И когда Наташа начинает осознавать всю шаткость своего положения, ее мир внезапно разваливается на части.
В один миг все переворачивается, и она больше не знает, кому верить и на кого полагаться. Ее поглощает хаос, бороться с которым ей придется в одиночку.
Достанет ли у нее сил противостоять искусно сплетенной интриге?..
Пролог
У моей постели сидит ангел в сияющем нимбе светлых волос. Над правым ухом раздается небесная музыка — высокое монотонное пиканье. Здесь тепло и странно пахнет. Я парю на мягком белом облаке боли.
Она прекрасна, мой ангел. Ее глаза сияют радостью. Я не знаю, кто она, но черты ее лица кажутся знакомыми. Мы словно знали друг друга в ином месте, в ином, отдаленном, времени — прошлом или, быть может, даже будущем.
Неужели это Эмили?
Эмили.
Я произношу ее имя, но звук остается у меня в голове. Рот пересох, и в горле что-то мешает. Во сне мне казалось: это змея пытается заползти мне в желудок. Но это не змея, это трубка.
Ангел держит на коленях чью-то руку, видимо, мою. Рука кажется безжизненной, как будто принадлежит кому-то другому. Ангел нежно сжимает ее, потом смотрит на меня, ожидая, что я сожму ее ладонь в ответ. Мне так хочется это сделать, дорогая, но я не могу. Мне хочется рассказать тебе через пожатия все, что случилось, но я не в силах.
— Ты снова с нами, — говорит Эмили.
Вот только она не может быть Эмили, ведь это означало бы, что меня не было так долго, что она успела стать взрослой женщиной.
От нестерпимо яркого света перед глазами все расплывается. Я несколько раз моргаю, она наклоняется ко мне, и ее лицо растворяется в слезах. Все, что я могу различить, — это два размытых пятна и розовую линию, растянутую в улыбке. Я чувствую, что она часть меня. Что мы одна плоть.
Вытащи трубку, пожалуйста, пожалуйста, вытащи трубку. Но слова остаются беззвучны.
Свободной рукой она гладит меня по лбу, отбрасывает прядь волос. Как долго она уже сидит здесь, ждет, тратя свою драгоценную жизнь в надежде, что однажды я приду в сознание? Я ведь действительно в сознании — или это тоже сон?
Мой ангел склоняется ко мне. Я чувствую на шее ее нежное дыхание, когда она шепчет мне на ухо:
— Что они с тобой сделали?
Часть 1
Глава 1
Обычно я возвращаюсь домой по красивой дороге: перехожу по железному мосту на ту сторону реки и иду вдоль большого поля, разбитого на площадки для разных видов спорта, — здесь его называют просто Зоной. Но в эти выходные в городе проходит музыкальный фестиваль, поэтому путь мне преграждают временный забор и пластиковая лента, как на месте преступления. Остановившись у заграждения, я смотрю на детей в очереди за браслетами. Родители-хиппи со спутанными дредами и цветными татуировками стоят рядом с маленькой девочкой в коляске, доверху нагруженной походным снаряжением.
Пора домой — хотя там я еще не чувствую себя как дома. В любом случае, пора обратно.
Через поле не пройти, поэтому приходится снова пересечь реку и направиться по дороге. Но оказывается, что и дорога перекрыта: проезд только для участников фестиваля. Распорядитель в ярком жилете говорит мне обогнуть задами. Вот только задами чего? Непонятно.
В отличие от большинства местных жителей, я родилась не в этом городе. Здесь я всего несколько месяцев, передвигаюсь исключительно на работу и с работы и иногда езжу на автобусе до большого супермаркета рядом с регбийным клубом. Маргарет из отдела финансов пообещала сводить меня на матч, когда начнется сезон. К сожалению, я терпеть не могу регби, да и спорт в целом, но Маргарет взяла меня под крыло, поэтому отказаться будет нелегко. Нужно начать заводить друзей, предпочтительно моего возраста, но я еще не готова.
Похоже, под «задами» имелся в виду индустриальный район — лабиринт зданий с плоскими крышами, решетками на окнах и пробивающейся сквозь асфальт травой у входов; большинство из них сдается в аренду. Вдоль угнетающих улиц тянутся металлические заборы, на воротах висят ржавые замки. Я прохожу мимо камер видеонаблюдения, надписей «Осторожно, собаки» и табличек с громкими объявлениями, гласящими, что район патрулируется круглосуточно. Сплошное вранье. Здания заброшены, в них не осталось ничего, что можно украсть.
В этот момент из-за угла мне навстречу выходит человек со свирепой на вид собакой. Он смотрит прямо перед собой, но когда мы оказываемся рядом, собака натягивает поводок и хорошенько меня обнюхивает. Я сворачиваю за угол и чуть не сталкиваюсь с группой подростков, которые сидят, вытянув ноги, на стене. Двое в болтающихся на тощих телах футболках кружат по дороге на велосипедах с маленькими колесами, самоуверенно свесив руки. Они едут за мной, но через несколько метров возвращаются к приятелям.
Не стоило идти этой дорогой. Я единственная, кто на это решился. Местные явно знают, что от индустриального района лучше держаться подальше.
До меня доносятся глухие удары басов — похоже, фестиваль начался. Я шагаю в такт музыке, позволяя ритму поглотить меня: 1-2-3-4, 1-2-3-4. Не та музыка, под какую я пошла бы танцевать, слишком тяжелая и напористая, но от ее звуков мне не так одиноко. Спокойнее.
Где я сейчас относительно своей квартиры? Я достаю телефон и ищу на карте свое местонахождение. Вот она я, одинокая стрелка среди серых квадратов и безымянных улиц, где голубая линия реки — единственный ориентир. Хмм… Дальше — налево, потом по изгибающейся полукругом дороге.
Запах, долетающий с пивоварен, крепчает, даже несмотря на то что большинство из них расположены к северу от города, а я иду на юг. Здесь все зависит от того, куда дует ветер, — во всяком случае, так говорят. Иногда я чувствую запах пивных дрожжей повсюду: он цепляется к волосам и одежде, забивает нос.
— Не волнуйтесь, скоро вы привыкнете, — сказал мой начальник, когда я упомянула об этом на собеседовании. Так я поняла, что меня взяли.
Это неплохой городок. Могло быть и хуже. А так здесь есть торговый центр с обычными брендами, кинотеатр, музей пивоварения и арт-центр, расположенный в здании бывшего бутылочного завода. Я как-то взяла их рекламную брошюрку и прочитала, что там можно записаться на уроки керамики, рисования, изготовления украшений, ушу и зумбы. Обычные курсы, только гораздо дешевле, чем я привыкла. Надо как-нибудь попробовать. Нельзя каждый вечер сидеть одной в квартире, я так с ума сойду.
Поправка. Уже сошла. Сумасшествие теперь моя норма жизни. Я должна «научиться снова любить себя», но кажется, будто это невозможно.
Дорога плавно сворачивает, и в поле моего зрения возникает низкое одноэтажное здание. Красно-сине-белое, с потрепанной табличкой над опущенной металлической дверью: «Автомастерская «Мортон» — техосмотр за пять минут!» Снаружи стоит БМВ с тонированными стеклами, дверь у переднего сиденья распахнута, и мне видны свисающие оттуда голые ноги. Гладкие белые икры. Женские ноги. На ступнях с грязными пятками болтаются желтые шлепанцы. Она лежит на животе, и, судя по всему, ее голова там, где должны быть колени водителя.
Из машины доносится грубая, агрессивная музыка, заглушая успокаивающие звуки фестиваля, захватывая все воздушное пространство. На земле, прислонившись спиной к гаражу, сидит еще одна девушка, в мешковатых штанах и пуховике. Одета по-зимнему, хотя сейчас июнь, прихлебывает пиво из банки и затягивается косяком. Рядом стоят два парня, лицом к стене, склонившись над чем-то. Один высокий и тощий, как героинщик, в растянутых трениках и мешковатом жилете. Второй, с крысиными хвостиками на затылке, пониже и выглядит более упитанным, на нем свисающие драные джинсы и заляпанная грязью и краской куртка. Вся картина предстает передо мной целиком. Так вот куда ходят оторваться в славном торговом городишке Мортоне-на-Тренте.
Не останавливайся. Не глазей на них. Иди своей дорогой, но не беги. Просто смотри вперед и иди ровным шагом.
Когда я подхожу к гаражу, сидящая на земле девица грубо окликает парней, и они оборачиваются. Их взгляды мгновенно устремляются к моему телефону, как мухи к меду. Я все еще, как дура, держу его в руке, чтобы смотреть на карту, и теперь уже слишком поздно его прятать. Тот парень, что пониже, остается на месте, съежившись в тени и отвернувшись к стене, но второй, пошатываясь, подходит ближе.
— Эй! — окликает он. — Эй! Ты! Ты чего здесь?
Он останавливается передо мной, загораживая дорогу, и кивает бритой головой, уперев в бока тощие руки.
— Потерялась? — усмехается девица в пуховике, потом встает и тоже подходит.
Во рту у меня становится сухо, коленки начинают дрожать. Я делаю шаг вправо, но парень снова преграждает мне дорогу, тогда я шагаю влево, и он повторяет за мной. На другую сторону улицы не перейти, мешает машина, а разворачиваться и бежать бессмысленно. Я на каблуках, в которых хожу на работу, и он, хоть и наркоман, в два счета меня догонит. К тому же есть еще эта пьяная девица и второй, жмущийся к стене, парень, не говоря уж о распростертой девице в шлепанцах и о том, кто с ней в машине. У меня ни единого шанса.
Парень протягивает руку:
— Давай по-хорошему.
Я знаю, что надо просто отдать ему все. Телефон, сумочку, кошелек с кредитками, 50 фунтами и, самое главное, бесценной фотографией, которую я никогда не смогу заменить. Голос у меня в голове умоляет: «Не возражай, не сопротивляйся, просто дай ему все, что он хочет». Но я не могу. Я просто не могу.
— Это дерьмо того не стоит, — произносит из тени второй парень. — Она видела твое лицо, дебил.
Я пошатываюсь, как будто от удара под дых.
Этот голос.
Я бы узнала его где угодно.
Но это не может быть он. Невозможно. Мой мозг, наверное, обманывает меня. Стрессовая ситуация оживила в памяти прошлое, и оно смешалось с настоящим. Совпадение, только и всего. Это никак не может быть он.
— Сейчас же фестиваль, — продолжает голос. — Повсюду гребаные легавые.
Я должна быть напугана, но забываю про страх. Та же легкая хрипотца. Те же интонации. Неспешный ритм. Я всматриваюсь в тень, но мне удается разглядеть лишь его затылок. Нет… волосы слишком длинные, и он ни за что не стал бы ходить с такой грязной головой. И в такой отвратительной одежде. Это не может быть он. Он никогда бы так не опустился.
Втянув щеки, я набираю достаточно слюны, чтобы выдавить:
— Мне не нужны неприятности. Просто отпустите меня, и, обещаю, я не пойду в полицию.
Снова раздается знакомый голос:
— Пусти ее, чувак.
Бритоголовый неохотно отступает в сторону:
— Ладно, проваливай. Пошла.
Я прохожу мимо него с высоко поднятой головой. Иду ровным шагом, хотя меня так и подмывает сбросить туфли и рвануть.
Никто меня не преследует. Когда я отхожу на достаточное расстояние от гаража, музыка в машине стихает, и звуки концерта снова становятся слышны. Бум-бум, 1-2-3-4, 1-2-3-4. Я прохожу еще пару сотен метров, потом сворачиваю за угол.
Мир вокруг возвращается в норму. Я оставляю индустриальный район позади и перехожу через дорогу на светофоре. Слева от меня знакомый круговой перекресток, в центре которого — пестрая клумба, высаженная к конкурсу на лучший городок в Великобритании. Слава богу, я всего лишь в половине километра от дома.
Я сворачиваю на Ашби-лэйн, поднимаюсь в гору, прохожу вдоль вереницы магазинчиков и наконец поворачиваю на третью улицу справа.
Моя квартира находится на первом этаже таунхауса в середине улицы. Это мрачный, плохо спланированный дом: мне приходится ютиться в двух узких комнатушках и крохотной ванной. Надо мной, вроде бы, никто не живет: по крайней мере, я никого не встречала и не слышала. Каждый день приходят письма, адресованные десятку разных людей, — их я складываю у лестницы.
Два месяца назад, когда я сюда въехала, на двери был всего один хлипкий замок. Я поставила еще один, покрепче, и вдобавок к нему две щеколды. Теперь я запираюсь на все замки и засовы и задергиваю шторы на всех окнах. Мой желудок сейчас не в состоянии принимать пищу, поэтому я завариваю себе мятный чай и беру кружку в постель.
Чудом пронесло. Если бы второй парень промолчал, кто знает, что случилось бы. Я вытаскиваю из кошелька фотографию и целую ее. Потом кладу под подушку. Больше не буду брать ее с собой на работу, чтобы украдкой взглянуть в туалетной кабинке во время обеденного перерыва. Пусть с этого момента обитает здесь, в безопасности.
В голове все еще звучит голос моего заступника. Я мысленно сверяю модуляции с теми, что хранятся в моей памяти. Действительно ли они совпадают или мне просто почудилось? Если подумать, парень с улицы выглядел более худым, это был наркоман, бездомный. Если бы только я смогла разглядеть его лицо, это успокоило бы мои страхи.
Помог ли он мне по доброте душевной или тоже меня узнал? Может быть, ему уже известно, что я здесь, и он намеренно меня разыскивает. Я сердито отбрасываю эту мысль. «Не выдумывай. Это просто глупо». Никто не знает, где я. Между мной и тем местом, где все произошло, больше трехсот километров. К тому же, если бы это действительно был он и он действительно узнал меня, он бы стал подзуживать приятеля, а не спасать мою шкуру.
Так что это был не он, о’кей? Я со стуком ставлю кружку на прикроватный столик и беру книжку, которую читаю перед сном, но мои пальцы, переворачивая страницу, замирают.
А если все-таки он?
Глава 2
Я всегда знала, что он разговаривает с ней, даже если не слышала мелодии, которую он поставил на ее звонки. Это было видно по тому, как он прижимал к щеке телефон, приглушая голос, чтобы мне не пришлось слушать. По тому, что он никак не поддерживал разговор, даже не вставлял реплики типа «хорошо» или «м-м-м». Не то чтобы ее это задевало. Он мог сунуть телефон под диванную подушку, закончить ужин, помыть посуду и сделать себе кофе — она бы даже не заметила. Она все говорила и говорила, почти не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Вечно портила нам вечер. Я понимала почему и, если честно, не винила ее. Уверена, если бы мы поменялись местами, я бы вела себя точно так же. Но все же мне хотелось, чтобы хоть раз, один-единственный раз, Ник сказал: «Давай поговорим в другой раз, я ужинаю», или: «Я смотрю кино», или даже: «Прости, Джен, я хочу провести вечер с женой».
Я отнесла его тарелку с остатками еды обратно на кухню. Духовка была еще теплой, поэтому я запихнула тарелку туда. Постояла на кухне, прислушиваясь к тишине в гостиной и гадая, что ей понадобилось на сей раз. Помощь с какими-нибудь бытовыми неурядицами или ей просто захотелось услышать его голос? Она явно проводила вечер пятницы в одиночестве и, скорее всего, уже выпила полбутылки джина. Это происходило регулярно, и ситуация никак не улучшалась. Для Джен время оказалось не таким великим целителем, каким его принято считать.
Разговор все не заканчивался, поэтому я на цыпочках поднялась наверх и тихонько открыла дверь в комнату Эмили. Она крепко спала, и кружащийся над ее головой ночник отбрасывал ей на лицо тени пластмассовых снежинок. Ее светлые с рыжеватым оттенком волосы прилипли к влажным от пота розовым щечкам, руки, как обычно, тесно обвились вокруг жирафихи Джеммы. Я нагнулась поцеловать ее в лоб, вдыхая запах детского шампуня. Она была моей первой и единственной, моим бесценным сокровищем. Я не представляла жизни без нее. Когда я вспоминала о друзьях, которые от меня отвернулись, о разладе в отношениях с матерью, о неодобрении семьи Ника, о проблемах с Джен — когда, признаюсь честно, меня охватывали сожаления, — я всегда думала об Эмили. Какую бы цену ни пришлось заплатить, говорила я себе, она всегда будет того стоить.
