Миллисент мне подмигивает.
Интересно — так некоторые девушки учатся коварству и хитрым уловкам? От других матерей?
На следующий день нам звонят из школы. Не из-за Рори. А по поводу Дженны. На этот раз речь не о холодном оружии или проблемах с животом. А об ее успеваемости.
Дженна всегда была хорошей ученицей. Но в последний месяц ее оценки понизились. Сегодня она не сделала домашнее задание. И даже не извинилась перед учительницей.
Мы с Миллисент в недоумении. Дженна так прилежно училась, что я даже не проверял еженедельные отзывы преподавателей в сети. После бурного обмена эсэмэсками и звонками мы решаем поговорить с дочерью после ужина.
Миллисент заводит разговор с рассказа о звонке из школы. А затем говорит:
— Объясни нам, что происходит.
В ответ Дженна только мычит, покашливает и мотает головой.
— Я не понимаю, — продолжает Миллисент. — Ты всегда прекрасно училась.
— А смысл? — обретает голос дочь. Она встает с кровати и начинает ходить по комнате. — Зачем это мне, если кто-то может взять и запереть меня в подвале и там истязать и мучить меня?
— Никто с тобой такого не сделает, — говорю я.
— Те мертвые женщины тоже так думали.
Еще один удар под дых. Как будто тебе заехали ледорубом.
Миллисент делает глубокий вдох.
После встречи с Клэр Дженна вроде бы оправилась. Она все время повторяла, что хочет стать следователем. Но все изменилось, когда мы узнали про церковь. Мы стараемся логическими доводами побороть ее страх. Но тщетно. Все, что нам удается, — это взять с дочери обещание, что она будет исправно делать все домашние задания и вежливо разговаривать с учителями.
Когда мы выходим из комнаты Дженны, я замечаю открытый ноутбук на ее кровати. Она проверяла, сколько женщин похищают и убивают каждый год.
Миллисент хватается за телефон, пытается найти другого доктора.
И это происходит на третий день после обнаружения церкви. Никаких свежих новостей о ней нет. Клэр каждый вечер проводит пресс-конференции, повторяя на них то, что нам уже известно.
Четвертый день начинается с лая собаки. У нас в округе их несколько. И определить, которая из них меня будит, невозможно. Но собака не перестает лаять.
Я сажусь на постели: почему мне не пришло это в голову раньше!
Собака! Конечно!
Большой и сильной собаки достаточно, чтобы Дженна ощутила себя в безопасности и защищенной. Собака даже лаем предупредит о приближении чужого человека.
Я готов побить себя за то, что не додумался до этого раньше. Собака могла бы решить многие наши проблемы.
В кои веки я встаю до Миллисент. Когда она спускается в своем спортивном костюме для утренней пробежки, я уже пью кофе и изучаю собак в Интернете. При виде меня жена застывает на месте как вкопанная.
— Мне следует поинтересоваться, почему ты…
— Смотри, — говорю я, указывая на экран. — Это помесь ротвейлера и боксера. Он в приюте.
Миллисент берет из моих рук кофе и делает глоточек.
— Ты хочешь завести собаку.
— Для детей. Чтобы защитить Дженну и удержать Рори от лазания в чужие окна.
Жена смотрит на меня и кивает:
— Великолепная идея.
— Иногда меня осеняет.
— А кто будет ухаживать за этой собакой?
— Как кто? Дети.
Миллисент смеется.
— Ну, раз ты говоришь.
Я расцениваю эти слова как согласие.
В перерыве между уроками я останавливаюсь возле собачьего приюта. Приятная женщина проводит мне «экскурсию», а я объясняю ей, какую собаку мы ищем. Она рекомендует несколько разных собак, в том числе — и того пса, что я уже присмотрел на сайте приюта — помесь ротвейлера и боксера. Его кличка — Диггер. Женщина говорит, что он будет хорошим другом семьи, но детям лучше сначала приехать в приют и познакомиться с ним. Я обещаю ей, что вернусь. Пес немного заряжает меня оптимизмом.
По дороге домой я заезжаю в кафе — выпить холодный кофе с булочкой. В ожидании заказа я сижу за столиком у окна и смотрю по телевизору очередную пресс-конференцию Клэр Веллингтон. Слова бегущей строки заставляют мое сердце екнуть:
В СТАРОЙ ЦЕРКВИ ОБНАРУЖЕНЫ НОВЫЕ ТЕЛА.
А, когда официантка ставит передо мной чашку кофе, я слышу голос Клэр:
— …тела трех молодых женщин были найдены в цоколе церкви.
Остальную часть пресс-конференции я дослушиваю на парковке по радио.
Три женщины. И все убиты недавно.
Наверное, криминалисты неверно установили время смерти. Не может быть, чтобы кто-то захоронил там тела, когда Линдси была еще…
— Состояние двух тел из трех позволило экспертам определить, как эти женщины были убиты. Как и все остальные, они были задушены. И на телах также имеются следы истязаний.
Я почти задыхаюсь, а Клэр не останавливается:
— Мы также обнаружили слова, написанные на стене подвала, за полкой. ДНК-тесты еще не готовы, но группа крови совпадает с группой крови Наоми.
Когда Клэр упоминает о словах на стене, мое сердце замирает.
