю грязную работенку сам, но зачем, когда есть добровольная помощница? Достаточно было всего-навсего расплакаться и рассказать об угрозах Кэрри обвинить меня в сексуальных домогательствах. Еще я добавил: хотелось бы, чтобы она куда-нибудь свалила и оставила меня в покое. Если Кэрри осуществит свои угрозы, моей карьере и репутации конец. Меня разлучат с Камиллой и посадят.
«Кэрри пытается разрушить мою жизнь, — заявил я ей. — Нет — наши жизни».
Я не приказывал ей убивать.
Тем не менее через несколько дней Кэрри не стало.
Как? В один прекрасный день бедняжка Кэрри Леммер просто взяла и пропала. Начались масштабные поиски. Поползли слухи, что накануне вечером она перебрала на студенческой вечеринке и ушла одна — пьяная, спотыкаясь. Скатилась с крыльца на глазах у других студентов.
Ее соседка по комнате вернулась домой только наутро и обнаружила, что Кэрри так и не появилась. Камеры наблюдения в кампусе засекли, как Кэрри, проходя мимо библиотеки, упала посреди двора. Это не похоже на нее: она умела держать себя в руках — по крайней мере, так утверждали студенты, посмотрев записи с камер. Как будто устойчивость к алкоголю — это что-то, достойное хвастовства. Ее родители могли бы гордиться, если б узнали, на что тратили пятьдесят тысяч в год.
Камеры покрывали не весь кампус — имелись и слепые зоны. В тот вечер я был на факультетском мероприятии. Меня видела куча народу. Да и вообще ни меня, ни кого-то еще не заподозрили, потому что в тот раз все прошло как по маслу. Не как сейчас.
Неподалеку от кампуса находился довольно грязный канал глубиной больше десяти футов, в котором тренировалась университетская команда гребцов. По слухам, туда сливали стоки. Вдоль канала под деревьями тянулась беговая дорожка.
Через три дня Кэрри нашли в канале. По словам полицейских, бо́льшая часть ее туловища покачивалась на поверхности, а тяжелая голова оказалась под водой.
Причина смерти — утонула по неосторожности. Все знали и видели, как Кэрри шла пьяная и спотыкалась. Проще простого предположить, что она случайно упала в воду.
Все студенты оплакивали ее. На краю канала у дерева возложили цветы. Ее родители прилетели из Бостона и добавили к цветам плюшевого медвежонка — любимую детскую игрушку дочери.
Камилла рассказала мне, что Кэрри даже не барахталась. Не кричала и не звала на помощь. Просто какое-то время вяло покачивалась на поверхности, потом ушла под воду, всплыла и опять утонула.
Так продолжалось какое-то время. Голова откинута назад, глаза стеклянные, пустые.
Камилла не заметила, пыталась ли Кэрри выплыть, работая ногами. Она торчала на поверхности поплавком около минуты, а потом тихо скрылась под водой.
Судя по словам Камиллы, все прошло как-то слишком гладко. По-моему, даже уныло и скучно.
А в этот раз мне просто не повезло из-за того, что Сэйди первой добралась до приготовленного в стирку белья.
Я проявил неосторожность. В ту ночь, после устранения Морган, превращение Камиллы в Сэйди произошло слишком быстро, и мне пришлось самому заметать следы. Я сжег ее одежду и зарыл нож, но не ожидал, что Сэйди затеет стирку. С чего вдруг? Да она в жизни не стирала.
А еще я не знал, что Камилла забрала кулон Морган, пока не увидел его утром на столе. Камилле следовало быть осторожнее — в конце концов, это не первое ее убийство. Но она пришла домой вся окровавленная. Пришлось мыть ее и прибираться, оставив при этом свои отпечатки на ноже и полотенце. Я не мог допустить, чтобы полицейские их нашли.
Сэйди трет ладонями лицо и повторяет:
— Уже не знаю, чему теперь верить…
— У тебя выдался долгий и трудный день. И ты не приняла лекарство.
Тут до Сэйди доходит, что она легла спать, не приняв таблетки. Утром совсем забыла про них. Я знаю это точно: они лежат именно там, где я их оставил.
Поэтому Сэйди чувствует себя не в своей тарелке — так бывает всегда, когда она не принимает таблетки. С энтузиазмом тянется за ними и глотает, зная, что скоро опять придет в норму.