Она хныкнула во сне и снова мирно засопела.
— Люблю тебя, — прошептала я, прежде чем крадучись выйти из комнаты и закрыть дверь.
К моему удивлению, телефонный разговор закончился, и Ник на кухне голыми руками пытался достать тарелку из духовки. Чертыхнувшись, он уронил ее на гранитную столешницу и стал посасывать обожженные пальцы.
— Прости, я думала, вы надолго, — сказала я. Рекорд был 53 минуты; я старалась не считать, сколько времени они разговаривают, но у меня не получалось. — Все в порядке?
— Да, да. У бедняжки разболелась голова, ей пришлось отключиться.
Мы вернулись в гостиную и снова сели за стол, но романтическое настроение испарилось. В воздухе появился холодок, свечи отбрасывали ироничные отблески на наши вытянутые лица. Ник казался усталым, а у меня начало звенеть в голове от алкоголя.
«Не спрашивай, о чем они говорили», — мысленно велела я себе. Ник только что вернулся из деловой поездки, предполагалось, что нас ждет праздничный вечер. Я постаралась привести себя в порядок, чтобы понравиться ему. Постелила свежие простыни, приглушила свет в спальне и включила диффузоры с экзотическим ароматом. Поправила лямки на кружевном лифчике с пуш-апом из дорогого комплекта, что он подарил мне на Рождество. Этот вечер должен был стать особенным. «Не позволяй ей все испортить», — велела я себе, зная, что вред уже нанесен. Я почти видела, как ее призрак сидит за столом, промокая глаза краешком салфетки.
Ник увлеченно вернулся к еде, а я уставилась в тарелку, вспоминая, как с радостным предвкушением чистила лук-шалот и обжаривала сало в масле, как вылила целую бутылку красного вина на бесстыдно дорогую говядину. Я была не самой лучшей поварихой, но я старалась. Родители Ника очень любили расписывать, как потрясающе готовит Джен, как она одним мановением ложки создает кулинарные шедевры, — так оно, скорее всего, и было, но говорили они это для того, чтобы меня задеть.
— Просто пальчики оближешь, дорогая, — сказал Ник, подливая вина в бокалы. — Ты устроила настоящее пиршество. Хотя за последнее время я так объелся деликатесов, что был бы рад и яичнице в хлебе.
«Вот и вся похвала за труды», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Я цеплялась за наш вечер кончиками пальцев. Он мог полететь в тартарары из-за одного лишь неудачного слова.
— Знаешь что? Хейли собирается крестить Итана, — сказал Ник через некоторое время.
Я нахмурилась.
— С чего бы? Она же не особенно религиозна. Остальные дети ведь некрещеные?
Итан был поздней неожиданностью, плодом неудачной вазэктомии. В свои сорок три Хейли уже считалась «старородящей матерью», она сильно рисковала, забеременев. Может быть, подумала я, она решила таким образом отблагодарить Господа за благополучное появление сына на свет. Или, скорее, хотела сделать так, чтобы тому наверняка досталось место в церковно-приходской школе их округа. Я не слишком хорошо ладила с младшей сестрой Ника — и неудивительно, учитывая, что та была лучшей подругой Джен.
— Она хочет, чтобы мы были крестными, — сказал Ник, отрывая кусок хлеба и собирая им насыщенный соус.
— Что? — засмеялась я, откладывая вилку. — Я же для нее адская стерва.
Он покраснел и опустил глаза.
— Прости, я имел в виду, мы с Джен. — Мне в живот как будто вонзилось холодное, острое лезвие. — Джен вне себя от радости. Ты же знаешь, она обожает детей. Из нее выйдет потрясающая крестная.
— Прости, но так не пойдет, — ответила я срывающимся голосом. — Это неправильно. И Хейли должна это понимать, — я замолчала, дожидаясь ответа, но его не последовало. — Что ты ответил, когда она попросила?
— Хейли? Она еще не просила. Джен позвонила, чтобы предупредить. Она беспокоится, что тебе будет неприятно, но надеется, что ты поймешь.
— Нет, не пойму, — я отбросила салфетку и резко отодвинулась на стуле. — Ник, это несправедливо. Нельзя позволять Хейли вытирать об меня ноги. Я твоя жена.
— Они с Джен дружат еще со школы. Это не имеет никакого отношения к… сама знаешь… к разводу.
— Твоя сестра меня ненавидит, и родители тоже.
— Нет, ты несправедлива. Они потрясены, что я бросил Джен, но уже смирились. Они видят, как я счастлив с тобой, и они без ума от Эмили, — он встал и попытался меня обнять. — Я поговорю с Хейли. Наверняка у Итана могут быть две крестные.
— Не хочу я быть крестной, — ответила я, отстраняясь. — Я не верю в Бога. Так же, как и ты.
Ник примирительно поднял руки.
— Но я не хочу огорчать Хейли.
— Конечно. Я единственная, кого ты не против огорчить.
— Милая, это неправда, и ты это знаешь.
Я промолчала, сдерживая себя. Мне совсем не хотелось ссориться, но так трудно было не поддаться на провокацию. Я представила, как сестра Ника поднимает у себя дома бокал вина, триумфально смеясь. Для нее не было ничего более приятного, чем сеять между нами зерна раздора.
— Я понимаю, как тяжело Джен, — сказала я, помолчав, — но ей нужно забыть о тебе. Двигаться дальше. Найти себе кого-нибудь. Знаю, это звучит ужасно, но…
— Нет, ты права, — вздохнул он. — Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Джен давным-давно стала членом нашей семьи. Мы не можем просто вышвырнуть ее, это было бы жестоко. К тому же все ее любят.
— А ты? Ты ее любишь? — я глубоко вздохнула, страшась того, что услышу в ответ.
— Конечно, нет, — быстро ответил он. — Тебе не надо даже спрашивать. Мы с Джен через многое прошли вместе, но я никогда ее не любил, не по-настоящему, не так, как тебя.
Его слова проникли мне прямо в сердце, и я задержала их там на мгновение, поглаживая.
Потом спросила:
— Не думаешь, что пора сказать ей правду? Ради ее же блага?
— Нет. Достоинства правды сильно преувеличены, — не моргнув глазом ответил он.
Я уставилась на него, не веря своим ушам.
— Нельзя так говорить… Правда — это главное!
— А вот и нет. Люди все время искажают правду. — Он прошелся по комнате и остановился у мраморной каминной полки, на мгновение отвлекшись на фотографию нас троих, сделанную через несколько часов после рождения Эмили. — На следующей неделе я обязан сказать правду в суде, — продолжил он. — Правду, только правду и ничего, кроме правды. Но если я это сделаю, то лишусь прав. А я этого не заслуживаю, я хороший водитель.
Месяц назад Ника остановили, когда он проехал на красный свет, проверили на содержание алкоголя в крови и обнаружили, что оно превышено. Его адвокат сочинил историю о том, что Эмили заболела и Ник мчался домой, чтобы за ней ухаживать. На самом деле он развлекал китайского инвестора.
Я поджала губы.
— Я говорю об эмоциональной правде. Нельзя врать людям о своих чувствах.
— Иногда можно. Иногда это гуманно. — Он вернулся к столу и взял свой бокал. — Я хочу наладить отношения с сестрой, поэтому соглашусь быть крестным отцом Итана. А если она хочет, чтобы крестной матерью была Джен, — что ж, это ее право… — он залпом допил вино. — Знаю, тебе неприятно, но я ничего не могу поделать. Если тебе не хочется ехать на крестины, мы поедем вдвоем с Эмили. Уверен, все поймут.
Я покачала головой. Именно этого его семья и добивалась, и я не собиралась доставлять им такое удовольствие. Я должна была постоять за себя.
— Не говори ерунды, — ответила я. Это будет мучительно и унизительно, но я справлюсь. — Давай не будем больше об этом. Десерт? Я приготовила шоколадный мусс.
— Может быть, потом, сейчас у меня на уме нечто повкуснее, — он приблизился, и на этот раз я дала ему себя поцеловать. Мы погрузились в объятия, и мое тело запылало под его прикосновениями.
И в этот миг снова зазвенела мелодия Джен.
Глава 3
— Долбаные идиоты! Дебилы! — кричал Ник, яростно шагая передо мной к выходу.
Он с такой силой толкнул двери, что те чуть не отскочили мне в лицо. Я спустилась вслед за ним по ступенькам, ведущим из здания суда, его адвокат — на несколько шагов позади меня. Теперь Джонни получит нагоняй за то, что не предоставил достаточно убедительные смягчающие обстоятельства. Для работы Нику нужна была машина, но судья не купилась на слезливую историю о болезни Эмили, и я втайне ее понимала. У нас не было ни справки от врача, ни записи на прием. К тому же Ник нарушил правила дорожного движения уже второй раз.
Мы топтались на тротуаре, не зная, что делать. Ник, вечный оптимист, явился на заседание за рулем собственной машины, хотя Джонни предупреждал его, что, возможно, он не сможет вернуться домой тем же образом. Теперь его «Рэндж Ровер» стоял у здания суда, и время, отведенное на стоянку, почти истекло.
— Ну, спасибо, дружище, — с сарказмом бросил Ник. — Отличная работа.
— Я же говорил, тебе нужен адвокат по уголовным делам, а не медийным, — Джонни посмотрел на часы, словно давая понять, что ему пора бежать.
Ник схватился за голову.
— Три года! Нельзя водить три года!
— Я научусь, — сказала я, желая помочь.
Он пренебрежительно фыркнул.
— У тебя не получится, ты совсем не чувствуешь дороги. — Я хотела возразить, но не осмелилась. — В любом случае, ты не успеешь получить права за пять минут.
Он достал выключенный телефон, включил его, нетерпеливо постукивая по экрану, пока тот не загорелся, и заговорил с секретаршей, перекрикивая шум машин:
— Лола? Можешь прислать кого-нибудь, чтобы забрали машину?.. Да, меня лишили прав… Уроды!
Джонни, воспользовавшись предоставившейся возможностью, беззвучно попрощался и торопливо зашагал в сторону метро.
— Гребаных три года!.. Да, три. Знаю… Роба или Чарли, того, кто свободен… Мы сядем где-нибудь в кафе. Пусть напишут, когда будут здесь. Пожалуйста, побыстрее, у нас истекает время стоянки, хорошо?
В итальянском ресторанчике за углом Ник оставил меня, как багаж, и, заявив, что ему нужно сделать еще несколько деловых звонков, не терпящих отлагательств, вышел с телефоном на улицу. Я пила флэт уайт, беспокойно следя за временем. Через час нужно было забирать Эмили из яслей. Если через несколько минут никто не приедет, придется вызвать такси.
Замечания Ника о том, какой из меня получится ужасный водитель, уже стояли у меня поперек горла. Шутка незаметно превратилась в неоспоримую истину. А началось все с нашей первой встречи, которая напоминала сюжет из романтической комедии.
В 8:30 утра я ехала на велосипеде на работу. На дорогах по направлению к центру были сплошные пробки, поэтому машины на перекрестке стояли, несмотря на зеленый свет светофора. Благоразумно ждали за желтой разметкой, пока встречные автомобили не повернут направо. Но я ехала по автобусной полосе, самодовольно неслась вниз в лучах солнечного света, мимо вереницы стоящих машин. Хорошо, допустим, обзор мне закрыл грузовик, поэтому я не видела, что происходит на других полосах. Я рисковала. Сейчас я это понимаю, но тогда я просто ехала на зеленый свет. И заметила приближающийся «Рэндж Ровер», только когда тот уже повернул. Он въехал на красную автобусную полосу и задел бампером колеса велосипеда, отчего я перелетела через руль. Помню, как перевернулась в воздухе, на долю секунды ощутив себя невесомой и грациозной. Помню, как ударилась об асфальт, слава богу, не головой. Помню, как подняла глаза и наши взгляды встретились.
Ник стоял возле меня с побелевшим лицом и открытым ртом, задыхаясь, как будто только что вынырнул из-под воды. Я громко выругалась и отказалась принять руку, протянутую, чтобы помочь мне подняться. Высказала ему все, что думала о внедорожниках, которые нарушают чертовы правила дорожного движения, а он и не пытался защищаться, только кивал и непрестанно извинялся.
Но даже тогда, когда я осыпала его отборной бранью, какая-то часть моего разума отметила, что он хорош собой. Он был в безукоризненном сером костюме, простой белой рубашке (без галстука) и начищенных черных ботинках. У него были правильные черты лица. Волосы темные с проседью, хорошая стрижка и аккуратная бородка. Лет сорок, решила я. Элегантный и явно состоятельный. Мне же было двадцать пять, я была плохо одета и без гроша в кармане.
— Подождите, я отгоню машину с дороги, — сказал он, а затем вернулся на водительское сиденье и отъехал на боковую улочку.
Колесо велосипеда было смято, тормозной кабель порвался. Я оттащила велосипед с дороги и прислонила к каменной ограде. Припарковавшись на запрещающей стоянку двойной желтой полосе в нескольких метрах от меня, он подошел ко мне. У меня кружилась голова, и я слегка покачивалась.
— Как вы? — спросил он. — Возможно, у вас сотрясение.
— Нет, все в порядке, только локоть задела, — я задрала рукав, показывая кровавую царапину.
Он поморщился.
— Нужно сделать прививку от столбняка.
— Нет, честно, все в порядке. Разберусь с этим на работе, — я расстегнула шлем. — Где тут ближайшая станция метро?
— Вы не можете просто уйти. У вас шок. Вам нужно отдохнуть, выпить чашку чаю, побольше сахара. Почему бы нам не заехать ко мне и не привести вас в порядок? Я живу вон там, недалеко, — он указал на холм у себя за спиной.
— Спасибо, но мне действительно пора, — ответила я. — Я опаздываю. Мне и так уже вынесли предупреждение об опозданиях.
— Но это я виноват, а не вы. Я поговорю с вашим начальством и все объясню. Поверьте, я умею убеждать, — он улыбнулся обезоруживающей, мальчишеской улыбкой.
Я почувствовала, что сдаюсь. Мне было нехорошо, а мысль о том, чтобы разжалобить начальницу, казалась привлекательной.
— Возможно, это сработает, просто так она мне не поверит.
Он запихнул велосипед на заднее сиденье «Рэндж Ровера» и отвез меня к себе домой. Когда мы подъехали к дому, у меня отвисла челюсть. Пока он ставил велосипед в гараж и закрывал дверь, я пересчитала окна на втором этаже.
— Я, конечно, заплачу за ремонт, — он вытащил бумажник. Его пальцы коснулись толстой пачки купюр, выглядывавших из складок мягкой черной кожи. — Сколько, по-вашему, это будет стоить? Пару сотен?
Велосипед был подержанным, я купила его онлайн всего за 80 фунтов, и у меня был друг, который работал в велосипедном магазине и починил бы его за бесплатно. Дело было не в деньгах.
— Вот, возьмите пятьсот, купите новый, — сказал он, неправильно истолковав мое молчание.
Он стал отсчитывать деньги, и я подумала: он просто хочет откупиться, чтобы избежать неприятностей, когда на самом деле нарушил правила и его должны лишить прав.
Поэтому я сказала:
— Наверное, нужно сообщить в полицию? Знаете, обменяться информацией по страховкам, номерами лицензий…
Он криво улыбнулся мне.
— Да, по закону, но разве вам хочется заполнять все эти бумажки? У меня нет на это времени. И вам придется ждать нового велосипеда до скончания веков, если вы хотите получить деньги с моей страховки. — Я нахмурилась, и он добавил: — Конечно, сообщайте, если хотите, я просто пытаюсь облегчить вам жизнь.
— Да, наверное…
Он сунул мне в руку пачку денег и сомкнул мои пальцы.
— Теперь пойдемте в дом, я сделаю вам чашку крепкого чаю.
Теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что рисковала. Беззащитная девушка в шоковом состоянии. Откуда мне было знать, что он не одинокий маньяк, который намеренно сбивает женщин на велосипедах, чтобы заманить их в пыточную комнату в своем подвале и опоить, подмешав что-нибудь в чай? Но такой расклад казался маловероятным. К тому же он был не один. На кухне мыла полы девушка, которую я приняла за домработницу; она что-то неодобрительно пробормотала по-польски, когда Ник прошел по влажной плитке, чтобы поставить чайник.
— Это Наташа, — сказал он. — Я только что сбил ее, когда она ехала на велосипеде.
Домработница посмотрела на меня с подозрением.
— Это я виноват, — добавил он. — Не видел ее за грузовиком, нужно было подождать.
Витало ли в воздухе сексуальное напряжение? Скорее всего, да, но я в тот момент ничего не заметила. Я была всего лишь ошарашенной незнакомкой с окровавленным локтем и ушибленным бедром, которая работала в кофейне и жила вместе с подругами в обшарпанном съемном домишке. У меня не было парня, и я находилась в той фазе, когда притворяешься, будто он и не нужен. Мне не везло в любви, как говорила моя мама каждый раз, как очередные отношения изживали себя или становились чересчур сложными. В любом случае, Ник был намного старше меня, да и не мой типаж.
Он отвел меня в гигантскую гостиную и велел чувствовать себя как дома. Принес антисептик и лейкопластырь, а сам пошел делать чай, оставив меня обрабатывать раны. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы получше рассмотреть окружающую меня роскошь. Комната была обставлена романтично и с чрезмерной пышностью. Белые кожаные диваны, огромные шелковые цветы в китайских фарфоровых вазах, множество зеркал, шторы цвета пыльной розы и мерцающие белые огоньки, вплетенные в высокую вазу из серебристых веточек. Помню, как я подумала, что у человека, ее обставлявшего, было больше денег, нежели вкуса.
— Это ваша жена? — спросила я, указывая на фотографию в рамке, где была запечатлена девушка в подвенечном платье, с соблазнительной фигурой и крашеными золотистыми прядями в густых каштановых волосах, стриженных по моде 90-х. Если тело ее состояло из плавных изгибов, то лицо — сплошь из прямых линий. Орлиный нос, широкий рот, четко очерченные бронзовые скулы.
— Да, это Джен, — ответил он, ставя поднос с двумя кружками и тарелкой шоколадного печенья.
— Она выглядит совсем юной.
— Ей было всего девятнадцать, мне — двадцать один, — сказал он, задумчиво кивая. — Школьная любовь.
Никто из нас и представить не мог, что через полгода я займу ее место.
Глава 4
Джен заскочила вечером того же дня, как раз когда я укладывала Эмили. Она всегда находила какую-нибудь причину, чтобы заявиться к нам. В этот раз она, оказывается, весь день волновалась о том, как прошло судебное заседание. Из кухни до меня доносились звуки их голосов, стук ее высоких каблуков по сверкающему чистотой полу. Мысль о том, что они там вдвоем, действовала мне на нервы. Бедной Эмили в тот вечер досталась очень короткая сказка на ночь.
— Это просто возмутительно, Ники, — говорила она, когда я спустилась к ним. — Нельзя подать апелляцию?
Ник покачал головой.
— Но он действительно превысил скорость, — вставила я. — И это уже второе нарушение.
— Да, но первое было сто лет назад! Лишить прав на три года! Что же ты будешь делать?
— Что-нибудь придумаю, — ответил Ник.
Джен подняла густо накрашенные брови.
— А как же ты поедешь на крестины?
— Черт, я и забыл…
— Мы же можем поехать на поезде? — спросила я, включая духовку. Ужинать мы собирались пиццей, но мне не хотелось, чтобы безупречная повариха Джен об этом знала.
— Нет ничего хуже воскресных поездов, — заявила Джен, пока Ник подливал ей вина. — Они вечно на ремонте, и вместо них пускают автобусы, вы так целый день добираться будете. А эта церковь стоит в чистом поле, в нескольких километрах от ближайшей станции.
«Может быть, в таком случае мы не поедем», — подумала я, чувствуя прилив облегчения. Но Джен была на шаг впереди.
— Я могу вас подвезти, — сказала она. — А иначе вы туда никак не доберетесь. Что скажешь, Ники?
— Это будет очень мило с твоей стороны, Джен, — ответил Ник, затем заметил мое выражение лица и добавил: — Но я не хочу тебя утруждать. Вдруг тебе захочется остаться на ночь, провести время со старыми друзьями… Мы будем только мешать и… — он неловко прервался.
— Не глупи, вместе веселее, — сказала Джен. — И ты знаешь, что я терпеть не могу ездить одна на большие расстояния.
— Ну, если ты и правда не возражаешь…
— Слушай, мне только в радость помочь. Значит, решено. Динь-динь! — она в одиночестве подняла бокал.
Вскоре после этого она уехала. Ник проводил ее до дверей, и они еще несколько минут о чем-то шептались на пороге. Я капнула жидкость для мытья посуды в ее бокал и стала стирать с краев следы розовой помады. Отмыла, вытерла досуха и поставила бокал обратно на полку. Если бы только можно было с такой же легкостью избавиться от самой Джен, подумала я и тут же отчитала себя за злобные мысли.
— Прости, — сказал Ник, едва вернулся на кухню. — Мы обсуждали, когда ей за нами заехать. Я сказал, в полдесятого. Подойдет?
— Да, хорошо.
Я подошла к холодильнику и достала пиццу. Вскрыть целлофановую упаковку не получилось, пришлось взять нож.
Ник налил себе еще вина.
— По твоему тону не скажешь, что все хорошо. Джен нелегко было это предложить. Она спрашивала, не расстроилась ли ты из-за крестин. Она понимает, что тебя поставили в неловкое положение, и ей жаль.
— Да, знаю. Все в порядке, Ник, честно, — я открыла духовку, и лицо обдало волной жара.
— Все это для нее мучительно, — он потянулся ко мне, качнув бокалом. — Представь, каково это — приходить в свой бывший дом и видеть здесь меня счастливым, с восхитительной молодой женой и красавицей-дочуркой. Я получил все, чего когда-либо желал, а у нее не осталось ничего. И никого, — он поцеловал меня в губы, и я постаралась заглушить волнение, которое всегда вызывали во мне его поцелуи. — Нужно ее пожалеть, — сказал он мне в волосы.
После скромного ужина Ник поднялся к себе в кабинет, где ему предстояла видеоконференция с Канадой, а я осталась в гостиной. Работа с людьми, живущими в других часовых поясах, означала, что он часто проводил вечера за столом в кабинете. Я привыкла в одиночестве смотреть телевизор, пока он сражался с американцами, и просыпаться в пустой постели, в то время как он в пижаме очаровывал Дальний Восток. Мы были вместе уже три года, но в некотором отношении до сих пор существовали в разных мирах.
При нормальных обстоятельствах мы бы никогда не встретились. Хотя нет, я могла бы оказаться секретаршей в его фирме. Мы могли бы задеть друг друга плечом в коридоре или пожелать друг другу счастливого Рождества на корпоративе. Я могла бы заметить, что для своего возраста он довольно привлекателен, но не стала бы развивать эту мысль. По словам его родителей, Ник был не из тех мужей, что изменяют, а значит, это я была опасной соблазнительницей, совратившей невинного. Но все было совсем не так. Я никогда не принадлежала к числу женщин, которые разрушают чужие отношения. Это он стал добиваться моего внимания.
На следующий день после аварии он прислал мне сообщение, в котором опять извинился и спросил, все ли у меня в порядке. Через два дня прислал еще одно, написал, что чувствует себя ужасно из-за этого случая, и пригласил на ужин — «в качестве извинения». Моим первым побуждением было отказаться, но какая-то часть меня смутно воодушевилась при мысли о том, что придется увидеть его снова. Меня почти в буквальном смысле забросило в этот странный новый мир, где дома стоят миллионы и бизнесмены расхаживают с пятью сотнями фунтов в бумажниках. Однако Ник вовсе не походил на злодея-капиталиста, которых меня с детства приучили ненавидеть. Он так расстроился, когда меня сбил, — отвез к себе домой, оказал первую помощь, сделал чашку чая. И он был так невероятно щедр, несмотря на то, что мой велосипед явно стоил гроши. А теперь он хотел накормить меня ужином — что в этом плохого?
Я знала: мама бы сочла, что он пытается меня подкупить, чтобы я не стала обращаться в полицию, но я так не думала. Мне он казался по-настоящему хорошим парнем. Если я и чувствовала сексуальное влечение, то совершенно не отдавала себе в этом отчета. Я не ходила на свидания с мужчинами намного старше меня и не одобряла измены. Интерес Ника ко мне казался исключительно отеческим.
Поэтому я приняла приглашение, а потом запаниковала. Ведь он непременно поведет меня в шикарный ресторан — по крайней мере, гораздо шикарнее тех, к которым я привыкла. Заявись я туда в своих дешевых шмотках, меня, наверное, даже внутрь не пустили бы? Те 500 фунтов, что я от него получила, отправились прямиком в банк на погашение долга по кредитной карте, и я не могла позволить себе купить что-нибудь новое. Потратив несколько часов на то, чтобы перемерить весь гардероб, я остановилась на платье, которое надевала на похороны дяди, и одолжила у подруги, с которой жила, нарядные серебристые туфли.
В течение следующих нескольких дней мое волнение распространилось и на другие сферы. Я боялась, что не буду знать и половины блюд из меню, не пойму, какими вилками и ножами пользоваться. А как быть с беседой? У нас не было ничего общего, и мы наверняка придерживались противоположных политических взглядов. Я не бывала ни в каких экзотических странах, не общалась со знаменитостями, если не считать Колина Ферта (или кого-то очень на него похожего), который купил у меня чай латте несколько месяцев назад. К назначенному времени я была настолько взвинчена, что чуть было не осталась дома, но подруги уговорили меня пойти, хотя бы смеха ради.
Ник повел меня во французский ресторанчик в Ковент-Гардене — позже он стал «нашим местом», где мы отмечали годовщины и День Святого Валентина. Может быть, мне помогли расслабиться два коктейля с шампанским, а может — его непринужденное обаяние. Не помню, что мы ели в тот вечер и понравилась ли мне еда, потому что все наши чувства были направлены друг на друга. Не было никаких мучительных пауз, неловких моментов, когда мы одновременно пытались что-то сказать. Только легкий разговор, смех. О, и много выпивки.
— Итак, чем же вы занимаетесь? — спросила я за закусками, не в силах дольше сдерживать любопытство. Мне казалось, что это должно быть что-то связанное с финансами, банковским делом, инвестициями — не то чтобы я во всем этом разбиралась.
— Распространением мультимедийного контента, — ответил он и, заметив недоуменное выражение моего лица, добавил: — В основном я продаю телевизионные проекты международным компаниям. Еще я помогаю заключать контракты о дальнейшем развитии проекта, выступаю посредником между партнерами в совместном производстве, всякое такое. Консультирую некоторых серьезных игроков. Это глобальная индустрия, поэтому я много путешествую, хотя все не так шикарно, как может показаться. Мы живем в интересные времена, — сказал он, комкая салфетку. — Новые платформы предоставляют миллионы новых возможностей, но никто толком не понимает, как извлекать из них прибыль. Пока еще. Но скоро они научатся. — Все это звучало не более понятно, чем если бы он говорил на иностранном языке, но я кивнула и постаралась сделать умное лицо.
В течение вечера мы все чаще замолкали, подолгу глядя друг другу в глаза, не в силах отвести взгляд. В какой-то момент он задел мою руку, и меня будто током ударило. Я никогда раньше не испытывала столь внезапного влечения к другому человеку и не могла понять, как такое возможно. Но я попыталась подавить свои чувства, приписав их воздействию алкоголя. В конце концов, это было не свидание, а попытка загладить вину. Ник мне чуть ли не в отцы годился. К тому же он был женат, напомнила я себе, и кольцо на его пальце блеснуло в пламени свечей, когда он потянулся наполнить мой бокал.
Тем вечером он не пытался за мной приударить, не было никаких намеков, вопросов, есть ли у меня парень, блуждающих под столом рук. Не знаю, что бы я сделала, если бы он попытался. Наверное, приняла бы его ухаживания, а потом пожалела об этом. Но он вел себя как истинный джентльмен и вызвал мне отдельное такси, хотя нам было по пути.
С кружащейся от вина и удовольствия головой я сидела в машине и, пока она петляла по улочкам Сохо, вспоминала прошедший вечер, точеные черты лица Ника, теплый звук его голоса. Но когда мы остановились у моей обшарпанной двери, я спустилась с небес на землю. Это было одноразовое приключение. Мне удалось одним глазком взглянуть на другой, заманчивый мир, где живут богатые, красивые люди, но больше я туда никогда не вернусь.
Зайдя в дом, я скинула одолженные туфли с ноющих ступней и стала подниматься по скрипучей лестнице, даже в состоянии опьянения замечая грязный, истоптанный бесчисленным количеством ног ковер. Вот мое место. В съемном доме, который приходится делить с другими. С такими же, как я, едва сводящими концы с концами. Я получила удовольствие от этого вечера, вызванного угрызениями совести Ника, но больше мы никогда не встретимся.
Как же я ошибалась…
Меня настолько поглотили воспоминания, что я даже не заметила, как он зашел в комнату.
— Почему ты это смотришь? — спросил он, глядя на экран, где брели по пустыне солдаты.
— Что? А… э-э-э, нет, я не смотрю, — ответила я, стряхнув с себя наваждение. Ник взял пульт и выключил телевизор, потом сел рядом, притягивая меня в объятия.
— Прости, — сказал он второй раз за вечер. — Знаю, это нечестно по отношению к тебе… Ты просто потрясающая, раз со всем этим миришься. Мне бы хотелось попросить Джен не приходить больше, но я не могу. Она так несчастна, и в этом виноват я.
— Ник, она хочет тебя вернуть, — сказала я, теребя край свитера.
— Ерунда.
— Я серьезно. Такое ощущение, будто она возложила на себя миссию от меня избавиться.
— Ну, ей это не удастся, — он стиснул меня так крепко, что мне стало не хватать воздуха. — Я люблю тебя, Наташа, и никому не позволю встать между нами.
Глава 5
Ранним утром в субботу Джен подъехала к нашему дому, чтобы отвезти нас на крестины. Ник занял переднее сиденье, потому что у него «ноги длиннее», мне пришлось сесть сзади вместе с Эмили. От этого у меня возникло ощущение, будто они родители, а я их ребенок. Джен поставила диск с хитами 90-х, их эпохи, и вовлекла Ника в разговор, такой тихий, что я почти ничего не слышала. И задалась вопросом, не сделала ли она это намеренно. Преисполненная решимости не дать задвинуть себя в угол, я просунула голову между передними сиденьями и ехала так полчаса, пытаясь по мере сил участвовать в беседе. Ник поначалу оглядывался через плечо, чтобы мне ответить, но потом его укачало, и ему пришлось смотреть прямо. Когда мы выехали на шоссе, Джен включила музыку погромче и стала подпевать. У нее был удивительно приятный голос.
Смирившись, я откинулась назад и стала смотреть в окно. Джен то и дело прерывала свое пение, чтобы спросить: «Знаешь, о чем мне напоминает эта песня, Ники?» Или: «А помнишь, как мы…?» Ник не поощрял все эти воспоминания, но и не пытался их пресечь. Возможно, он просто ничего не мог поделать: в конце концов, она оказывала нам услугу.
Пока мы ехали по автомагистрали М4, я решила, что нужно будет обсудить с Ником этот вопрос, как только мы вернемся с крестин. Если Джен в будущем снова предложит нас подвезти, придется просто вежливо ей отказать. Еще мне хотелось что-нибудь сделать с ее постоянными появлениями. То, что она продолжала приходить в свой бывший дом, не могло принести ей ничего хорошего, а я при этом только мучилась чувством вины.
