Гастроном «У Джоя».
Дональд продал это здание одному ООО, то перепродало его другому ООО, которое, в свою очередь, уступило здание третьему ООО. В итоге сейчас это здание является собственностью ООО «Р. Дж. Энтерпрайзис».
Рори. Дженна.
Это было умышленное решение Миллисент — она никогда бы не посчитала его ошибкой. Наши дети — не ошибка. Но она оформила это здание на их имя нарочно.
Я вспоминаю, что происходило шесть месяцев назад. Это было как раз после того, как Миллисент продала три дома подряд. И в ее распоряжении оказалось много наличных.
Денис никогда не была клиенткой Миллисент.
Она — арендатор. Арендатор, которая волею случая оказалась знакомой с сестрой Оуэна.
Зная Миллисент, я не сомневаюсь: она провела много часов, изучая историю Оуэна. И выяснила все, что могла, о нем самом, о его семье, о его сестре и о том, где они жили и учились. Миллисент копалась в поисковике до тех пор, пока не узнала, что Оуэн на самом деле умер. А потом она разыскала того, кто мог это доказать. Сестру Оуэна. И осталось малое — уговорить ее вернуться в страну.
А кто мог лучше всех справиться с этой задачей? Конечно же, старая приятельница с гастрономом, требующим бесконечных вложений.
Миллисент. Все Миллисент! И все за последние шесть месяцев.
Теперь я понимаю ее реакцию на «откровения» в новостях двух Джейн Доу, этих двух «жертв» Оуэна. Миллисент была убеждена, что они обе лгут. Она же знала, что настоящий Оуэн не вернулся. Она уже узнала, что он мертв.
Ее одержимое стремление уничтожить меня могло бы восхитить, не будь средства достижения этой цели столь отвратительны.
И все-таки у меня до сих пор нет доказательств. Только LLC и коммерческое здание. Любой, даже самый плохой адвокат легко докажет, что его приобретение было просто вложением средств, а не частью плана по обвинению кого-то в убийстве.
Я заезжаю обратно в Хидден-Оукс через задние ворота, открыв их с помощью пульта Кеконы. Меня одолевает жгучее желание проехать мимо моего дома. Солнце восходит. Интересно — спят ли дети? Если они, конечно, могут спать. Если бы жили в каком-нибудь другом месте, им бы не давали проходу репортеры. Но здесь иначе. Посторонняя публика сюда не допускается.
Нет, я не проезжаю мимо своего дома. Это было бы верхом глупости.
Вместо этого я возвращаюсь в дом Кеконы и включаю ее гигантский телевизор.
Опять я на экране. И речь только обо мне.
Теперь, когда моя личность установлена, всем есть, что обо мне рассказать. И все делают это на камеру. Бывшие клиенты, коллеги, просто знакомые — все ошарашены и подавлены тем, что я — фигурант такого страшного дела. Фигурант, разыскиваемый полицией.
— Отличный парень. Может быть, слишком вкрадчивый. Но разве можно ожидать иного от тренера по теннису?
— Моя дочь брала у него уроки. И сейчас я просто счастлива, что она жива.
— Я не раз встречал его в клубе. Он всегда суетился насчет клиентов.
— Мы с женой знаем его уже несколько лет. Никогда бы не подумали. Никогда.
— Прямо здесь, в Хидден-Оуксе? В это невозможно поверить!
— Ужасно…
Джоша теперь интервьюируют другие репортеры. Потому что разговор со мной в баре сделал его фигурантом истории.
Мой босс говорит, что я был лучшим профессиональным теннисистом из всех, кто у него когда-либо работал. И сожалеет, что я оказался «таким психом».
И Миллисент. Она не выступает на камеру, и ее фото не показывают по телевизору. Но моя жена составила заявление:
«Я и мои дети просим вас уважать нашу личную жизнь и наше личное пространство в такое невероятно трудное для нас время. Я активно сотрудничаю с полицией, и пока мне к этому больше нечего добавить».
Коротко, по существу. И подписано Миллисент. Наверное, она написала его под диктовку адвоката — скорее всего, одного из ее клиентов. Который прежде был и моим другом.
А теперь у меня остался один Энди. Хотя… Знай он правду, он бы меня убил.
Я думаю о Кеконе. Интересно, а она мне — друг? Поверила бы мне Кекона, находись она здесь? Мы знакомы с ней не менее пяти лет и давно привыкли добродушно поддразнивать друг друга на занятиях по теннису. Даже пропустив урок, Кекона всегда мне за него платила. А когда она устраивала вечеринки, то всегда меня на них приглашала. Делает ли это ее моим другом? Я уже и не знаю.
Я не привык быть один. На протяжении семнадцати лет со мной рядом находилась Миллисент. И большую часть этого времени — дети. У меня была семья, за которую я переживал и которая переживала за меня. Через несколько лет после нашего переезда в Хидден-Оукс мои старые друзья начали жениться, заводить свои собственные семьи, разъезжаться по стране. Но мне казалось не важным, что их больше не было рядом со мной. Я был слишком занят и без них.