С огромным трудом сдерживаю смех. Эти таблетки — пустышки; польза от них чисто воображаемая. Эффект плацебо. Сэйди верит, что таблетки могут каким-то образом улучшить самочувствие. Головная боль? Выпей тайленол. Насморк? Прими судафед.
Казалось бы, она, как врач, не должна вестись на такое.
Я купил пустые капсулы по интернету, набил кукурузным крахмалом и подменил прописанные доктором. Сэйди, как пай-девочка, исправно принимала их. Хотя время от времени жаловалась на усталость и головокружение. Но ведь это означает, что таблетки действуют, верно?
Порой она так легко внушаема…
Готовлю Сэйди ужин. Наливаю бокал вина. Усаживаю за стол и растираю ее ноги — холодные, грязные, все в синяках, — пока она ест.
Сэйди клюет носом. Так устала, что почти готова уснуть прямо за столом.
Но отключается она всего на долю секунды. Тут же просыпается и спрашивает сонным усталым голосом:
— Как ты добрался домой в буран? Отто сказал, что паромы отменили.
Столько вопросов… Столько вопросов, черт возьми…
— Водным такси.
— Во сколько?
— Точно не помню. Как раз успел забрать Тейта.
Сэйди приходит в себя — говорит довольно внятно.
— А что, детей задержали в школе на весь день? Знаю, буран, но все-таки…
— Их оставили в школе до тех пор, пока родители не забрали.
— Значит, ты сразу поехал в школу за Тейтом? Не заезжал домой?
Я отвечаю «нет». Видимо, она пытается выстроить хронологию сегодняшних событий. Интересно, зачем. Добавляю, что добрался до острова на водном такси, забрал Тейта и отправился домой. А потом поехал к ней в центр общественной безопасности.
Правды тут меньше, чем лжи.
— Чем занимался Отто, когда ты вернулся? — не унимается она.
Скоро ей придется заткнуться. Потому что из-за ее любопытства моя безнаказанность теперь под вопросом.
Сэйди
Стою в спальне и роюсь в ящиках в поисках чистой пижамы на замену той, что на мне. Надо принять душ. Ноги болят и все в синяках, но это мелочи: есть проблемы поважнее. Ощущение, будто все это происходит не со мной, а с кем-то другим.
Внезапно понимаю — каким-то шестым чувством, холодком в позвоночнике, — что я в комнате не одна, и резко поворачиваюсь. Отто зашел без стука. Только что его не было, и вот он уже стоит здесь. От его внезапного появления я подпрыгиваю и хватаюсь за сердце. Поворачиваюсь к нему лицом. Теперь сын действительно выглядит больным. Он не врал. Кашляет в ладонь. Взгляд пустой, затуманенный.
Вспоминаю последний наш разговор — тогда сын обвинил меня, что я сунула нож ему в рюкзак. Если та полицейская говорит правду, значит, нож в рюкзак сунула не я, а какая-то часть моей личности, известная под именем Камилла. Меня охватывает чувство вины. Отто — не убийца. Это я вполне могу оказаться убийцей.
— Ты где была? — Отто снова кашляет. Теперь он хрипит.
Уилл не объяснил детям, куда я делась. Не сказал, что я не вернусь домой. Сколько еще он выжидал бы? Как объяснил бы им, что меня арестовала полиция? И что ответил бы на вопрос «почему»? Что их мать — убийца?
— Ты просто взяла и ушла, — недовольно говорит Отто. Вижу, в нем еще осталось что-то детское. Он боялся и паниковал, потому что нигде не мог меня найти.
— У меня были кое-какие дела.
— Я думал, ты дома. Не знал, что ты ушла, пока не увидел снаружи папу.
— Ты видел, как он пришел домой вместе с Тейтом? — Представляю, как маленький седан Уилла продирается через сугробы. Точнее, совсем не представляю, как ему это удалось.
Но Отто отвечает «нет»: он видел отца до того, как Тейт вернулся домой. Сын говорит, что вскоре после нашего разговора в гостиной он передумал и решил все-таки съесть тост. Проголодался. Пошел на кухню, но меня там не было. Выглянул в окно и мельком увидел, как Уилл пробирается по заметенному двору.
Отто ошибается. Он увидел на заднем дворе меня, а не Уилла.