Все очень удивились, когда я сказала, что бывшая жена Ника съехала добровольно. Обычно уходит тот, кто изменил. Но Ник любил дом и хотел там остаться. Мы полностью сменили интерьер, даже на кухне и в ванных комнатах, хотя все оборудование было в превосходном состоянии. Мне это казалось чудовищной расточительностью, но Ник заявил, что я должна оставить свой отпечаток. Я постаралась, как могла, сделать дом уютным, но все же до сих пор чувствовала присутствие Джен, особенно в спальне. Когда я открывала дверцы шкафа, меня обдавало тяжелым ароматом ее духов.
Крестины проходили в родной деревне Ника и Джен, под Бристолем. Его родители, брат и сестра жили в нескольких километрах друг от друга, и их близость была не только географической. Они постоянно общались: заглядывали друг к другу на кофе, вместе ходили по магазинам, устраивали вечеринки, даже отдыхать ездили вместе. И хотя Ник с Джен давно переселились в Лондон, они поддерживали семейные традиции. А потом появилась я и все разрушила.
— Ты не просто уничтожила счастливый брак, — обвинила меня сестра Ника. — Ты уничтожила целую семью.
Но я была не виновата. Совсем.
Глядя на окружающий унылый ландшафт невидящим взглядом, я погрузилась в воспоминания о том пьянящем времени, когда наши отношения только начинались. За первым ужином последовали цветы и шоколад, другие ужины, обеды (иногда роскошные, с большим количеством алкоголя, а иногда — просто кофе и сэндвич), вечерние коктейли, послеобеденный чай в «Фортнум и Мейсон», шампанское на лондонском колесе обозрения, катание на гоночных катерах по Темзе и венец всему — заикающееся признание в любви на вершине небоскреба. Поначалу я сопротивлялась его обаянию, напоминала ему, что он женат, но он заявил, что их с женой отношения давно уже на последнем издыхании.
— Мы были слишком молоды, почти дети, — говорил он. — Она постоянно бывала у нас, приходила в гости к моей сестре, мы воспринимали ее как члена семьи. Она была по уши в меня влюблена. Хейли одобряла, родители тоже, и мне не хотелось их расстраивать. С моей стороны это была просто лень. Я позволил ей стать моей девушкой и не успел оглянуться, как уже шел к алтарю.
Мне было жаль Ника: его практически заставили жениться. Он старался, как мог, чтобы брак удался, но в этих отношениях не было искры. Я уважала его за то, что он оставался с Джен так долго, но ведь имел же он право на счастье? Конечно, Джен мне тоже было жаль, и я чувствовала себя виноватой за то, что увела ее мужа. Но нас захватила любовь, настоящая, сумасшедшая, неистовая. Нам обоим казалось, будто с нами это происходит в первый раз, и мы не могли остановиться, хотя понимали, что наши отношения опасны и причинят боль многим людям. Нам выпал шанс быть с тем, кого мы по-настоящему желали, — так почему мы должны были себе в этом отказывать?
Из-за работы Ника нам нетрудно было проводить время вместе. Ему часто приходилось уезжать по делам в другие страны в других часовых поясах, поэтому Джен привыкла, что его нет рядом. Когда она думала, что он в Америке или в Китае, он был всего лишь в нескольких километрах от нее, со мной, в роскошном бутик-отеле, иногда даже в номере для новобрачных. Он покупал мне красивую одежду и дизайнерские туфли, отправлял к лучшим парикмахерам и стилистам. Каждый раз, когда мы встречались, он дарил какую-нибудь «безделицу»: украшение, духи, белье. И я постепенно менялась, подстраиваясь, подобно хамелеону, под новое окружение. Я все еще чувствовала себя скованно в мишленовских ресторанах, но Ник научил меня глотать устрицы и есть стейки с кровью. Он научил меня не благодарить каждый раз официантов и не заправлять постель по утрам. Мне становилось неловко при мысли о том, что думает о нашей разнице в возрасте гостиничный персонал, считают ли Ника моим боссом или даже «клиентом», но его это нисколько не волновало. Однако он боялся, что Джен узнает, — но только потому, что это стало бы для нее тяжелым ударом.
— Когда-нибудь я ей расскажу, обещаю, — повторял он.
Я не пилила его по этому поводу, хотя осознание того, что большинство вечеров он проводит дома с Джен, было не слишком-то приятным. Я очень переживала, когда на ее день рождения он повез ее в Рим, но держала свои чувства при себе. Я никогда не спрашивала, занимаются ли они до сих пор сексом, но Ник намекал, что нет.
— Мы с ней как брат с сестрой, — говорил он. — Или как старые друзья.
У меня не было причин ему не верить.
Я была так безнадежно влюблена и так убеждена в том, что мы не делаем ничего плохого, что мне и в голову не пришло держать мой роман в секрете от подруг. Их осуждение потрясло меня.
— Ты предаешь женскую солидарность, — говорили они.
— Он никогда не бросит жену.
— Тебе будет больно.
— Все кончится слезами.
Никто и слушать не хотел, когда я говорила, что они не правы, что здесь другая ситуация, что Ник меня любит, а я люблю его, что у нас серьезные отношения.
— Я позвоню завтра Майку, — сказала Джен. — Если повезет, его парень сразу приступит к работе.
Я вернулась в действительность и придвинулась к ним.
— О чем вы?
Ник оглянулся.
— Один наш старый друг переезжает в Штаты и отпускает водителя. Джен предлагает его нанять.
Я нахмурилась.
— Зачем тебе водитель? Почему бы не ездить на такси?
— С водителем гораздо удобнее, — ответил Ник, — и ненамного дороже.
— Гораздо солиднее, чем приезжать на совещания на «Убере», — добавила Джен.
— И он сможет возить тебя по магазинам и в ясли за Эмили, когда не будет занят со мной. Никакой толкотни в метро с коляской, а?
— Ну да, наверное, стоит подумать, — ответила я, чувствуя инстинктивную враждебность к этой идее.
— Только не долго думайте. Я бы на вашем месте его с руками отхватила, пока предлагают, — сказала Джен.
Ник воодушевленно заерзал.
— Да, думаю, мы так и сделаем.
Мне не хотелось спорить в присутствии Джен, поэтому я ничего не сказала, но меня снедало беспокойство. Наличие водителя казалось неоправданной роскошью. Я только-только привыкла к тому, что у нас есть домработница, хотя и не говорила об этом маме, которая сама зарабатывала на жизнь уборкой. Мы платили приходящему садовнику и вызывали специалистов, чтобы помыть окна, почистить ковры, диваны или отполировать гранитные кухонные поверхности. Ник никогда не держал в руках ни отвертки, ни кисти — каждый раз, когда нужно было что-нибудь сделать по дому, мы обращались в подходящую компанию. Но с водителем у нас как будто появится полноценный слуга.
Я представила, как подъезжаю к муниципальному дому, где жила мама, и она с отвращением смотрит на водителя, вылезающего из машины, чтобы открыть мне дверь. Я понадеялась, что Ник не заставит его носить фуражку. Мама только недавно стала снова со мной разговаривать, и мы легко могли опять поссориться, начни я при ней, по ее выражению, кичиться богатством.
— Его зовут Сэм, — сказала Джен. — Ужасно скучный, но надежный.
Ник рассмеялся.
— Идеально.
Я поверить не могла, что он так легко дал себя уговорить. Я не вмешивалась в его рабочие дела, но если он собирался сделать незнакомого человека частью нашей жизни, мне должны были предоставить слово. Кто этот человек? Проверяли ли его на наличие судимостей? А вдруг он педофил? Я оглянулась на Эмили — та крепко спала, ее веки подрагивали от сновидений, — и на меня нахлынули воспоминания о том дне, когда я поняла, что беременна.
Я работала в кофейне в Спиталфилдс, в восточной части Лондона. Работа была изнуряющей и нудной, но альтернативой была ночная смена в колл-центре. Все, чего я достигла, — это диплом филолога в средненьком университете, и после выпуска я никак не могла устроиться на нормальную работу. Мама была разочарована, я слышала это по ее голосу каждый раз, как мы разговаривали. Я первая в семье получила полное школьное образование, не говоря уже о поступлении в университет, и у нее были высокие ожидания. Она хотела, чтобы я стала преподавателем, но даже мысль о том, чтобы вернуться в университетскую среду, была мне невыносима.
У меня был диплом, студенческие долги и никаких перспектив в плане карьеры. Единственным, в чем проявились мои таланты, были узоры на пенке в кружке кофе. Я была виртуозом по части рисования розочек, вытворяла чудеса с шоколадной крошкой. Но когда начался наш роман с Ником, мне стало трудно сосредоточиться на работе. Однажды я нарисовала его инициалы в пронзенном стрелой сердечке, прежде чем протянуть кружку удивленному покупателю. Да, я совсем потеряла голову…
Стояло серое октябрьское утро, четверг, посетителей было на удивление мало. Рядом открылось другое кафе, круче нашего, и администраторша Ди-Ди пыталась вовлечь меня в обсуждение, как вернуть постоянных клиентов.
— Я тут немного поэкспериментировала, — сказала она. — Вот, попробуй и скажи, что думаешь, — она придвинула ко мне маккиато. — Угадай волшебный ингредиент.
Я поднесла кружку к губам и сделала глоток. Кофе был настолько гадкий, что я чуть не выплюнула его обратно.
— Неужели так плохо?! — воскликнула Ди-Ди.
Я сморщила нос.
— Прости, дело не в кофе, дело во мне. У меня в последнее время какой-то странный привкус во рту. Знаешь, такой металлический. Как будто я съела жестянку.
Она бросила на меня проницательный взгляд.
— Ты часом не беременна?
— Нет, — ответила я и нервно рассмеялась.
Но забеспокоилась. Зашла в подсобку и стала проверять календарь на телефоне. Я сглупила и не отметила, когда в последний раз были месячные. С колотящимся сердцем попыталась вспомнить, но последние три месяца были слишком сумбурными, дни и ночи слились воедино.
Я знала, что беременность не исключена. Роман с Ником случился внезапно, я была совершенно не подготовлена в плане контрацепции. Мы, конечно, пользовались презервативами, но они охлаждали страсть, поэтому несколько раз мы рискнули. Я собиралась снова начать принимать таблетки, но все откладывала. Мне казалось, это будет вызовом судьбе: как только я признаю, что у нас отношения, Ник тут же меня бросит. И теперь я осела на пол между коробок с кофейными зернами и бумажными салфетками, чувствуя болезненный укус реальности.
Во время перерыва я сходила в аптеку и сделала тест на беременность в туалетной кабинке. Увидев положительный результат, я не почувствовала себя ни взволнованной, ни счастливой. Я пришла в ужас. Какая же я дура! В голове зазвучали все предупреждения подруг. Воображение нарисовало, как Ник передает мне пачку банкнот на аборт, совсем как на покупку нового велосипеда, после того как он меня сбил.
Я попросила его встретиться со мной в обеденный перерыв, сказала, что это срочно. Мы нашли скамейку в маленьком парке рядом с его офисом, и я сообщила ему новость. Он удивленно приоткрыл рот, а потом разрыдался.
— Что такое? Что случилось? — спросила я, чувствуя, как зашевелились все мои страхи.
— Ничего! Просто поверить не могу, я так счастлив! — с сияющими глазами ответил он.
— Ты не злишься?
— Злюсь? Да я в восторге! Это лучшее, что случилось в моей жизни. Ты — лучшее, что случилось в моей жизни, Наташа. Это чудо. Я стану отцом.
Меня затрясло от облегчения. Я и на секунду не могла представить себе такой реакции. Когда я спрашивала, почему у них с Джен не было детей, он ответил, что они решили не заводить их, сосредоточиться на карьере. Но теперь он говорил, что хочет быть отцом, более того, хочет быть отцом моего ребенка. Я-то думала, что это проблема, которую мы будем обсуждать часами, решая, как лучше поступить. Но Нику даже в голову не пришло, что я, возможно, не рада беременности. Не то чтобы меня это задело: я восприняла это как знак, что он считает наши отношения серьезными, по-настоящему меня любит. Одно дело — тайком проводить страстные ночи в отелях, и совсем другое — завести ребенка.
— Так что дальше? — спросила я, глядя на свои подрагивающие руки.
Он засмеялся:
— Мы поженимся и будем жить долго и счастливо.
— Но ты уже женат.
— Разведусь.
— А если она не согласится? Это займет годы.
— Согласится. Я найду способ ее убедить. Когда Джен услышит эту новость, она поймет. Это мой шанс на ту жизнь, о которой я мечтал, — у него на глазах снова выступили слезы. — Я так тебя люблю, Таша, ты только что сделала меня самым счастливым человеком на свете.
Он все разрулил. Уже через несколько недель Джен покинула супружеский дом, и там поселилась я. Я бросила работу в кафе, забыла о карьере и стала проводить дни, тратя целые состояния на сайтах с детскими вещами, пока с меня сдували пылинки. Это было похоже на сон, мне непрестанно казалось, что вот сейчас я проснусь и все закончится, или что-нибудь пойдет не так с беременностью, или Джен передумает. Но, к ее чести, она не стала мешать Нику. Я сочла, что она давно уже знала: в их браке нет чувств. И согласилась развестись с ним по причине измены за щедрую материальную компенсацию. Все прошло цивилизованно, они вели себя как полагается взрослым людям, хотя на деле взрослые люди редко себя так ведут. Развод был быстрым и гладким, и мы сыграли тихую свадьбу в сентябре, за три недели до рождения Эмили.
Я могла бы догадаться, что все складывается слишком хорошо, чтобы быть правдой. Через несколько дней после родов Джен заявилась в гости с красивым дизайнерским платьицем в комплекте с чепчиком и башмачками. Мы с Ником были потрясены ее великодушием, но я никогда не забуду, какими глазами она смотрела, как крошечная Эмили сосет мою грудь.
Глава 6
— Анна!.. Анна!
Я вздрагиваю, когда меня хлопают по плечу. Обернувшись, я вижу свою коллегу Маргарет, в кремовых брюках и вязаной кофточке в тон, придающих ей расслабленный вид.
— Ты что не отвечаешь? — в ее голосе звучит упрек. — Я чуть голос не сорвала.
У меня вспыхивают щеки.
— Прости, замечталась.
Но это неправда: я снова вспоминала аварию. Пару минут назад я шла по торговому центру, как вдруг услышала вой сирен: он становился все громче, обволакивал все вокруг. Мой завтрак подкатил к горлу, и в поисках укрытия я забежала в ближайший магазин — «Маркс и Спенсер».
Маргарет смотрит на меня, приподняв короткие густые брови.
— Все в порядке, котик?
На вешалке между нами, словно воды Средиземного моря, поблескивают голубые платья.
— Да, — отвечаю я, отчаянно импровизируя. — Задумалась об отпуске.
— О, отпуск! — она хихикает. — Не могу дождаться. Все пытаюсь купить купальник, но на мне они ужасно выглядят. Куда едешь? Куда-нибудь, где жарко?
— Не в этом году. Я еще не отработала четыре месяца, — говорю я, умалчивая о том, что у меня к тому же нет денег, ведь последние сбережения я потратила на то, чтобы снять квартиру.
— Да, конечно. Жаль. Придется отдыхать осенью. Зато дешевле, и еще застанешь хорошую погоду, если поедешь на юг, — Маргарет пускается в рассказ о каком-то местечке на Тенерифе, но мне все труднее сосредоточиться из-за иголок боли, скапливающихся во лбу. — Там всегда хорошо. Ты была на Канарах? — она замолкает и ждет ответа. — Анна?… Анна? Я спрашиваю, ты была…
— А?.. Нет… Но мне бы хотелось…
Очередная ложь. Нет, две. Я как-то отдыхала на Лансароте, и мне там совсем не понравилось. Тропические дожди заливали апартаменты, черный песок был похож на грязь — я ни за что не стала бы ходить по нему босиком.
Я мысленно ругаю себя. Почему нельзя было рассказать об этом, не притворяясь, что я никогда не была на Канарах? Иногда можно и правду сказать. К тому же нехорошо так обращаться с Маргарет. Она милая и так душевно ко мне отнеслась: помогла разобраться с компьютером, познакомила с коллегами, всегда следит, чтобы я не обедала в одиночестве на рабочем месте. Нужно проявлять к ней больше уважения.
