— Нет! — прошептала я — не потому, что забыла про таинственных спонсоров-супругов, а потому что не хотела слышать продолжение.
Лоренс все равно продолжил:
— Это Ричардсоны.
Внезапно я мысленно перенеслась в день, когда спилили иву, и заново узнала розовое платьице. Узнала свою умершую внучку. Клэр с мужем так и не смирились с тем, что их ребенок утонул по недосмотру Мелиссы. Они решили, что те кости — их несчастная девочка, и Клэр еще сильнее возненавидела Лизу. Как и в тот роковой день, земля ушла у меня из-под ног. Перед глазами потемнело, и я схватилась за стол.
— Результат отрицательный, — вымолвила я, собственный голос слыша точно издалека. — То есть совпадений ДНК не обнаружили. Кости во дворе ребенку Клэр не принадлежат.
Я не спрашивала, потому что знала наверняка.
— Верно, анализ ДНК показал, что мать ребенка не Клэр, — кивнул Лоренс. — А вот с ДНК ее мужа другая картина. Кости с вашего двора однозначно принадлежат ребенку Тренера Ричардсона. При таких жутких обстоятельствах Клэр узнала, что ее муж ходил налево. Рик в выражениях не стеснялся, надеясь, что Клэр разозлится на супруга и скажет, кто мать ребенка. Не на ту напал! Эта женщина без нервов. Никаких сцен она не устроила, а, как говорит Рик, словно окаменела. «Домой!» — сказала она Тренеру, как собаке команду дала. Они оба встали и вышли из кабинета. — Лоренс рассказывал дальше, но его слова доносились точно через толстый слой ваты. — Рик хотел допросить Тренера, но Клэр окружила и себя, и мужа целым батальоном адвокатов. Поэтому Уорфилд снова… Джинни, Джинни, что такое?
Я вскочила и словно по воздуху понеслась — так быстро двигались мои ноги. Бегом из кабинки, скорее, быстрее! Я налетела на Джона с подносом, заставленным китайской едой, отшатнулась и услышала тот же звук, что раздавался у меня внутри, — все звенело, гремело, дребезжало. Лоренс крепко обнял меня за плечи. Мы стояли среди моря битой посуды и рассыпавшейся еды. Цыпленок генерала Цо так напоминал окровавленные останки растерзанного зверька, что у меня сжался пищевод. Я билась и извивалась в объятиях Лоренса, пытаясь вырваться.
— Нет! Нет! — причитал Джон.
— Нет! Нет! — вторила ему я.
— Джинни! — закричал Лоренс, словно призывая мой дух обратно в тело. — Ты куда?
Я прикусила язык, чтобы ненароком не ответить. Разве непонятно? Я собиралась палить Тренеру Ричардсону в лицо, пока тот не окочурится. Потому как Лизе было четырнадцать, когда она забеременела и соврала, что отец ребенка — парень с ярмарки. Я снова попыталась вырваться: хотелось найти пистолет и застрелить мерзавца. Только Лоренс затолкнул меня обратно в кабинку, сел рядом и снова обнял, не давая шевельнуться. Он подождал, пока я не прекратила пинаться и толкаться. Он подождал, пока я не обессилела, потом встал и загородил выход.
Лоренс что-то говорил, успокаивал меня, потом вытащил из бумажника не то деньги, не то кредитку и вручил Джону, а я сидела и молча таращилась — корова коровой. Наш ужин разлетелся по темно-синему ковру, как останки сбитого машиной животного. Господи, какой же дурой я была! Вот почему Мелисса отвернулась от Лизы. Не потому что беременность мешала развлекаться, а потому что Лиза украла у нее отца. К горлу подкатила тошнота. В то время внешне Лиза мало отличалась от взрослой женщины, но ей было всего четырнадцать. Я должна, я просто обязана застрелить мерзавца! Какой закон запретит матери убить взрослого мужчину, совратившего ее юную дочь? Я хотела встать и пойти за Ричардсоном, но Лоренс снова сел рядом, заблокировав меня в кабинке. Джон исчез.
— Джинни, — тихо, но взволнованно начал Лоренс, — дай мне слово. Поклянись, что, если провести анализ ДНК, между тем ребенком и тобой совпадений не будет.
Я смотрела на Лоренса и чувствовала, что понемногу прихожу в себя. Внезапно объяснение нашлось стольким вещам, что сразу все не обдумаешь. Лиза сказала Клэр, что Тренер — отец Мози, и шантажировала ее, вымогая деньги на учебу Мози в Кэлвери. Вряд ли Клэр поверила ей полностью, иначе не позволила бы мужу остаться в школе. Не поверила, но встревожилась достаточно, чтобы раскошелиться. Думаю, Клэр убедила себя: Лизе она не верит, но платит, чтобы пресечь грязные сплетни и спасти честь семьи.
Поэтому она и отравила Лизу — задумала и шантаж остановить, и себя успокоить. Зачем мучиться, гадая, есть у мужа грязные тайны или нет?
Когда нашлись кости, Клэр решила, что это ее дитя, что ее малышку погубил не океан, а Лиза. Теперь ей известно: ее муж — отец Лизиного ребенка и тот ребенок умер. Голову в песок больше не спрячешь. Значит, теперь Клэр терзает другой вопрос: откуда наша Мози.
Взять себя в руки казалось невозможным, но ради своих девочек я должна была это сделать — и сделала. Все эмоции я затолкала в коробку, где много лет хранила секс, и завалила тысячей других коробок. Лишь потом я встретила обеспокоенный взгляд Лоренса, вдохнула и медленно выдохнула.
— Джинни, поговори со мной! — взмолился Лоренс.