«Тобиас. Глухой».
61
Наоми не могла написать имя Тобиаса. Она с ним не встречалась.
Я прокручиваю новости в голове, пытаясь понять, как эти слова могли там появиться. Тобиаса знала Линдси. И она знала, что он глухой.
Но ее тело нашли до исчезновения Наоми. Они не могли пересечься и обменяться такой информацией.
Остается Миллисент.
Но это полная бессмыслица. Все — какая-то бессмыслица.
Я отъезжаю от кафе, дослушивая по радио пресс-конференцию. Когда она заканчивается, тему подхватывают дикторы. Они снова и снова повторяют эти слова на стене.
Тобиас.
Глухой.
Наоми не знала о существовании Тобиаса.
О нем знала Линдси.
И Миллисент.
Я останавливаюсь на обочине дороги. В голове такой туман и хаос, что я не могу думать и управлять машиной одновременно.
Тобиас.
Глухой.
Я выключаю радиоприемник и закрываю глаза. Перед ними — одна сцена: Наоми в подвале церкви, прикованная цепями к стене. Я пытаюсь вытряхнуть ее из головы и рассуждать здраво. Но я снова вижу ее — скрючившуюся в углу, грязную и окровавленную.
Меня начинает подташнивать. К горлу подступает желчь. А потом я ощущаю ее во рту. Я выхожу из машины, и в этот момент звонит мой мобильник.
Это Миллисент.
Она уже говорит, когда я отвечаю на звонок.
— Колесо спустило? — спрашивает она.
— Что?
— Ты сидишь на обочине.
Я поднимаю глаза вверх — может, надо мной дрон или камера слежения? Но небо чистое. В нем нет даже птицы.
— Откуда ты узнала, где я?
Миллисент вздыхает. Глубоко, с придыханием. Ненавижу, когда она так делает.
— Загляни под машину, — говорит мне жена.
— Что?
— Под машину. Загляни.
Я встаю на колени и всматриваюсь. Маячок. Такой же, как тот, что я устанавливал на машину Миллисент.
Вот почему я ничего не знал о той церкви.
Моя жена знала, что я за ней слежу.
Осознание того, что происходит, бомбой взрывает мой мозг.
Только один человек мог написать это послание кровью Наоми. Я понял это сразу, как только услышал новость. Просто я искал другое объяснение.
Но объяснение одно.
— Ты подставила меня, — говорю я. — Хочешь навесить на меня их всех. Линдси, Наоми…
— И еще трех. Не забывай о них.
В голове мелькают жуткие картины — как Миллисент одна убивает женщин, пытаясь перевести на меня стрелки.
Теперь я знаю, что она делала, пока я сидел днями и ночами с больной Дженной.
Будущее разворачивается перед моими глазами кровавым красным ковром.
Я снова закрываю глаза, запрокидываю назад голову и пытаюсь сообразить, как Миллисент могла меня подставить. Мои образцы ДНК! Она могла оставить любые следы с ними. И вдобавок к этому полиция разыщет людей, знавших глухого Тобиаса.
Аннабель, Петру. Того же бармена.
Они меня вспомнят.
Все будет указывать на меня.
Мой ум сопротивляется этому. Я ищу отмазки, но их нет. Миллисент все продумала. Как всегда — до самых мелочей. Я чувствую себя так, словно оказался в гигантском лабиринте, из которого нет выхода. Увы, я — не такой блестящий планировщик, как моя жена.
Я хожу вдоль машины. Голова трещит от потрясения.
— Миллисент, зачем ты это сделала?
Она смеется. Ее смех звучит издевательски.
— Открой багажник.
— Что?
— Свой багажник, — повторяет жена. — Открой его.
Я медлю, воображая, что там может оказаться. Что может быть еще хуже?
— Открывай, — требует Миллисент.
Я открываю багажник.
Внутри ничего нет, кроме моего теннисного снаряжения.
— Что ты…
— Запаска, — подсказывает Миллисент.
Мой телефон! Одноразовый! С эсэмэсками от Линдси и Аннабель. Я протягиваю руку, но не обнаруживаю его. Вместо телефона я нахожу кое-что другое.
Карамельку.
Линдси.
Первая, с кем я переспал.
Это случилось после нашей второй велосипедной прогулки.
«Ты милый», — сказала мне тогда Линдси.
«Нет, это ты милая», — сказал ей я.
Голос Миллисент возвращает меня в настоящее:
— Знаешь — просто поразительно, что тебе могут рассказать люди после года заточения.
— Что ты…
— Она видела тебя в ту ночь, когда мы ее схватили. Линдси пришла в себя до того, как ты уехал. И очень удивилась тому, что ты не глухой. Правда!
Меня тошнит. Из-за того, что я делал. Из-за того, что сделала моя жена.
— Самое смешное то, — продолжает Миллисент, — что Линдси думала, что я ее мучаю за то, что она переспала с тобой. Я пыталась ей втолковать, что это не так. Не главная причина, во всяком случае. Но, похоже, она мне не верила.
— Миллисент, что ты натворила?
— Я? Ничего. Это ты натворил. Ты за все это в ответе.
— Я не знаю, что ты себе удумала…
— Не перечь мне.