Маргарет все еще рассказывает о Тенерифе. Я пытаюсь кивать, делаю вид, что слушаю, но голову будто в тисках сдавило. Вой сирен спровоцировал мигрень. Это происходит каждый раз, даже когда звук доносится издалека. Хуже всего сирены скорой помощи, ведь их вой означает, что кто-то ранен или, может быть, мертв. Заслышав их, я всегда представляю жуткую аварию, а не человека, мирно скончавшегося в своей постели, или тяжелые роды. В моем воображении возникают разбросанные по асфальту изуродованные трупы, носилки с телами, крики о помощи и стоны. Я знаю, что сочувствие, испытываемое мною по отношению к этим воображаемым незнакомцам, не адекватно реальности. Это себя я жалею за то, что осталась в живых. И виню себя за это каждый день. Линдси, мой психотерапевт, предупредила, что на душевное исцеление уйдут годы, и я уверена, что никогда в жизни больше не сяду за руль.
— Ну, некогда мне болтать, — говорит Маргарет, как будто я ее удерживаю. — Нужно успеть на рынок, пока не закрылся. Ты уже была на рынке? Это лучшее, что есть в Мортоне. Там ты найдешь все, что угодно. Палатка с сыром — это просто нечто, а когда попробуешь яйца, никогда больше не пойдешь за ними в супермаркет.
— Спасибо за наводку. Заскочу туда позже.
Но я не пойду. Нужно вернуться домой, прежде чем я отключусь. Мое зрение сузилось до тонкой полоски, по обеим сторонам от нее — темнота, как на видео с телефона, какие показывают в новостях.
— Хороших выходных, — говорит мне расплывчатое кремовое пятно. — Увидимся в понедельник.
Я смотрю ей вслед, потом осторожно пробираюсь к примерочным. Если повезет, там будет кресло, на котором ждут скучающие мужья и бойфренды, мысленно репетируя свои реплики: «Отлично смотрится! Нет, честно, тебе идет. Нет, ты не выглядишь в нем толстой. Мне правда очень нравится, покупай. Может, уже пойдем пообедаем?» Я сажусь на фиолетовый пуф и достаю бутылку из сумочки.
Вода из-под крана слишком теплая, но на вкус лучше, чем на юге страны. Именно мягкость воды привлекла сюда пивоваров. Первыми стали варить пиво монахи несколько веков назад. Если верить брошюрке, которую я взяла в библиотеке, у реки еще сохранились руины аббатства. Может быть, схожу туда завтра, если прекратится мигрень. Вот только руины эти находятся у самой Зоны, где начинается индустриальный район. Я не готова к еще одной такой же встрече, как в прошлые выходные. На то, чтобы отойти от предыдущей, у меня ушла львиная часть недели. Вдруг я снова столкнусь с теми ребятами? Снова услышу тот голос? Его слова, словно навязчивая песенка, звучали у меня в голове каждую ночь, пока я ворочалась в постели. Одна и та же фраза.
Повсюду гребаные легавые.
Повсюду гребаные легавые.
Я мысленно пытаюсь превратить угрозу в шутку, представляю вместо полицейских настоящих легавых — породистых охотничьих собак, которые весело гребут на лодке. Повсюду гребаные легавые, ла-ла, ла-ла, ла! Но потом я вспоминаю, как сижу на диване, держу ее мягкое теплое тельце на коленях и показываю картинки с животными, пытаясь научить ее лаять, блеять и мычать. В ту же секунду мое дыхание сбивается, и у меня начинается паническая атака.
От этого не сбежать. Не знаю, зачем я пытаюсь. Едва лишь я попадаю в слегка напряженную ситуацию, как мой мозг бьет тревогу и начинает мешать прошлое с настоящим. Я живу как ветеран войны, который, заслышав грохот фейерверков, думает, что началась бомбардировка. Классическое посттравматическое расстройство. Я уже сто раз перебрала в памяти подробности того случая в индустриальном районе и почти на сто процентов уверена, что это был не он. И все же…
Я решила вычеркнуть из своих мыслей настоящего его, того, кто уж точно не бездомный наркоман и живет себе нормальной жизнью где-то далеко отсюда. Я всех их вычеркнула. Я не называю их по имени. Ни вслух, ни в тишине своей головы.
— Давай, Анна, — бормочу я, закрывая бутылку и запихивая ее обратно в сумочку.
Короткая передышка помогла, но нужно встать на ноги и найти ближайшую автобусную остановку. Или вызвать такси. Нет, слишком дорого. Лучше пойти пешком, если я в состоянии. Свежий воздух приведет меня в чувство.
Я поднимаюсь, медленно бреду сквозь чащу вешалок, выхожу через автоматические двери и щурюсь, когда в глаза мне бьет послеполуденное солнце. Я еще плохо ориентируюсь в городе, поэтому останавливаюсь в нерешительности, не зная, направо идти или налево. Потом вижу машины скорой помощи у обочины перед одним из тех дешевых тренажерных залов. Мигалка на крыше все еще вспыхивает, задние двери распахнуты настежь. У меня сжимается в груди, и я торопливо разворачиваюсь в противоположном направлении — таким образом вопрос, куда идти, решается сам собой.
Перехожу через мост — более оживленный, чем второй, на нем всегда пробки — и иду мимо вереницы жалких магазинчиков, в которых меня потихоньку начинают узнавать. В витрине парикмахерской мелькает мое отражение. Я так изменилась. Лицо похудело, волосы кажутся тусклыми без высветленных прядей, на мне гораздо меньше косметики, чем когда-то. Побитая жизнью версия той женщины, какой я была прежде. Иногда, когда я смотрю в зеркало, в ответ на меня глядит незнакомка.
Но ведь этого я и хотела. Перевоплощения. Только в моем случае лебедь превратился в гадкого утенка. Люди постоянно меняются. Переезжают, берутся за новое дело, красят волосы, перестают красить волосы, худеют и, наоборот, толстеют, ищут партнеров на сайте знакомств, вступают в новые отношения, женятся, снова женятся и, в целом, создают себе новую жизнь. Кто-то из них должен обрести счастье. Почему не я?
«Ты знаешь, почему», — произносит беспощадный голос у меня в голове.
Глава 7
Я испытала облегчение, когда мы наконец добрались до церкви. К несчастью, Эмили проснулась в плохом настроении и никому, кроме папы, не давала вытащить себя из детского кресла и отнести внутрь. Я подумала, что она просто голодная, но она не стала есть мандариновые дольки, которые я для нее приготовила, и бросила бутылочку с водой на пол.
— Прости, но тебе придется ее взять, — пробормотал Ник. — Я должен быть у купели, — он протянул мне хныкающую и лягающуюся Эмили под взглядами всей семьи, которая явно придерживалась невысокого мнения о моих материнских навыках.
— Папа! Папа! — вопила Эмили вслед Нику, пока он шел за Джен по боковому нефу, чтобы присоединиться к очереди родителей и крестных. В церкви в это время проходило сразу несколько крестин, поэтому там было людно, шумно и царил сущий кавардак.
Я заметила, как Хейли с мужем тепло обняли Джен, поцеловав в обе щеки. Хейли и Джен были в почти одинаковых платьях — из узорчатой шелковой ткани, с облегающим верхом, строгой юбкой до колена, круглым вырезом и без рукавов. Я посмотрела на собственный наряд. Сегодня я решила надеть старомодное платье в стиле хиппи: длинное, развевающееся, с цветочным узором — утром в зеркале оно казалось великолепным, а сейчас выглядело дешево и убого.
Джен в очереди протиснулась поближе к Нику, и, в ожидании начала церемонии, они вступили в непринужденную беседу. Я опустилась на край скамьи в самом конце зала и попыталась усадить Эмили на колени. Но едва ее попа коснулась моего платья, как я почувствовала влажный комок и до моих ноздрей донесся неприятный запах. Так вот чем она была так недовольна!
Пеленальной комнаты в церкви не было, и у меня ушла вечность на то, чтобы сменить подгузник в крошечной туалетной кабинке. Когда я вернулась, Итана Генри Чарльза уже окропили святой водой и Ник с Джен уже принесли ложные обеты воспитать его в христианской вере. Я была рада, что пропустила представление, хотя, конечно, это было самое начало праздника — даже не первое блюдо, а так, аперитив.
После церемонии мы вернулись в машину и вместе со всеми поехали к Хейли с Райаном, где нас ждала роскошная вечеринка. Стоял июнь, было тепло, на небе ни облачка. Фраза «Ну разве нам не повезло с погодой?» уже успела меня утомить. Едва я отпустила Эмили, как она помчалась к дверям, ведущим в сад. Ник был занят тем, что здоровался с тетушками, дядюшками, двоюродными братьями и сестрами; Джен приветствовала их вместе с ним, не выказывая ни малейшего намерения оставить его в покое. От этого зрелища мне стало тошно, но я не могла вклиниться между ними так, чтобы это не выглядело нарочито. К тому же нужно было присматривать за Эмили.
В саду повсюду висели флажки и воздушные шарики. На террасе были воздвигнуты две беседки, на лужайке белели, словно овечки, пластиковые столы и стулья. Эмили бегала вокруг в своем новом нарядном желтом платьице, протискиваясь между ногами у взрослых, которые болтали, разбившись на группки. Я бегала за ней на увязающих в земле каблуках. То и дело оглядывалась через плечо в поисках Ника, но его нигде не было видно.
Муж Хейли, Райан, бросал сосиски и котлеты на решетку гигантского газового барбекю. Завороженная дымом и запахом, Эмили подошла ближе.
— Осторожно! — вскрикнула я, подхватывая ее на руки. — Горячо! Горячо!
— Горячо! — повторила она, показывая на барбекю и серьезно качая головой.
Дым летел ей в глаза, поэтому я решила отойти. В знак протеста Эмили принялась пинать подол моего платья.
— Пойдем отыщем папу, — сказала я, опуская ее на землю. — На старт, внимание, марш! — я сделала вид, что мы бежим наперегонки, и мы, хихикая, помчались обратно к дому.
В гостиной обеденный стол ломился от салатов, сэндвичей и мисок с чипсами, которые радостно уминали дети. В кухне было полно народу: там откупоривали вино и открывали пиво. Кто-то разливал крюшон из кувшина. Наконец я заметила Ника, наливавшего просекко — мой любимый напиток. Я подскочила к нему и взяла у него бокал.
— Спасибо, милый, — сказала я, поднося бокал к губам.
— Вообще-то, это мне.
Обернувшись, я увидела Хейли. За ее спиной Джен нежно укачивала Итана, сюсюкая над его розовым личиком.
— Ой, прости, — неловко забормотала я. — Я не заметила…
— Все в порядке, — сказал Ник, мгновенно доставая другой бокал. Потом помахал бутылкой. — Еще кому-нибудь?
— Мне, пожалуйста, Ники! — кивнула Джен.
— Малыш! — закричала Эмили, подбегая к Итану.
Джен опустилась, чтобы ей лучше было видно.
— Поцелуй двоюродного братика, — сказал Ник.
Эмили влажно чмокнула Итана в лоб, и все присутствующие хором заголосили от умиления.
— Мы просто обязаны сделать фото, — сказала Хейли, доставая телефон.
— Ники, давай, присоединяйся! — воскликнула Джен. — Подержи ее, чтобы она снова поцеловала Итана.
Ник поднял Эмили, и она послушно повторила поцелуй под аплодисменты.
— Замечательно! — объявила Хейли, быстро делая несколько снимков. — Джен! Не забудь свой бокал! — она подхватила его, и они со смехом скрылись в столовой.
Ник опустил Эмили на пол, и она убежала, вне всяких сомнений, в поисках малыша.
Я мрачно уставилась в бокал.
— Что думаешь? Это невыносимо.
— О чем ты?
— Все делают вид, будто меня не существует. Джен ведет себя так, будто она все еще твоя жена, Хейли меня игнорирует, а твои родители даже не поздоровались. Так грубо.
Ник жестом велел мне говорить тише.
— Уверен, это не нарочно. Здесь полно людей, с которыми они давно не виделись.
— Эти люди, наверное, думают, что я просто няня.
— Не говори ерунды.
— Я не могу больше терпеть. Это унизительно.
— Скорее, для Джен, чем для тебя. Ты же победила, помнишь?
— Я не чувствую себя победительницей, — пробурчала я, так быстро глотая просекко, что пузырьки ударили мне в нос. — Мне кажется, будто Хейли устроила это нарочно, чтобы меня вывести из себя.
Ник закатил глаза.
— Что за чепуха. Сколько ты выпила?
— Недостаточно, — я налила себе еще один бокал, опустошив бутылку.
— Таш, пожалуйста, не позорься.
— Хватит указывать мне, Ник. Я не ребенок.
— Если вы собрались устраивать семейные разборки, пожалуйста, сделайте это где-нибудь в укромном месте.
Резко развернувшись, я увидела Хейли, которая вернулась за добавкой и выглядела как кошка, объевшаяся сметаны.
— Мы не ссоримся, — бросил Ник, прежде чем проскользнуть мимо нее в столовую.
— Боже, неужели я наступила на больную мозоль? — Хейли посмотрела на меня, изогнув брови.
Я знала, что не стоит отвечать, но алкоголь взял верх.
— Я просто думаю, что неправильно приглашать Джен на такие праздники, — сказала я.
Она ядовито улыбнулась.
— Хорошо, что я ее пригласила, иначе вы бы сюда не добрались.
— Я не хотела, чтобы она нас подвозила. Я хотела ехать на поезде.
— Неважно, чего ты там хотела, милочка. Это моя вечеринка.
— Тогда, может быть, в следующий раз мы лучше вообще не приедем.
— Тогда, может быть, — передразнила она, — в следующий раз лучше не приедешь ты.
— Отлично. Но Ник не поедет без меня, — я с вызовом глотнула просекко.
— Не будь так уверена. Он предан своей семье, и в любом случае мы не позволим тебе отнять его у нас.
Я вскинула на нее глаза.
— О чем ты?
— Мы все знаем, чего ты добиваешься, — усмехнулась она. — Брат хочет казаться суровым мужиком в наших глазах, но он всегда был доверчив.
Я окинула ее холодным взглядом.
— Что ты хочешь этим сказать?
Хейли схватила меня за рукав и потянула в сторону.
— Ник с Джен много лет пытались завести ребенка — проблема была в нем, не в ней. Медленные сперматозоиды, — она на секунду замолчала, глядя на мое ошарашенное выражение лица. — Только не говори, что не знала.
Перед глазами пронеслось воспоминание. Мы сидим на скамейке в парке, и я рассказываю Нику новость. «Это чудо. Я стану отцом». Так вот что означали его слова. Если Хейли не обманывала, значит, Ник врал мне о том, почему они с Джен не завели детей, но я тотчас его простила.
— Проблема не могла быть в Нике, — наконец сказала я. — Эмили тому доказательство.
— Тебе нас не одурачить, Наташа, — ответила Хейли, не отпуская моей руки. — Эмили — очаровательная малышка, но она совсем не похожа на Ника.
Ее слова вонзились в меня, вызвав волну гнева.
— Ник — ее отец, клянусь ее жизнью.
— Ты хотела его денег и точно знала, что для этого нужно сделать.
— Неправда! Я люблю Ника, я бы ни за что с ним так не поступила.
Но Хейли продолжала говорить, будто не слыша:
— Он поверил тебе, потому что ему хотелось верить. Он очень раним, когда дело касается его неспособности зачать. Джен понимает. Поэтому и не стала сопротивляться, когда он решил уйти. Она была совершенно убита, но хотела, чтобы он был счастлив. Как там поется в песне? Если любишь, отпусти.
— Иди ты на хрен.
Она понизила голос до угрожающего шепота.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать в моем собственном доме, шлюшка?
— Все в порядке? — подошел Ник.
— Нет, — ответила я, прожигая Хейли взглядом. — Мы едем домой. Сейчас же.
