— Вчера мне кое-что пришло в голову. Возможно, это глупо, но стоит попробовать, — сказала Лиззи.
— И что же это? — спросила Бек.
— Ну, я вот подумала, а что делают люди в фильмах, когда происходят подобные вещи?
Бек абсолютно точно знала, что сейчас последует.
— Нужно провести сеанс экзорцизма!
Бек услышала недовольный вздох Мэтти из кухни. Он не сказал, что верит ей.
— Я не уверена, — ответила Бек.
— Почему? Если не сработает, ну и ладно.
— Думаю, мы должны попробовать, — сказал Люк.
Это удивило Бек, она всегда считала его скептиком.
— На самом деле я просто хочу попасть в твою спальню, — продолжил он.
— О, заткнись! — Она в шутку ударила его, но заулыбалась.
— Ну, ты все-таки подумай, — предложила Лиззи.
— О’кей, если произойдет что-нибудь еще, тогда мы это сделаем, — медленно произнесла Бек, — но, надеюсь, больше ничего не случится.
Лиззи подняла руку со скрещенными пальцами. Бек и думать не хотела, что такое может повториться. Даже представить не могла, что еще раз испытает подобный страх. Она взглянула на часы: ее смена закончилась.
— Я закончила. Ты все еще хочешь посмотреть вечером фильм? — спросила она Лиззи.
— «Поймай меня, если сможешь?» Да!
— Зуб даю, что вы идете только из-за Лео, — заявил Люк, прислоняясь к прилавку.
— Нет! — воскликнула Бек в тот же самый момент, когда Лиззи завизжала «Да!».
— Бек! — сказала Лиззи. — Не притворяйся, что у тебя не было алтаря Лео в комнате. Я видела!
— Заткнись! Просто говорят, это хороший фильм, ясно?
Люк поднял бровь и посмотрел на нее. На секунду она задумалась — может, и его пригласить. Нет, это будет странно. Бек подождет, пока он сам позовет ее на настоящее свидание. Она прошла в подсобку, переоделась в летнее платье и подхватила свой рюкзак.
— Ребята, пока! — крикнула она, с сожалением думая о том, что сейчас придется открыть стеклянную дверь и шагнуть в обжигающий послеобеденный зной.
72014 год
Несмотря на солнце, в воздухе ощущается морозность. На улице тихо, за исключением легкого шуршания ветерка в сухих осенних листьях и хруста гравия под моими ботинками. Если напрячься, можно услышать урчание автомобиля Андополиса, который катится за мной, пока я возвращаюсь домой тем же путем, что и Бек в последний раз. Но я стараюсь игнорировать этот посторонний звук и наслаждаюсь моментом. Сегодня холоднее, чем вчера. Я держу руки сжатыми в карманах куртки.
Мама хотела выбросить мою куртку: бурое пятно от крови на подкладке так и не отстиралось. В шкафу висело старое пальто Ребекки, нежно-голубого цвета с искусственным мехом на капюшоне. У девочки действительно пошлый вкус в одежде, хотя, возможно, такие вещи были в моде. Я не помню. Вообще, я без проблем могу носить ее пальто — какая разница, на мне и так ее одежда вплоть до нижнего белья, — просто приятно по-прежнему иметь что-то свое. Хотя по правде, эта куртка не моя. А Питера.
Какое-то время он был отличным бойфрендом, с выгоревшей на солнце копной волос и своим постоянным энтузиазмом. Мы оба не работали, поэтому все солнечные дни проводили на пляже. Это было в прошлом году, во время моего увлечения серфингом. Мой гардероб состоял из шорт марки Roxy и вьетнамок. Хотя мы, девочки, не особо серфили; должны были просто сидеть на берегу и смотреть на своих парней. Другим девушкам это, похоже, нравилось. Они носили бикини и работали над своим загаром. Мне это быстро надоело. Я купила доску для серфинга и пыталась заставить Питера научить меня, но он раздражался и терял терпение. Он одолжил мне эту куртку, когда я замерзла на пляжной вечеринке. Потом я застукала его целующимся с одной из тех девчонок в бикини. Я оставила себе куртку не на память, а потому что понимала: денег купить другую у него нет. В прохладные зимние дни мне будет тепло в ней от одной мысли, что он мерзнет.
Я запахиваю куртку плотнее, вдыхаю сладкий запах розовых садов и постриженных газонов. Быть кем-то другим — будоражащее, но и изматывающее чувство. Я наслаждаюсь редким моментом, когда мне не нужно притворяться.
— Остановись здесь! — кричит Андополис из машины.
Он съезжает на обочину и направляется ко мне.
— Ты что-нибудь вспомнила? — кричит он.
Я уже прошла пол-улицы, на которой жила Ребекка, стою в пяти домах от ее двери. Жду, пока Андополис подойдет ближе, и говорю:
— Я помню страх.
— Что еще? — тихо спрашивает он.
— Я думала, что одна.
— Но это не так?
Я думаю о вчерашнем черном фургоне.
— Помню звук ускоряющейся машины.
— Продолжай, — говорит почти шепотом. Он взволнован.
— Визг колес.
— А потом?
— Темнота.
— А затем?
— Это все.
— Ты запомнила машину? Марку, модель? Хотя бы цвет?
Я задумываюсь, стоит ли сказать, что это был черный фургон, но решаю — лучше не надо. Стараюсь не думать о той эсэмэске. Скорее всего, ее отправил человек, управлявший фургоном. Возможно ли, что именно он похитил Бек?
