— Пойти прогуляться в четыре утра — это вообще нормально?
— Я не могла уснуть, черт возьми! Вы знаете, что мне помогают только прогулки по лесу.
— Почему бы тогда не взять собаку? Ты всегда берешь Сэнди с собой на прогулку. Почему…
— Хватит! — отрезал Билл и женщины замолчали. — Доктор права, она уже не первый раз говорит нам, что ему нужно побыть одному, помните? А нам в это время лучше высыпаться, чтобы набраться сил. Поэтому мы все вчера остались ночевать дома. А теперь надо успокоиться и думать только о Патрике.
— Вот именно, — сказала Мелисса и, скрестив руки, отвернулась.
Но, как ни крути, а Розмари права. Мелиссе следовало оставаться у постели больного, а она предпочла отправиться в лес, чтобы закапывать нож, с помощью которого один из ее детей довел Патрика до такого состояния. Может быть, она совершила ошибку, решив защищать их?
Но при этой мысли она сразу представила себе детей в пижамах, стоявших на лестнице. Вид у них был такой ранимый, бедные малыши! Она знала, что с ее семьей случилось нечто ужасное, и лишь она может это исправить.
Дверь открылась и высунулась голова врача:
— Можете его навестить.
Они шли за ней мимо тихих палат со спящими пациентами, пока не добрались до той, куда перевезли Патрика. Мелисса изо всех сил постаралась скрыть эмоции, охватившие ее при виде мужа. Вид у него стал еще ужаснее — губы посинели, а кожа покрылась жуткими пятнами. Дыхание было сбивчивым, и новая машина, стоявшая у его постели, накачивала его тело кислородом.
Подойдя ближе, Мелисса поцеловала мужа:
— Прости, что меня не было рядом, милый. Прости меня.
И, глядя на него, она осознала, что легко может его потерять… и если это случится, кого-то из ее детей могут обвинить в убийстве.
Глава двадцать пятая
Воскресенье, 21 апреля 2019 года, 10.45.
Папа может умереть. Значит, я стану убийцей.
Я — убийца!!!
Глядя на него теперь, я могу думать лишь об этом. Мама все же заставила нас приехать к нему. Она сказала, что папа может не выжить, что у него началось заражение. Она даже не пыталась смягчить свои слова. Мне кажется, она просто слишком устала. Она слишком испугана, и никто из нас не стал отпираться. Мы знали, что надо ехать, и мы приехали. Теперь мы здесь, и я не понимаю, что я чувствую. Я знаю только, что мой папа — больше не папа. Ну, то есть, несколько недель назад мы говорили то же самое, но теперь эти слова получили совсем другое значение. Видеть его в больничной постели, видеть все эти трубки, подключенные к его телу, его бритую голову было выше моих сил. Мы все это тихонько признали, когда мама вышла в туалет и оставила нас наедине с ним: «Папа — больше не папа.»
Мэдди рассказывала, что чувствовала, когда ее родители развелись. Она говорила о том, как родители вдруг стали в ее глазах совсем другими людьми. Раньше они были одним целым — семьей, мамой и папой. Но когда они развелись, в ее детском сознании они обрели чужие формы. Мэдди понимала это даже в свои пять лет. Ее отец стал молчаливым — он замкнулся в себе и совсем отвернулся от общества. Но больше изменилась ее мама. Она коротко остригла волосы и помешалась на спорте. Мэдди всегда говорила, что она как будто попала в какую-то другую жизнь с другими людьми.
Наверное, именно это произошло с нами и папой еще до того, как мы услышали его ссору с Райаном месяц назад. Наши родители оказались совсем не такими, как нам казалось раньше. Они оказались слабонервными, беспокойными, и в тот раз мне показалось, что вся наша жизнь была ложью. А теперь мы оказались втянутыми в новую жизнь, о которой говорила Мэдди, только наша новая жизнь оказалась полна еще большей лжи, и крови, и трубок, которые тянутся от отца к нам.
Я кладу голову на больничную койку, остальные подходят ко мне, обнимают и стараются успокоить, пока не вернулась мама, потому что я вновь и вновь повторяю: «Прости, прости, прости.»
Все зашло слишком далеко, и теперь я это понимаю. Но что еще можно сделать в тот момент, кроме как молчать? Теперь весь поселок хочет меня убить, хочет повесить — так говорили на этом идиотском собрании. Лучше бы мы с самого начала сказали правду. Но теперь все зашло слишком далеко, и нужно думать уже о маме.
Мама возвращается и обнимает меня.
— Все будет хорошо, — шепчет она. — Все будет хорошо.
Я вспоминаю ее рисунок — старый дуб, в котором она прячется. Ее руки — как кора этого дуба, а ее запах — запах леса.
Родной, теплый, он может защитить от чего угодно.
Но надолго ли?
Глава двадцать шестая
Понедельник, 22 апреля 2019 года, 12.45.
Мелисса выбралась из машины, прикрыла ладонью рот и сладко зевнула. Последние тридцать два часа она провела в больнице с Патриком, покинув его ненадолго лишь для того, чтобы заехать за детьми.
Было так странно видеть их в больнице, наблюдать, как они смотрят на отца, словно на незнакомца. Ее сердце больно сжалось, и ей очень захотелось увидеть своих детей в эту минуту. Они ночевали у Дафны, потому что Мелисса не хотела оставлять их одних, а Билл и Розмари собирались дежурить у кровати Патрика столько, сколько это возможно.