— Что? Ты с ума сошла… Хейли, что случилось?
Хейли поджала губы.
— Кажется, она слегка разозлилась.
— Я не разозлилась! Я в ярости!
Я решительным шагом направилась в гостиную в поисках Эмили. Она сидела на коленях у бабушки, которая закармливала ее шоколадками. Чтобы забрать ее, пришлось бы устроить сцену. Я вернулась к Нику.
— Пожалуйста, возьми Эмили. Я вызову такси.
— Таш, успокойся. У нас праздник, а ты его портишь.
— Не я. Твоя сестра. Она меня оскорбила.
Я стала искать в телефоне ближайшее такси.
— Но мы не можем уехать сейчас, — взмолился он. — Я целую вечность не виделся с сестрой. И Эмили здесь нравится, она так редко видится с бабушкой и дедушкой. Это несправедливо…
Я остановилась в нерешительности, уже занеся палец, чтобы нажать на вызов. Если Ник откажется уезжать, что я буду делать? Уеду одна? Мне отчаянно хотелось убраться отсюда, но разве не этого они и добивались? Хейли нарочно спровоцировала ссору, и я повелась, как идиотка. Вот сучка! Наверняка она все выдумала про бесплодие Ника. Будь это правдой, он бы мне рассказал. Мы делились всеми секретами, всеми надеждами и страхами. Ник никогда не выказывал ни малейшего сомнения, что Эмили — его ребенок, хотя она действительно была совсем на него не похожа.
— О’кей, — сказала я, убирая телефон. — Мы остаемся. Только поговори с Джен, хорошо? Это уже ее второй бокал. Мы же не хотим, чтобы она везла нас обратно в нетрезвом состоянии. Особенно когда в машине Эмили.
— Да, ты права, — Ник закусил губу. — Я поговорю с ней, — он положил руки мне на плечи и поцеловал в голову. — Спасибо, детка, это так много для меня значит. Люблю тебя.
— Да, я тоже тебя люблю, — ответила я недовольным тоном.
Он подошел к Джен и мягко отвел ее в сторону. Я смотрела, как они разговаривают: между ними явно сохранилась привязанность, это видно было по тому, как близко они стояли друг к другу. Если Ник действительно не смог дать ей ребенка, почему он мне не рассказал?
Глава 8
Сэм стал работать у нас водителем на следующей неделе. Несмотря на все опасения, он с самого начала мне понравился. Примерно моего возраста, лет двадцать пять. Выглядел он непримечательно: среднего роста и телосложения, с тусклыми русыми волосами, короткой стрижкой и довольно заурядными чертами лица. Несколько месяцев спустя, пытаясь описать его, я не смогла вспомнить ни форму лица, ни длину носа, ни даже цвет глаз. К тому времени он уже потускнел в моей памяти. Но вот его голос я никогда не забуду: теплый, с хрипотцой и мягкими северными гласными.
— Если что-нибудь понадобится, миссис Уоррингтон, просто сбросьте сообщение, хорошо?
Потребовалась неделя, чтобы приучить его называть меня по имени. Он всегда появлялся ровно в 07:30, одетый в черные джинсы и легкую непромокаемую куртку, тоже черную; в руках у него был стаканчик кофе навынос, который он цедил, пока дожидался Ника. Он отвозил Ника в офис в западной части Лондона, а потом, если не был ему нужен до конца рабочего дня, возвращался, чтобы помочь мне. В дом он зайти отказывался, вместо этого сидел у дома в «Рэндж Ровере» с открытой дверью. Такая жизнь казалась мне ужасно скучной. Он сидел там часами в ожидании поручений, слушая по радио спортивные новости и играя в игры в телефоне. Иногда я приносила ему чашку чая, и он говорил, что я «звезда».
Зачастую мне нечего было ему поручить, и от этого мне становилось неловко. Продукты нам привозили на дом, а если вдруг заканчивалось молоко или хлеб, я всегда могла сбегать в супермаркет за углом. Ясли, куда я водила Эмили трижды в неделю, были в 20 минутах ходьбы от дома, и я возила ее туда в коляске, чтобы размять ноги и подышать свежим воздухом. Работы у меня не было, поэтому и в ясли водить ее было необязательно, но Ник считал, что это важно — научиться общаться с другими детьми. Ситуация была почти комичной. Я весь день сидела дома, плюя в потолок, а Сэм сидел снаружи, плюя в свой. У меня появилось ощущение, будто я узница, а он меня охраняет. Или наоборот…
Всю неделю стояла хорошая погода, но в тот день дождь лил как из ведра. Сэм закрыл дверь в машине, и все окна запотели. Я смотрела в окно гостиной, гадая, стихнет ли дождь к тому времени, когда мне нужно будет забирать Эмили из яслей. Небо было свинцово-серым, вода лилась сплошной металлической завесой. Я взяла телефон и написала Сэму, как договаривались. Смешно, учитывая, что он находился прямо за стеной, но…
«Не могли бы вы закинуть меня в ясли «Маленькое чудо»? Через 5 мин. Спасибо».
Он тут же прислал ответ: «Без проблем», и я услышала, как он заводит машину.
Я быстро коснулась губ помадой и провела по волосам расческой. Среди мамаш, которые водили своих детей в «Маленькое чудо», существовало соперничество: полагалось выглядеть повседневно, но вместе с тем безупречно. Соперничество касалось не только внешности, но и достижений малюток. «На выходных Мэйбл выучила сотое слово». «Артур уже практически сам завязывает шнурки». Большинству из мам перевалило за тридцать, я была самой молодой. Сначала они предположили, что я няня по обмену, и очень удивились тому, что я англичанка.
Я поставила дом на охрану, выскочила на улицу и запрыгнула к Сэму на заднее сиденье, торопливо закрыв дверь.
— Слава богу, что вы здесь, Сэм, — сказала я, пристегиваясь.
— Вы живете неподалеку? — спросила я, когда мы тронулись с места. Это был глупый вопрос, и я тут же пожалела, что задала его. Как будто человек с зарплатой водителя смог бы жить здесь.
Сэм засмеялся.
— Нет, я живу в восточной части города, но, вообще-то, я из Мидленда.
Больше он ничего не добавил, и мне стало неловко расспрашивать. Показалось, что он не хочет говорить о себе, возможно, даже скрывает какую-то трагическую тайну. Он много улыбался, но его улыбка меня не провела. Я чувствовала, что в глубине души у него таится печаль. По крайней мере, мне казалось, что я чувствую. Теперь я понимаю, что он был для меня всего лишь зеркалом: я думала, что вижу его, а на самом деле видела свое отражение. Потому-то и не помню его лица.
До яслей мы добрались за несколько минут. Сэм заехал на «Рэндж Ровере» на тротуар, я побежала через дождь к дверям. Эмили выскочила мне навстречу с воплем: «Мама, мама!» — и бросилась в ноги. Я отцепила ее и подняла.
— Угадай, кто ждет в машине? — спросила я.
— Папа!
— Нет, не папа, не сегодня. Сэм! Помнишь, Сэма?
На ее лице появилось озадаченное выражение, затем она просияла:
— Сэм! Пиу-пиу!
— А, ты вспомнила «Пожарного Сэма», — ответила я. Это был один из ее любимых мультиков.
Я оглянулась, надеясь, что никто из мам нас не слышал. Детям до трех лет не полагалось смотреть телевизор: это как-то мешало развитию левого полушария… или правого?
Когда я рассказала Сэму, что Эмили подумала, будто он мультяшный персонаж, он громко усмехнулся. Всю дорогу до дома она повторяла: «Пиу-пиу», и он в ответ стал напевать вступительную песенку, выкрикивая: «О нет, кот застрял на дереве в Понтипанди!» Похоже, он все знал о «Пожарном Сэме», и я задумалась, нет ли у него своих детей. Но спрашивать не стала, а сам он ничего не сказал.
— Не хотите пообедать с нами? — спросила я, когда мы вернулись домой.
Сэм заколебался, потом покачал головой.
— Нет, спасибо, — он раскрыл надо мной зонтик и держал так все время, что я вытаскивала Эмили из ее автокресла. — Я хожу в забегаловку рядом с метро, там подают завтраки с утра до вечера.
Я подняла Эмили и, укрыв ее руками, донесла до двери.
— Могу сделать яичницу с беконом, если вы по этой части. Или фасоли? Крепкого чаю? — Внезапно я поняла, что спрашиваю почти с отчаянием. По правде говоря, я нуждалась в компании — любой. Меня ждал очередной длинный день. После обеда я укладывала Эмили спать, и мне нечем было больше заняться.
— Это очень любезно с вашей стороны, миссис… то есть Наташа, — сказал Сэм, — но, если не возражаете, я лучше возьму перерыв. Босс хочет, чтобы я забрал его в три.
— Да, конечно. Простите, я не хотела… Конечно, вам нужен перерыв.
Хотя у Сэма было не так много обязанностей, его рабочий день был длинным: он часто привозил Ника домой уже после восьми вечера. А потом ему еще нужно было вернуться к себе домой. Интересно, ждал ли его там кто-нибудь? Жена, девушка или, может быть, бойфренд? Я не знала, почему его жизнь вызывает у меня такой интерес.
С тех пор как я в последний раз виделась с мамой, прошло уже несколько месяцев, и, хотя мы почти всегда ссорились при встрече, я скучала. Наши отношения, как это часто случается в семьях из родителя-одиночки с единственным ребенком, были напряженными. Мама питала глубокое недоверие к особям мужского пола и свято верила, что женщинам куда лучше без них. Любовь для нее была занятием рискованным и требовавшим крайне осторожного подхода. Когда я рассказала ей, что беременна и выхожу замуж за Ника, как только он разведется, она отреагировала так, будто я собралась на каблуках карабкаться на Килиманджаро.
— Ну не дура ли, — сказала она. — Выбрасываешь на ветер свою жизнь…
Мама заявила, что теперь, раз у меня есть «богатый папик», я больше не нуждаюсь в ее заботе. Перестала отвечать на звонки и сообщения, не пришла на свадьбу. Я было подумала, что мы разругались навсегда, но когда родилась Эмили, я отправила маме ее фото, и уже через несколько часов она была у родильной кровати, воркуя над внучкой. Но все равно отказывалась приходить ко мне в гости и общаться с Ником.
Я решила, что пора ее навестить. Мне не хотелось заявляться к ней на «Рэндж Ровере» с Сэмом за рулем, но добираться на общественном транспорте было бы неудобно. Вполне логично, чтобы нас довез Сэм, к тому же у него было полно времени, пока Ник занимается делами.
— Значит, здесь вы выросли? — спросил Сэм, когда показались ряды муниципальных таунхаусов с маленькими окнами и белыми стенами, которые вечно нуждались в покраске.
— Да, — ответила я. — Вы удивлены?
Он кивнул.
— Довольно контрастно.
— Это уж точно.
Я попросила его поставить машину за углом, чтобы ее не было видно. Эмили заснула в дороге, но проснулась, едва я расстегнула на ней ремни.
— Когда вас забрать? — спросил Сэм.
— М-м-м… около трех? Я напишу, когда захочу домой. Идет?
— Серьезно, Наташа, а ты чего ожидала? — спросила мама, когда я рассказала ей, как прошли крестины. — В их глазах ты разрушительница семьи. Выкинула Джен из родного дома, бога ради. Неудивительно, что они тебя ненавидят. Я бы уж точно ненавидела.
Спасибо за поддержку, подумала я, но вслух ничего не сказала, только обмакнула печенье в чай и запихнула в рот, прежде чем оно развалилось.
— Но все еще хуже, мам. Хейли специально попросила Джен быть крестной, чтобы меня задеть, я знаю. А теперь она говорит, что Ник не может быть отцом Эмили, потому что у него медленные сперматозоиды. Ник сказал мне, что они с Джен не хотели детей, но Хейли утверждает, что они много лет пытались зачать ребенка. Конечно, она может врать, но тогда… — мой голос стих.
Мама скорчила гримасу.
— А ты на сто процентов уверена, что Ник — отец?
— Мам! — Я бросила взгляд на Эмили в другом конце комнаты. Конечно, она была слишком мала, чтобы понять наш разговор, но мне не хотелось, чтобы она слышала такие слова. Ей дали кастрюли, и она колотила по ним деревянной ложкой. — Конечно, это он! Как ты можешь такое спрашивать?
— Ну, откуда мне знать? — пробормотала она. — Ты спала с женатым мужчиной, кто знает, на что ты еще способна?
Я решила не напоминать ей, что она сама незамужняя мать. Мой отец никогда не обсуждался, мне настолько мало было о нем известно, что он вполне мог оказаться донором спермы, хотя я давно подозревала, что он просто был женат.
Я понизила голос:
— Дело не в сексе. Мы не могли сопротивляться нашим чувствам. У нас любовь.
— Любовь… — повторила мама с таким видом, как будто это нечто еще более фантастическое, чем жизнь на Марсе.
— Мам, ну честно, мы очень счастливы.
— По твоему голосу не скажешь, — она была права, я и сама слышала в своем голосе фальшивую ноту. — Так что говорит Ник? Медленные у него сперматозоиды или нет?
— Я не спрашивала. Это мужское дело. Наверное, ему стыдно, и он не хочет признаваться.
— О да, нельзя задевать мужское эго, — ее губы сжались в горькую полоску.
— Я просто пытаюсь проявить чуткость. Не хочу, чтобы он беспокоился, что Эмили не его дочь.
— Наверное, ему приходила в голову такая мысль, — задумчиво произнесла мама. — Странно, что он не спрашивал.
— Он мне доверяет, вот почему, — огрызнулась я.
— Хм-м-м… видимо, недостаточно, чтобы сказать правду, — она встала и пошла на кухню. — По мне, так у вас не особенно равные отношения. Ты ему в рот глядишь.
— Неправда.
— Правда, — донеслось из кухни. — Ты как домохозяйка из 50-х.
— Ничего подобного!
— Так и есть. Сидишь целыми днями дома, не работаешь, даже машину не водишь, — она вернулась с пластиковыми коробками и положила их рядом с Эмили. — Держи, ласточка. У меня от тебя голова болит. Постучи лучше по этим, — с этими словами она забрала кастрюли.
— Неееееет! — заверещала Эмили и попыталась ударить бабушку деревянной ложкой.
— У тебя нет финансовой независимости, в этом твоя проблема, — продолжила мама. — Тебе нужна работа, источник дохода.
— Зачем? Мы не нуждаемся в деньгах. Не знаю, сколько точно Ник зарабатывает, но целую кучу.
— Что значит — ты не знаешь? Разве у вас не совместный счет? — ее взгляд будто пронзил меня насквозь; она так хорошо меня знала, что ее невозможно было обмануть. — Не совместный, да? Ой, Наташа…
— Не беда, мам. Если мне нужны деньги, я просто беру карточку Ника. У меня есть и своя кредитка, Ник автоматически ее оплачивает каждый месяц. Он никогда не спрашивает, сколько я трачу на себя. Даже говорит, что недостаточно. Он считает, что его деньги — мои деньги. Он очень щедр.
— Тогда почему у вас не совместный счет?
Я пожала плечами.
— Не знаю, мы никогда это не обсуждали. Уверена, если бы я попросила, он бы согласился.
— Не проси, настаивай! — она в отчаянии покачала головой. — Серьезно, Наташа, пора уже вести себя по-взрослому. Разрешаешь ему вить из себя веревки.
Я пыталась его оправдать, но она не слушала. Во всем была либо его вина, потому что он мужчина, либо — моя, потому что я ему это спустила с рук.
Когда она стала убирать со стола после обеда, я отошла в сторонку и написала Сэму, что готова ехать. Он встретил нас там же, где высадил, и мы пустились в бегство. Пока выезжали на трассу, меня охватило облегчение. Слава богу, это закончилось, подумала я. Мама ошибалась насчет Ника, но кое в чем она была права. Мне нужно больше контроля над своей жизнью.
Когда мы достигли окраины Лондона, мне в голову пришла захватывающая идея. Не успев подумать как следует, я повернулась к Сэму и спросила:
— Можете научить меня водить машину?