Я разрываюсь с выбором. Если я дам Андополису номер, с которого пришла эсэмэска, он найдет водителя и, возможно, выяснит правду — о Бек, но и обо мне.
— Нет, — наконец говорю я. — Ничего.
— Ты уверена?
— Да.
Он снова пристально смотрит на меня, словно пытаясь разгадать что-то в моем взгляде или изгибе губ. Как будто думает, что я лгу.
— Откуда вы знаете, что все случилось именно на этом месте? — спрашиваю я.
— Мы отследили твой телефон и нашли его здесь. — Андополис ткнул в розовый куст справа от меня. — Он валялся под тем кустом.
Значит, вот где это случилось, на этом самом месте. Я представляю, как эта улица выглядела в темноте, как заколотилось сердце Бек, когда рядом с ней затормозила машина, как они боролись. Она была почти дома.
Прошлое словно повторяется. Я заставляю себя поверить, что фургон вовсе не следовал за мной. Наверное, он просто ехал в том же направлении, вот водитель повеселился, когда я вдруг бросилась наутек. А отправитель СМС просто ошибся номером. Иначе и быть не может. Никто даже не знает, что Бек дома. Они не могут быть связаны. Это просто паранойя.
— Залезай, я отвезу тебя домой, — предлагает он.
— Но мой дом в нескольких шагах, — отвечаю я.
— Садись, Бек.
Я послушно иду к машине и забираюсь на пассажирское сиденье. Андополис садится на место водителя и закрывает дверь, но мотор не заводит.
— Я знаю, ты не хочешь встречаться с психологом.
Я ничего не отвечаю. Опять это дерьмо.
— Поэтому я договорился о сеансе гипноза. Это реально поможет тебе восстановить память.
Сеанс гипноза — худший из возможных вариантов. Мне нужно быстро что-то придумать. Если они и правда загипнотизируют меня, я могу махом во всем признаться. Я делаю глубокий вдох.
— Так хорошо быть дома, — говорю я дрожащим голосом. — Когда я думаю о случившемся, то… то это как большая черная дыра, полная страха и боли, но это все. Думать от этом — словно возвращаться туда.
Он смотрит на меня, его глаза ищут чего-то, но не находят.
— То есть ты не хочешь знать, что произошло?
— Нет! Просто… — Я бы соображала лучше, если он перестанет пялиться. — Думаю, сейчас это будет слишком больно. Я просто живу настоящим.
Он ничего не говорит. Молча пялится. Наверное, вот так он смотрел на Лиззи много лет назад в кабинете для допроса.
— Я думал, что знаю твое лицо лучше, чем собственное. Я провел столько времени, разглядывая твои фотографии. Всматриваясь в твои глаза и пытаясь раскрыть секреты, которые ты хранила. Но сейчас я смотрю на тебя и понимаю, что я совсем не знаю твоего лица.
Черт. От его тихого голоса у меня волосы на руках встают дыбом. Я слышу в нем едва сдерживаемую ярость. Мне было бы не так страшно, если бы он кричал.
— Но вы не нашли меня, разве не так? — говорю я. — Я ждала, но никто так и не пришел мне на помощь. Мне самой пришлось спасать себя. А сейчас просто оставьте меня в покое.
— Прости, Ребекка, но я не могу этого сделать, — отвечает он, — пока не узнаю, кого ты покрываешь.
— Никого! — кричу я. Сейчас это действительно ложь, интересно, чувствует ли он это. Возможно, я покрываю убийцу Ребекки.
Я выскакиваю из машины и бегу к дому. Внутри меня закипает злость. Не только потому, что он раскусил меня, но потому, что никак не отстанет. Его больше волнуют ответы на вопросы, чем сама Бек. Он не просто хороший парень, которого мучит чувство вины. Я его ужасно недооценила. Было что-то мерзкое в том, как он говорил. Не могу сказать, на кого он так сердился — на самого себя или на меня. Возможно, на обоих. Не важно. Это дело почему-то сводит его с ума, и похоже, он думает, что единственный способ вернуть себе покой — это раскрыть преступление. Я никогда не верила в искупление грехов, а он верит. И хочет моего прощения, но я никогда не смогу дать его ему.
Единственное, что говорило в мою пользу, — это ДНК-тест, абсолютное доказательство того, что я Ребекка. Не будь этого, думаю, он давно бы уже раскусил меня.
Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он такой эгоист. Я ненавижу его, но не могу этого показать. Мне нужно как-то склонить его обратно на свою сторону. Если он думает, что я кого-то защищаю, то может начать копать. Задавать вопросы, на которые у меня нет ответов.
Я распахиваю дверь своей спальни. Мама стоит в комнате, спиной ко мне, от неожиданности она вздрагивает.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, сердясь уже на нее. Почему она в моей комнате? Она нашла сигареты под кроватью? Сейчас она тоже во мне сомневается?
— Я просто убиралась, милая, — говорит она, поворачиваясь ко мне. За ней я вижу застеленную кровать. — Прости.
— Ой, извини. Просто… — Я не знаю, что сказать.
— Нет, ты права. Я должна была спросить. — Она опускает глаза, почти съеживается, как будто ждет удара. Я наклоняюсь, чтобы обнять ее, и чувствую, как ее тело напрягается.