Теперь я сознаю свою ошибку. Сосредоточенность исключительно на собственной семье обернулась для меня изоляцией и одиночеством. У меня остался всего один друг, который никогда не должен узнать обо мне правду.
Мою «вечеринку сожалений» прерывает Клэр Веллингтон, которая — я готов побиться об заклад — ненавидит любые вечеринки. Она из тех, кто, явившись на них, постоянно поглядывает на часы, потягивает из бокала минеральную воду и поджидает удобного момента, чтобы улизнуть. Я не знаю, прав ли я, но думаю, что да.
Клэр проводит еще одну пресс-конференцию в пять часов — как раз во время вечерних новостей. Сегодня на ней костюм мышиного цвета, под стать фланели, хотя он сшит не из фланели. Потому-то это Флорида, и костюм из фланели выглядел бы здесь нелепо. Ее прическа немного растрепана, кожа лица посеревшая. Она явно много работает и недосыпает.
— Как всем известно, у нас есть команда людей, которые занимаются установлением личностей трех женщин, найденных в цоколе церкви. Двадцатитрехлетняя Джессика Шарп была первой, кого им удалось идентифицировать. Теперь мы знаем имена двух остальных женщин.
Клэр делает глубокий вдох. Я тоже.
По обе стороны от Клэр установлены мольберты. Но оба портрета завешены. Полицейский в униформе открывает первый из них.
Я прав. Это Бет.
На фотографии она не накрашена, а ее волосы стянуты сзади в конский хвост. Благодаря этому она выглядит не старше двадцати.
— Бет Рэндалл было двадцать четыре. Она родом из Алабамы. А в последнее время работала официанткой в загородном клубе Хидден-Оукса. Не так давно ее родители получили письмо, которое они приняли за письмо от дочери. Кто бы ни был его автор, он утверждал, что Бет переехала в Монтану для работы на ферме.
Миллисент. Ее специфическое чувство юмора! Больше рыбацких лодок она ненавидела только фермы.
— В то же самое время работодатель Бет получил письмо, в котором лже-Бет написала, что у ее семьи возникли проблемы, и она возвращается домой в Алабаму, чтобы помочь родным. И никому даже в голову не взбрело, что это письмо — фальшивка.
Клэр выдерживает паузу, пока камера берет крупным планом фото Бет. А потом поворачивается ко второму мольберту. Я все еще думаю, что там фото Петры. Я не могу припомнить больше никого, кто бы исчез или куда-то уехал. И я долгое время не проверял, как Петра.
Полицейский раскрывает фото.
На этот раз я ошибся. Это не Петра.
Кристал.
Женщина, которая у нас работала.
Та, что меня поцеловала.
Я никогда бы даже не подумал на нее. Не то чтобы я не допускал такой возможности, нет. Но я не видел Кристал уже больше года. Мы не поддерживали общения после того, как она перестала у нас работать.
Неужели Миллисент узнала о поцелуе? И из-за этого убила Кристал? Или это был всего лишь «сопутствующий ущерб», часть более объемного плана Миллисент?
Возможно, я никогда этого не узнаю. Из всех вопросов, которые я бы задал Миллисент, эти не входят в их первую десятку.
Но я склонен полагать, что Кристал призналась Миллисент. И сделала это под пытками.
Я не хочу об этом думать.
Пресс-конференция все еще продолжается, и Клэр представляет человека, имя которого мне знакомо по документальному фильму об Оуэне. Это достаточно известный профайлер, написавший несколько книг о реальных преступлениях. Сейчас он уже на пенсии, но продолжает сотрудничать с органами в качестве независимого консультанта. И этот человек — этот высокий, худощавый и на вид очень дряхлый мужчина — поднимается на подиум и заявляет, что он никогда не сталкивался с таким убийцей как я.
— Он убивает женщин, с которыми знаком шапочно. Таких, как эта кассирша. И он также придумал для себя другую ипостась — глухого человека по имени Тобиас — которой он пользуется, чтобы найти других жертв. Возможно, именно из-за такого разнообразия его методов его так долго не удавалось выявить.
А возможно, и нет. И все это ложь. Только этого никто не говорит.
Моя жизнь разрушается на глазах, словно никогда и не была реальностью. А была всего лишь дорожкой из костей домино, которую выстроила Миллисент. И чем быстрее они падают, тем все меньше мне кажется, что я смогу выпутаться из всего этого.
И все же я смотрю.
Смотрю, пока глаза не разъедает резь, а голова не оседает на затекшую шею.
Четкое, неоспоримое доказательство. Вот что мне нужно. Что-то вроде следов с ДНК на оружии убийцы или видео, на котором Миллисент убивает одну из этих женщин.
Только у меня нет такого доказательства.
Будит меня телефон. За просмотром собственного апокалипсиса я заснул. Уж больно удобные кресла в кинозале Кеконы.
Я поднимаю мобильник и слышу в нем голос Энди.
— Еще дышишь?
— С трудом.
— Я не могу поверить, что они все еще тебя не схватили.
— Ты недооцениваешь мои умственные способности, — говорю я.
— Скорее, чертово везение, — хмыкает Энди.
А меня гложет вина. Энди верит в меня, потому что не знает и половины истории.