Он поколебался, потом ответил:
— Э-э-э… Ну, вообще-то, мог бы. Но я никогда никого не учил. Может, лучше брать нормальные уроки, в смысле, у инструктора?
— Я не хочу нормальные уроки. Я хочу, чтобы это был сюрприз для Ника. А если придется платить автошколе, он узнает…
У меня в ушах зазвучал отголосок маминых жалоб на то, что у меня нет собственных денег.
Сэм причмокнул губами, сворачивая в сторону от городских огней.
— Мне не хочется что-то делать за спиной у вашего мужа. Он все-таки мой босс.
— Не волнуйтесь, если он будет чем-то недоволен, я возьму вину на себя. Но все будет в порядке, обещаю. Только не говорите ему. Это должен быть наш секрет.
— Ну, хорошо… если вы уверены, — он посмотрел на меня и улыбнулся. — Теперь нам обоим будет чем заняться, да?
Глава 9
Вскоре прибыло мое временное водительское удостоверение. К счастью, когда я обнаружила его на пороге, Ник был за границей. Учебный знак на автомобиль — такой, чтобы можно было надевать и снимать, — я купила на почте и в перерывах между уроками хранила его в ящике для нижнего белья, под ароматической прокладкой. Таинственность делала мою затею еще увлекательней. Мне ни на секунду не приходило в голову, что я обманываю Ника; я была уверена, что мои действия так же безобидны, как планирование вечеринки-сюрприза. Воображала, с каким восхищением он на меня посмотрит, когда узнает, что я сдала экзамен. Ведь теперь, когда Ника временно лишили прав, наша семейная жизнь станет проще, если я научусь водить.
Так, по крайней мере, объясняла я это себе. Так оправдывала воодушевление, переполнявшее меня каждый раз, как я оказывалась в машине с Сэмом.
Он предупредил меня, что «Рэндж Ровер» — это «зверюга», которая не слишком подходит для того, чтобы на ней учиться, но раз он будет меня учить, у нас нет других вариантов. И еще кое о чем.
— Когда мы в машине, я здесь босс, — заявил он. — Вы всегда должны делать то, что я говорю, что бы ни случилось. Понятно? Тогда это будет безопасно.
Мне нравилось, что мы поменялись ролями. Я не очень уютно чувствовала себя в роли «хозяйки», но теперь мы стали равны. Сэм оказался замечательным учителем, вел себя терпеливо и с пониманием, когда я не могла выполнить сложный маневр или сдать назад. Мы стали отвозить Эмили в ясли на машине, за рулем был Сэм — мы же не хотели, чтобы она проболталась папе. Как только я ее оставляла, мы прилепляли знак ученика и менялись местами. Иногда катались по нескольку часов: я училась пробираться по узким, заставленным машинами улочкам жилого района, не терять направления, когда все вокруг перестраиваются, и правильно съезжать с кругового перекрестка. Учитывая, какой это стресс — ездить по Лондону, — мы держались на удивление расслабленно. Не кричали друг на друга, а если я начинала паниковать, Сэм всегда рассеивал мою панику шуткой.
Я стала одержима уроками вождения. Когда мы с Ником были вдвоем, я уходила в свои мысли, заново переживая лучшие воспоминания своей тайной жизни.
— Чему ты улыбаешься? — спросил он как-то после ужина. Я вспоминала, как с триумфом припарковалась между двумя машинами, и Сэм с сияющим лицом сказал мне: «Если вы смогли припарковать этого монстра, то, черт возьми, припаркуете что угодно!»
— Просто рада, что ты в кои-то веки дома, — ответила я и потянулась к нему через стол, чтобы поцеловать.
Сказала себе, что это простительная ложь, потому что я соврала из хороших побуждений. Я старалась ради семьи, ради того, чтобы порадовать Ника, быть ему хорошей женой, помощницей. Но крошечная часть меня знала, что что-то не так. Что я плаваю в темных водах. И ночью, когда мы лежали в постели, мой взгляд притягивало к комоду, где под лифчиками и трусами прятались, словно любовные письма, временное водительское удостоверение и учебный знак.
Вскоре случился очередной производственный кризис, на этот раз в Нью-Йорке. Ник сказал, что уезжает на неделю, может, дольше.
— Поехали со мной, — предложил он. — Днем вы с Эмили можете посмотреть достопримечательности, а вечером мы будем вместе.
Я устало вздохнула.
— Она слишком маленькая, чтобы таскаться по музеям, и там будет слишком жарко для нее.
Стоял июль, в Нью-Йорке должна была царить духота. К тому же Ник работал допоздна, и ему часто приходилось водить клиентов на ужин, поэтому я знала, что мы почти не будем видеться. Это была хорошая мысль, но как же мои уроки вождения?
— Да, наверное, ты права, — он обвил меня руками. — Просто устал быть вдали от дома. Эмили растет так быстро, а я все пропускаю.
— Мы будем каждый день устраивать видеозвонки, обещаю, — ответила я, чувствуя укол вины. Я только что отказалась от недели в Нью-Йорке. И ради чего? Ради того, чтобы попрактиковать переключение передач и разворот в три приема?
Несколько дней спустя Сэм отвез Ника в аэропорт на ранний рейс. Я отвезла Эмили в ясли в коляске, после чего скорее вернулась домой. Сидя на кухне с учебным знаком наготове и решая пробный онлайн-тест на знание теории, я старалась не обращать внимания на то, как замирает в груди сердце. Что происходит? Это уроков вождения я жду с таким предвкушением или возможности провести время с Сэмом? Я мысленно повторяла, что первое, но в душе понимала, что не все так просто.
Я по-прежнему любила Ника, в этом я нисколько не сомневалась: по-прежнему считала его сексуально привлекательным, все так же наслаждалась его обществом. У нас был хороший брак. Ладно, пускай у нас не было совместного счета в банке, но он никогда не скупился на деньги. И Эмили он был потрясающим отцом. Семейка его, конечно, вела себя злобно, но мы с ними почти не виделись. Единственным пятном, омрачавшим мою сказочную жизнь, была Джен, но с тех пор как у меня появилось тайное увлечение, я все реже и реже думала о ней.
Должно быть, она прочитала мои мысли…
Был четверг, Ник находился в отъезде уже четвертый день. Я записала Эмили на дополнительное время в яслях — многие родители уехали с детьми в отпуск, поэтому были свободные места. Мы с Сэмом тренировались каждый день, и интенсивная практика возымела успех.
— Вы набираете обороты, — сказал он. — И это не каламбур.
Я засмеялась, подъезжая к дому. Настало время обеда, мы решили прерваться и передохнуть.
— Серьезно, вы справляетесь все лучше и лучше. Мне кажется, вы чувствуете дорогу, понимаете, о чем я? Не просто следуете инструкциям, а на самом деле ведете машину.
Я заглушила двигатель.
— Вау! Спасибо. Это так много для меня значит.
— Вам стоит записаться на экзамен.
— Правда? Думаете, я уже готова?
— Более-менее. Вы хороший водитель, Наташа.
По какой-то причине он никогда не называл меня Таша или Таш. Наверное, из уважения.
— А вы отличный учитель, Пожарный Сэм, — ответила я, потом потянулась и поцеловала его в щеку. Его кожа была мягкой на ощупь. — Пожалуйста, заходите, пообедаем вместе. Холодильник ломится от еды, а есть ее некому.
— Хорошо, если только это не станет традицией.
Мы вышли из машины, я открыла дверь в дом. К моему удивлению, сигнализация не сработала. Я что, так торопилась оказаться за рулем, что забыла ее включить? Ник требовал, чтобы мы включали сигнализацию каждый раз, как выходим из дома, и я уже приучила себя к этому. Домработница не убиралась по четвергам, а больше ключей ни у кого не было…
— Осторожно, — прошептал Сэм. — Вдруг там грабитель. Давайте я пойду первым.
Он вошел в дом и, крадучись, двинулся по коридору. Я нервно застыла на пороге, гадая, нужно ли звонить в 999. А потом услышала ее голос.
— Привет, Сэм, красавчик! — это была Джен, и голос у нее был пьяный.
Я метнулась на кухню.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я. — Как ты вошла?
Она потрясла в воздухе связкой ключей.
— Я здесь жила, если ты забыла.
Мои руки сжались в кулаки, ногти вонзились в ладони.
— Но больше не живешь. Ты что, тайком пробираешься к нам в дом?
Сэм уткнулся взглядом в пол.
— Я буду снаружи, если понадоблюсь, миссис Уоррингтон, — пробормотал он и, шаркая, вышел.
По мне пробежала волна гнева — больше на Ника, чем на Джен. Почему он не сменил замки, когда она съехала? Почему не лишил ее допуска к сигнализации?
— У тебя нет никакого права здесь находиться, — заявила я. — Ты вторгаешься в чужую собственность.
— Чужая собственность? — она насмешливо улыбнулась. — Громко сказано. Звучит как правонарушение. Пытаешься меня запугать?
— Хватит, Джен, ты же знаешь, что так нельзя. Дай мне ключи. Пожалуйста, — я протянула руку.
— Прости, — она уронила их в свою дизайнерскую сумочку. — Ники попросил меня оставить их у себя, на случай экстренной ситуации или если он забудет свои и не сможет открыть дверь.
— Сомневаюсь, — огрызнулась я, хотя маленькая вероятность того, что Джен говорила правду, была. — Слушай, ты должна уйти.
Я подошла ближе. Она покачивалась на высоком табурете, и я уловила исходящий от нее запах вина. Рядом стояли бокал и пустая бутылка: она явно угостилась из нашего холодильника.
— Что ты здесь делаешь, Джен? — спросила я. — Середина дня, Ник в Нью-Йорке.
— Да, знаю, такая скукота. Я с ним уже разговаривала, разбудила его, бедняжку. Мне нужны кое-какие документы, знаешь, для налогов, у себя я их не нашла, вот и подумала, что они здесь. У Ники в кабинет-те, — ответила она заплетающимся языком. — Он сказал, если тебя не будет дома, просто зайти и посмотреть. Видишь ли, это срочно… не может ждать. Сегодня была просто адская встреча с бухгалтером: в налоговой говорят, что у меня неоплаченные счета на тысячи фунтов. Сволочи. Я не справляюсь со всем этим дерьмом, это выше моих сил. Меня это убивает.
Я окинула ее холодным взглядом.
— И ты решила утопить свои печали в нашем вине?
— Ой, не будь таким моралистом, Наташа! И вообще, чья бы корова мычала. Что здесь делает шофер, а? — она изогнула накрашенные брови. — Ники сказал, что дал ему отгул на неделю, а не то попросил бы помочь мне перебрать документы.
Я замялась, не зная, что ответить.
— Я попросила Сэма поработать на этой неделе. В любом случае, это тебя не касается. Я хочу, чтобы ты сейчас же ушла.
Джен покачала головой.
— Но я еще не нашла документы. Думаешь, они могут быть на чердаке?
— Понятия не имею. Пожалуйста, Джен, уходи.
— Зачем? Чтобы ты могла перепихнуться со своим шофером? Я тебя не виню. Ники постоянно в отъезде, а Сэм рядом, у тебя на побегушках. Такой соблазн…
— Да как ты смеешь! — прошипела я, оглядываясь через плечо. Сэм точно ушел? Вдруг он все слышит?
— Да ладно, видно же, как ты на него слюни пускаешь. Признаться, я и сама иногда люблю погрубее.
Я вся клокотала от гнева.
— Если ты меня не послушаешься, придется позвонить Нику. Вряд ли ему это понравится.
Это было рискованное заявление, но мне пришлось его сделать. Ник вел себя по отношению к ней с большим терпением, но здесь ему придется проявить жесткость. Я вытащила телефон.
— Ладно, не утруждайся. Пусть человек поспит. Ухожу.
Она соскользнула с табурета и, пошатываясь, прошла мимо меня к выходу. Я направилась за ней, чтобы убедиться, что она по дороге не снесет мебель.
Сэм стоял на улице у «Рэндж Ровера», и Джен, оступившись на крыльце, чуть не упала ему на руки.
— Она в хлам, — сообщила я ему.
Сэм прислонил Джен к машине.
— Отвезти ее домой?
— Вы можете? Я была бы очень признательна, — ответила я. — Дать ее адрес? Могу поискать…
— Не нужно. Я знаю, где она живет, — Сэм осторожно усадил ее на переднее сидение и пристегнул ремень.
Джен пьяно махнула рукой в моем направлении.
— Передай Ники, что я больше не могу терпеть. Это слишком долго тянется. Слишком!
Я вздохнула.
— Что долго тянется?
— Ваш брак! — взвизгнула она.
Сэм бросил на меня сочувственный взгляд и закрыл дверь с ее стороны.
Глядя им вслед, я вдруг сообразила, что мы забыли снять с машины учебный знак.
Глава 10
Ник пришел в ярость, когда я рассказала ему, что выкинула Джен. На следующий день, едва сойдя с самолета, он направился к ней, и, по его словам, у них разразился «грандиозный скандал». Вернувшись домой, он с грохотом бросил чемоданы в прихожей и зашагал в гостиную.
— На этот раз она слишком далеко зашла, — заявил он. — Слишком далеко. Прости, Таш. Больше этого не повторится, обещаю.
Была почти полночь. Эмили уже спала, а я последние несколько часов рассеянно смотрела телевизор, дожидаясь его возвращения. Никогда до этого я не видела его таким сердитым.
— Ты забрал у нее ключи? — спросила я.
— Да, конечно.
— Возможно, все равно лучше сменить замки. Вдруг она сделала себе дубликат.
Ник покачал головой.
— Не нужно. Я просто лишу ее доступа к сигнализации. Если она снова попробует зайти, приедет полиция.
Я встала и обняла его.
— Спасибо, что так быстро со всем разобрался. Мне было реально страшно. Я подумала, что в доме грабители.
Мы поцеловались, но я почувствовала, что он слегка напряжен. Может, Джен рассказала ему, что здесь был Сэм? Может, она заметила учебный знак на машине? Я решила на всякий случай сказать правду (или полуправду).
— Хорошо, что Сэм был здесь, — сказала я, когда Ник отстранился. — Прости, я не знала, что ты дал ему отгул. Он не сказал.
Ник снял пиджак и расслабил галстук.
— Он хороший парень, всегда рад услужить. Но мы не должны его эксплуатировать, понимаешь, о чем я?
— Да, конечно.
Я побежала на кухню, чтобы сделать чай. Вообще-то, я не понимала, о чем он. Он что, намекал на уроки вождения? Может быть, Джен все-таки видела учебный знак и рассказала ему. Может быть, он спросил у Сэма, и тому пришлось сознаться. Но, в таком случае, почему Ник не говорит напрямик? Заливая кипятком чайные пакетики, я пришла к заключению, что если Ник и знал, то решил ни о чем не спрашивать, чтобы не испортить мой сюрприз.
Удивительно, чего мы себе не навыдумываем, когда нам это удобно…
Когда я вернулась в гостиную, Ник уже успокоился. Мы сели в обнимку на диване и, прихлебывая чай, стали рассказывать друг другу, как прошла неделя. Я рассказала Нику, что Эмили произнесла свое первое предложение, когда я загружала белье в машинку: «Там носок!»
— Она гениальна, — засмеялся Ник, сжимая мне плечо. — Знаешь что? Я так устал от поездок. Раньше они мне нравились, а сейчас я просто хочу быть дома с семьей. Я пропустил первый шаг Эмили, теперь пропустил ее первое предложение. Это несправедливо.
— Тебе нужен перерыв, — сказала я. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он в последний раз отдыхал.
— У меня накопилось несколько недель отпуска. Но я слишком занят, чтобы их взять. У нас сейчас напряженно. Мы вот-вот заключим несколько важных сделок, и несколько крупных проектов ждут запуска. Все на меня рассчитывают, я не могу их подвести.
— Но если ты хочешь чаще видеть Эмили…
— Знаю, знаю, — он вздохнул. — Ты права. Нужно что-то менять, иначе не успею я оглянуться, как она вырастет.