Слишком много ошибок и преступлений. Я поверила, когда Лоренс сказал, что ради меня готов нарушить закон, но слишком любила его, чтобы об этом просить. Еще один глубокий вдох — я окончательно взяла себя в руки и, немного успокоившись, облекла отдельные крупицы правды в словесную форму. Нужна правда и только правда. Лоренс — коп, на лжецов у него профессиональный нюх. Убедившись, что в приготовленных словах ни капли лжи, я их озвучила.
— Лоренс, те кости не мое дитя. Я никогда в жизни не крутила роман с мужем Клэр Ричардсон. Я бы скорее змее отдалась. Лиза — мой единственный ребенок. Она рожала всего раз. Мози — моя внучка.
На моих глазах облегчение расслабило плечи Лоренса, поднялось к его глазам, растеклось по конечностям.
— Вот и хорошо. Но зачем тогда… — Он не договорил, снова задумавшись. Это следовало пресечь в зародыше.
— Клэр винит мою семью, главным образом Лизу, в том, что в тот роковой день случилось на пляже с Мелиссой и ее младшей дочерью. — Я по-прежнему говорила одну правду. — Она уже давно нас ненавидит. Пятнадцать лет назад вокруг моего двора забора не было. Прямо за домом начинался лес, любимое место Лизы и всех безбашенных детей Иммиты. Они там сексом занимались, курили травку, пробовали наркотики посерьезнее. Лоренс, подумай о хронологии событий. Если Клэр впрямь отравила Лизу, то сделала это раньше, чем нашлись кости.
— Да, верно, — кивнул Лоренс. — Но зачем Клэр ее травить? Зачем нанимать Морисси и устраивать слежку?
— Думаю, Лиза нашла компромат и шантажировала Клэр, чтобы оплатить учебу Мози в Кэлвери. Наверное, Клэр хочет выяснить, много ли нам известно. — Я едва не изменилась в лице, потому что вдруг поняла, почему Лиза так стремилась отправить Мози в частную школу. Чтобы держать ее подальше от Тренера! Либо потому, что Тренер считал Мози своим ребенком, либо потому, что, по Лизиному мнению, юным девочкам лучше к нему не приближаться, либо по обеим причинам. — По-моему, забеременеть от Тренера Ричардсона могли сколько угодно женщин. Но меня интересует не это, а лишь то, что Клэр пыталась сделать с Лизой. Пожалуйста, Лоренс, пожалуйста, пусть кто-нибудь проверит этот стакан!
После недолгих размышлений Лоренс взял у меня пакет со стаканом и спрятал в карман куртки.
— Будь по-твоему. За одним парнем из лаборатории должок. Серьезный должок! Так что результаты анализов мы получим быстро. Понадобится что-то еще — звони. К черту ноябрь!
— Нет, только стакан проверьте! — попросила я, а потом сидела и смотрела на Лоренса, словно запоминая его морщинки от смеха и золотистые крапинки в глубоко посаженных карих глазах. Мы не увидимся, пока не обретем свободу, причем оба.
Судя по выражению лица, Лоренс тоже запоминал, а потом тихо произнес одно-единственное слово — «ноябрь».
Я повторила его, потому что сказать «ноябрь» легче, чем выжать из себя «прощай».
Когда мы уходили, Джон и молодая официантка стояли в фойе у пруда с рыбками, шептались и откровенно глазели на меня.
— Извините нас! — громко сказал Лоренс, и мы вышли на улицу.
Он проводил меня до машины, но, прежде чем я успела сесть в машину, сжал в объятиях. Я подняла голову, и он приник к моим губам. Как хорошо, как же мне хорошо — я льнула к Лоренсу и впитывала его запах. Мне по-прежнему хотелось пойти и выстрелить Тренеру в лицо, но я чертовски устала. Эх, были бы силы, я вознеслась бы на небеса и выстрелила бы в лицо Богу.
— Грядут перемены к лучшему, — заверил Лоренс, будто прочитав мои мысли. — Клянусь тебе, Джинни, клянусь, все образуется.
Хотелось ему верить, но такого лихого года, как этот, у меня еще не было. Порой я даже надеялась, что не доживу до шестидесятилетия и Господь больше не подденет меня перстом. Каждые пятнадцать лет в некой космической лотерее я выигрывала говнопад в лучших традициях Ветхого Завета. А хорошее ни разу.
Потом, как ни странно, на ум пришла молитва. Жалкая, по-детски эгоистичная и наивная, но все же молитва, хотя мы с Господом не разговаривали уже много лет. Такое вот «за что меня так?», но в той молитве было что-то еще. Я взывала к Господу из бессловесной своей глубины, спрашивала, не полагается ли мне какой-нибудь хороший выигрыш?
Вдруг он нарушит традицию и ниспошлет мне огромное, незаслуженное, неожиданное счастье?
На ответ я не надеялась. Я ведь даже не верила, что Господь, на которого я так злилась, существует. Тут Лоренс уткнулся мне в волосы, словно вдыхая меня, словно я была кислородом, без которого он не мог жить. Я снова подняла голову, и он снова меня поцеловал, и ничего на свете мне не хотелось так, как лечь рядом с ним. Пусть целует меня, ласкает, чтобы все остальное подевалось куда-нибудь, хоть ненадолго.
Лоренс отстранился и, глядя, как он улыбается, я вдруг поняла, что не должна бы вроде ощущать где-то внизу этот вот тугой жгут нарастающего жара. Я немного запуталась в датах, но сегодня мне полагалось лежать в жутких трениках, свернувшись калачиком, пить чай и маяться, в полном соответствии с ежемесячным графиком. Теперь я смотрела на Лоренса, но не видела его, погрузившись в несложные подсчеты.