Всю прошлую ночь Мелисса не выходила из палаты. Когда дежурили Розмари и Билл, она пыталась заснуть, сидя на потертом кожаном стуле в палате Патрика. Но каждый его вздох, каждое движение будили ее, и она неслась к его койке, чтобы проверить, дышит ли он или уже нет.
И, слава Богу, он дышал. Он боролся с инфекцией и преодолел самый страшный этап.
— Я в этом и не сомневался, — ответил Билл, когда врач сообщила ему об этом. — У него ведь гены Байеттов.
Мелиссе снова захотелось сказать Биллу, чтобы он заткнулся. Сказать, что чертовы гены Байеттов тут вообще ни при чем, и что нужно благодарить не их, а персонал больницы, работавший не покладая рук, чтобы спасти Патрика. Но она ничего не сказала, потому что знала — это его способ справиться со стрессом. Да, просто верить, что никакая угроза не страшна его идеальному сыну, потому что он — Байетт.
Захлопнув дверь машины, Мелисса поплелась по дороге к дому Дафны. Один из самых маленьких в поселке, он стоял в трех улочках от леса в ряду таких же симпатичных домиков, аккуратно выровненных по одной из стен. Но, к большому неудовольствию соседей, ее дом выделялся из этого ряда особой расцветкой — бледно-зелеными стенами и ярко-голубой дверью. Мелиссе же это нравилось — это было коварно, но очень мило, вполне в духе Дафны.
Мелисса позвонила в дверь. Внутри что-то задребезжало, и вышла Дафна.
— Привет, милая, — сказала она с печальной улыбкой, сжимая Мелиссу в объятиях. Мелисса тоже прижалась к ней. — Как Патрик?
— Самое худшее позади. С ним Розмари и Билл.
— Это хорошо. Тебе надо отдохнуть. Входи, я как раз начала готовить обед, через час все будет. Пирог с начинкой, за уши не оттащишь.
— Спасибо.
Мелисса скинула кроссовки и прошла вслед за Дафной по коридору мимо красивых и ярких полотен на стенах.
— Как там дети?
— Грейс и Льюис ведут себя как обычно. Только очень тихие, но это нормально.
— А Лилли?
Дафна нахмурилась.
— Сама не своя, — ответила Дафна, обводя взглядом лестницу. — Она сидит сейчас в комнате Мэдди, а все остальные гуляют в саду. Загляни к ней, если хочешь.
— Хорошо.
Лилли лежала, свернувшись в калачик на кровати Мэдди спиной к двери. Мелисса подошла к ней, села рядом и погладила ее длинные волнистые волосы.
— Лилли, — позвала она. Девушка чуть заметно пошевелилась, но не повернулась.
— Милая, посмотри на меня, — попросила Мелисса, положив ладонь на макушку дочери. Лилли повернулась. По ее щекам текли слезы, и сердце Мелиссы сжалось. Лилли редко была такой, обычно она держала свои эмоции под контролем.
— Ох, Лилл, — протянула Мелисса, прижимая дочь к себе, и Лилли вжалась лицом в ее плечо. — Бедная моя девочка. Поговори со мной.
— Все это так паршиво, мам, — пробормотала Лилли, уткнувшись в футболку матери. — Все это так паршиво.
— Я знаю, милая, я знаю.
— Папа выглядел так ужасно…
— Сейчас ему уже лучше, — успокоила ее Мелисса.
— Ну, нет же, — странно ответила Лилли и по-деловому вытерла слезы. — Он все еще может умереть.
Мелиссе было больно видеть дочь в таком состоянии, но вместе с тем это же состояние ее успокоило. Пугало только безразличие детей ко всему, что происходило с Патриком. Но теперь она видела, что Лилли действительно боится за отца.
А может быть, жалеет о содеянном?
— Я уверена, он справится, милая, честное слово, — сказала Мелисса. — Сегодня я говорила с врачом, и она сказала, что, может быть, на неделе они попробуют вывести его из искусственной комы.
Лилли широко и испуганно распахнула глаза.
— Это же хорошая новость, правда, Лилли? — Мелиссе очень не понравилась реакция дочери. — Это значит, что папа выживет и понемногу пойдет на поправку.
Лилли отвела взгляд:
— Да, я знаю.
— Мы с тобой так и не поговорили, — мягко сказала Мелисса. — Только ты и я. Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной откровенно, так?
Лилли кивнула. Ее серебристый маникюр неожиданно показался ей очень увлекательным зрелищем.
— Нам с тобой легко общаться, — сказала Мелисса. — Ты всегда это говорила. Не то, что Дафне и Мэдди, верно? — она перешла на шепот. — Помнишь, Мэдди всегда тебе завидовала, что мы с тобой можем обсуждать что угодно. Критические дни, мальчиков, проблемы в школе, вообще все.
— Да, — ответила Лилли, робко улыбнувшись. — Ты самая лучшая.
— Тогда почему ты не хочешь рассказать мне, что случилось в четверг?
Улыбка сползла с лица Лилли:
— Не могу.
— Но ты ведь знаешь, что я на все готова, чтобы помочь вам, ребята, — она придвинулась ближе. — Прошлой ночью я спрятала нож, — прошептала она на ухо Лилли, сжала ее плечо и посмотрела ей в глаза. — Если это не доказывает, что я на вашей стороне, то я не знаю, что тогда доказывает.