Ник отменил несколько заграничных поездок и устроил вместо них видеоконференции, но, по его словам, это было далеко не так эффективно, как встречаться с людьми вживую. Он все еще сидел на работе допоздна и по вечерам два-три раза в неделю развлекал клиентов за ужином, но, по крайней мере, ночевал дома. Он возвращался в час или два ночи, заходил на цыпочках и раздевался, не включая свет. Я в это время никогда не спала, лежала с закрытыми глазами в странной полудреме и не могла полностью расслабиться, пока у меня под боком не оказывалось его голое холодное тело. От него часто пахло алкоголем, но меня это не коробило. Я поворачивалась к нему, зарывалась под одеяло и принималась осыпать его поцелуями. Иногда поцелуи перерастали в занятие любовью, но чаще я не успевала: он засыпал.
Сэма я почти не видела. Он появлялся во время завтрака, чтобы отвезти Ника на работу, и привозил его обратно поздно вечером, но не возвращался к дому в течение дня. Казалось, он меня избегает. Несколько раз я писала ему, просила подвезти, но он всегда отвечал, что сейчас с Ником и не может отлучиться. Я чувствовала: что-то не так, но не знала что.
Мне очень не хватало уроков вождения. Когда я везла Эмили в ясли в коляске, я представляла, огибая деревья и почтовые ящики, будто мои руки лежат на руле. За ужином мои стопы танцевали под столом на воображаемых педалях. Я вилкой переключала передачи, убирала ногу со сцепления и плавно давила на газ. Постоянно проигрывала в голове сложные маневры. По ночам мне снились опасные повороты, полные машин круговые перекрестки, знаки аварийной остановки, и я, вздрагивая, просыпалась.
И, если быть до конца откровенной, мне не хватало Сэма.
Примерно неделю спустя Нику потребовалось присутствовать на важном совещании в Париже. Он хотел слетать туда и вернуться в тот же день, но подходящих рейсов не нашлось, поэтому вынужден был остаться на ночь. Сэм приехал очень рано, чтобы отвезти его в аэропорт. Пока Ник наверху прощался с Эмили, которая еще спала, я метнулась на улицу к машине.
— Можете вернуться, после того как отвезете Ника? — спросила я.
Сэм опустил глаза.
— Босс дал мне отгул до конца неде…
— Ну пожалуйста! Нужно поговорить.
Он пожал плечами.
— Правда?
— Да. И вы это знаете.
После этого мне пришлось уйти, потому что Ник уже спускался. Я скользнула обратно в прихожую, забросила руки ему на шею и прошептала:
— Буду скучать.
— М-м-м, я тоже, — он поцеловал меня в губы долгим поцелуем, и краем глаза я заметила, что Сэм отвернулся. — Люблю тебя, детка.
— А я тебя еще больше, — ответила я.
Я подняла Эмили, одела ее и сделала ей кашу с кусочками бананов. В тот день яслей не было, поэтому с Сэмом придется разговаривать при ней. Она уже понимала все, что я говорю, хотя сама говорила мало. Ее словарный запас ограничивался названиями игрушек, животных, бытовых предметов, «мамой», «папой» и именами друзей из яслей. Сэма она хорошо знала: при виде него она всегда носилась кругом, приговаривая: «Пиу-пиу».
— Давай посмотрим книжки? — предложила я, взяв ее пухлую ладошку, чтобы помочь вскарабкаться по лестнице в детскую.
Здесь во встроенных шкафчиках хранились ее игрушки, на полках сидели плюшевые звери. У Эмили было больше книг, чем в местной библиотеке. Я обожала книжки с картинками и все время их покупала, хотя Нику не нравилось, что я покупаю книжки в благотворительных магазинах. Я не понимала, в чем проблема: обычно они были в хорошем состоянии, а если где и попадалась рваная страница, Эмили было все равно. До встречи с Ником я полжизни проводила в благотворительных магазинах. Я больше не осмеливалась покупать там одежду — Ник бы с ума сошел, — но что плохого в подержанной книге?
Следующий час мы провели, листая новые любимые книжки Эмили: о ферме старика Макдональда и о младенце, который не хотел идти спать. Она только начинала узнавать цвета, и меня переполняла гордость каждый раз, когда она правильно тыкала во все красные и синие («класы» и «сини») предметы на странице.
— Ты такая умная девочка, — приговаривала я, стискивая ее в объятиях. — Мамочка так тебя любит.
Она ткнула в мою оранжевую юбку.
— Сини! Сини! — завопила она, очень довольная собой.
С ней было очень весело, но мои мысли то и дело переходили на Сэма. Почему он до сих пор не вернулся? Я напрягала слух, пытаясь уловить звуки подъезжающего «Рэндж Ровера». Я не смогла бы объяснить почему, но поговорить с ним казалось мне ужасно важным.
Сэм подъехал вскоре после одиннадцати, когда я уже потеряла надежду. Наверное, он несколько часов катался по округе, пытаясь решить, что делать. Но появление его пришлось как нельзя вовремя: я только что уложила Эмили поспать перед обедом.
Едва заслышав шуршание колес, я сбежала вниз и открыла дверь. Сэм вышел из машины и запер ее, нажав на брелок.
— Зайдите, пожалуйста, — сказала я. — Я сделаю кофе.
Он сел на табурет на кухне и стал смотреть, как я запускаю кофемашину.
— Как дела, Наташа?
— Хорошо, спасибо. Все в порядке, — я постучала фильтром о край мусорного ведра. — Простите, что так вышло тогда с Джен. Неловко получилось.
— Не беспокойтесь об этом, — ответил он.
— Ник спрашивал вас о том, что случилось?
— Нет.
— Я только хотела спросить, не говорила ли чего Джен, ну, вы знаете, о нас… — я заметила, как он покраснел. — Вдруг она увидела учебный знак и… сделала неправильные выводы.
Сэм покачал головой.
— Насколько мне известно, нет. Ник ничего не говорил. Я забрал учебный знак домой, надеюсь, вы не против.
— Да, отлично, спасибо. Хорошая идея. Кто знает, когда теперь удастся возобновить занятия, ведь вы сейчас так нужны Нику. Конечно, его дела важнее, но все-таки жаль, мне не хочется, знаете, совсем растерять все навыки, — я с ужасом поняла, что меня несет.
— Я ищу другую работу, — выпалил он.
У меня упало сердце.
— Правда? Почему?
— Чувствую себя адски неловко.
— Сэм! — Я положила упаковку кофейных зерен на стол. — Простите, я никогда не хотела, чтобы вы так себя чувствовали. Черт… Это все я виновата. Простите меня. Послушайте, забудьте об уроках, я найду себе инструктора…
— Это не из-за вас, — перебил он. — Из-за него. Босса. Из-за него и… нее. Это просто отвратно, меня от них тошнит. Я так больше не могу.
Я уставилась на него в замешательстве.
— Сэм, о чем вы?
— Я все гадал, говорить вам или нет, не знал, что делать. Почти не спал последние несколько недель, все думал о вас. Потому и старался вас избегать, просто не мог всего этого вынести. Решил подать заявление об уходе, а потом вы попросили встретиться, и я подумал, что вы, наверное, уже подозреваете, и, в любом случае, заслуживаете знать правду… Вы чудесная девушка, Наташа.
— Правду о чем? — Я опустилась на соседний табурет. — Сэм, скажите мне.
Он тяжело сглотнул.
— Ник ходит к Джен. Постоянно. Он сказал, что помогает ей со счетами, просил не говорить вам, потому что вы ужасно ревнивая и не поймете, но… — он запнулся.
— Я знаю, у нее финансовые трудности, — осторожно ответила я. — И это вполне в духе Ника — захотеть помочь. Это не означает…
— Да, конечно, но…
— Но что? Объяснитесь, пожалуйста.
Он мрачно уткнулся взглядом в колени.
— Ник всегда говорит мне встать за углом, недалеко от ее квартиры. Я должен ждать в машине. Иногда он сидит там часами. После обеда, по вечерам… Последнее время он как будто вообще не работает. А теперь вдруг эта поездка в Париж…
— Как часто это происходит?
— В последнее время? Постоянно. А раньше, может, раз в неделю…
Дрожащим голосом я спросила:
— А по вечерам как поздно… как поздно он оттуда уходит?
— Без понятия. Я отвожу его туда в восемь, и он говорит, что на этом все. Наверное, возвращается домой на такси. Вам виднее, во сколько он приходит.
Я вспомнила все поздние возвращения Ника, и мне стало дурно. Мне он говорил, что развлекает группу иностранных инвесторов, знакомит их с разными партнерами. Его ждала огромная комиссия за посреднические услуги, сделка была почти на мази — вот что он мне сказал. Он говорил так убедительно.
— Что еще? — наконец спросила я. — Это же еще не все, да?
Он кивнул.
— Не знаю, стоит ли мне рассказывать. Не хочу вас расстраивать, Наташа, вы мне на самом деле небезразличны, понимаете? То есть, мы так хорошо общались с этими уроками вождения… Я вас уважаю.
— Просто расскажите мне уже, ради бога.
Меня била крупная дрожь.
Сэм откашлялся.
— Я… э-э-э… У меня были подозрения, но не было доказательств. И вот несколько дней назад я оставил его там вечером, немного покатался вокруг, а потом вернулся и припарковался дальше по улице. Дошел до ее дома и спрятался за дерево, там, откуда хорошо было видно окна ее квартиры, — он глубоко вздохнул. — Я знал, которая квартира ее, потому что отвозил ее домой, когда она тут напилась, помните? Она совсем на ногах не держалась, заставила меня отнести ее наверх и уложить в кровать. Так вот, я знаю, где ее спальня, и они были как раз в той комнате. Это было сразу понятно. Ну, то есть в гостиной свет не горел, и они даже не задернули шторы в спальне. Им как будто плевать было, увидит их кто-нибудь или нет.
— Что они делали?
— Расхаживали по комнате, пили шампанское или что-то вроде того. Она была в каком-то кимоно, а он — в белом халате, — Сэм отвел глаза. — Простите… Я чувствую себя так паршиво оттого, что приходится вам все это рассказывать, но…
— Нет, вы правильно сделали. Серьезно. Я благодарна вам, — произнесла я, не понимая толком, что говорю. Мне хотелось отгородиться от всего мира, я едва могла стоять. Ухватилась за столешницу.
— Все в порядке? — прошептал Сэм. — Подать вам что-нибудь?
— Нет, нет, просто уходите, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.
Пробормотав очередное извинение, он на цыпочках вышел и тихо закрыл за собой дверь. Я осела на пол и схватилась за голову. Скорее всего, Сэм говорил правду. Зачем ему врать? Выгоды ему от этого никакой, а терять есть что. И когда по моим щекам безостановочно потекли слезы, в ушах зазвенело мамино предупреждение: «Никогда не доверяй мужчине, который изменяет своей жене!»
Глава 11
Крис из производственного отдела на меня запал, как утверждает Маргарет за чашкой утреннего кофе. Мы стоим в маленькой кухне без стола, прямо на выходе из открытого пространства офиса.
— Не знаю, как насчет тебя, — говорит Маргарет, макая печенье в кофе. — А по мне так он секси.
Я бросаю взгляд через комнату туда, где стоит Крис с коллегами: все мужского пола, все одинаково одеты, как будто обязаны соблюдать дресс-код. В голубых рубашках и мешковатых серых брюках под выпирающими пивными животами. В черных ботинках со шнурками и серых носках. С тусклой кожей, скучными чертами лица и коротко стриженными волосами, не прикрывающими торчащие уши. В этом довольно посредственном сборище Крис, безусловно, выглядит лучше всех. Самый высокий и стройный, с густой каштановой шевелюрой. Я уже отметила про себя, что глаза у него ореховые, а кожа — здорового оливкового цвета. И все же я не заинтересована.
— Разведен, — добавляет Маргарет, понизив голос. — Жена ушла к другому. Бедолага. Долго не мог оправиться, но теперь, кажется, все налаживается, — ее голос звучит еще тише, и она прикрывает рот краем кружки. — Сейчас он в порядке. Похоже, он пришел к Богу.
— О, — отвечаю я, ощутив легкое разочарование.
— Да. Он волонтерствует в церкви Святого Спасителя — знаешь, центр помощи бездомным.
Я вспоминаю торчков, с которыми столкнулась несколько недель назад, и внутренне содрогаюсь.
— Он тут недавно о тебе спрашивал. Пытался выкачать из меня информацию, — Маргарет прихлебывает кофе, не сводя с меня глаз. — Должна признать, котик, я понятия не имела, что отвечать. Ты здесь уже больше двух месяцев, а я ничего о тебе не знаю…
Я тяну паузу, дожидаясь, когда та достигнет естественного предела. Если Маргарет таким образом пытается разнюхать что-нибудь о моем прошлом, то это довольно неуклюжая попытка.
— Я довольно закрытый человек, — наконец отвечаю я и улыбаюсь ей. — Чтобы лучше меня узнать, нужно время.
Маргарет достает еще одно печенье из жестянки.
— В любом случае, он пытается набрать в центр новых волонтеров. Я не могу этим заниматься, у меня нет времени, но ведь ты живешь одна?
— Да.
— Что ж, тогда тебе это подойдет. Хорошая возможность познакомиться с людьми. Я имею в виду, с другими волонтерами, — смеется она. — Не с бездомными. От них лучше держаться подальше.
Мы возвращаемся на рабочие места, и остаток дня я провожу сосредоточившись на регистрации заявок на приобретение земельного участка. Поразительно, что таков теперь мой мир. Я выбрала себе эту работу в качестве наказания, но оказалось, что она мне даже нравится. Она монотонна, но не настолько, чтобы позволять моим мыслям отвлекаться и забредать на опасную территорию. Важно, чтобы у меня всегда было занятие, — так говорит Линдси, мой психотерапевт.
Поэтому, возможно, это хорошая идея — волонтерствовать по вечерам. Я раздумываю над этим, когда выключаю компьютер и навожу порядок на столе. Здесь все уходят ровно в 17:00 и идут прямиком домой, вне зависимости от того, сколько невыполненных задач еще осталось.
Мы с Маргарет стоим у лифтов, и тут к нам подходит Крис. Я оказываюсь зажатой между ними и чувствую, что они это нарочно подстроили.
— Анна, — говорит он. — Не хочешь ли ты уделить несколько часов своего времени помощи бездомным?
— Ну… э-э-э… — я смотрю в пол. — Дело в том, что… Не уверена, что гожусь для этого.
— Никогда так не думай. Мы все годимся, — не моргнув глазом отвечает Крис, и в это время прибывает лифт. Двери открываются, мы заходим. — В любом случае, речь о том, чтобы раздавать чай, картошку, выслушивать, показывать, что тебе не все равно. Я слышал, как ты разговариваешь с людьми по телефону, — у тебя талант.
Но ты не знаешь, какую ненависть я испытывала к другому человеческому существу. Что я натворила.
— Я подумаю над этим, — отвечаю я, когда мы останавливаемся на первом этаже.
Быстро пересекаю вестибюль и захожу в крутящиеся двери, но Крис не отстает. Он проскальзывает туда за мной и касается моей спины, пока мы маленькими шажками движемся к выходу.
— У нас есть довольно трудные подопечные, — продолжает он, когда мы выходим на тротуар. — А некоторые просто заплутали, и их нужно немножко подтолкнуть в правильном направлении.
Это мне знакомо, думаю я, вспоминая последние шесть месяцев. Временами я чувствовала такое отчаяние, что легко могла бы прибегнуть к наркотикам и оказаться на улице. Возможно, мне действительно следует стать волонтером: это помогло бы сосредоточиться на благодарности за то, что у меня есть, а не на печали о том, что я потеряла. Как говаривала моя бабушка, всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе.
Крис чувствует, что я начинаю сдаваться.
— Просто попробуй и посмотри, может, понравится. А если не понравится, обещаю никогда больше об этом не заговаривать.
— Хорошо, — слышу я собственный голос.
— Замечательно! Пойдем, сюда, — он хватает меня за руку и разворачивает в противоположном направлении.
— Что, прямо сейчас?
— Конечно, сейчас.
Церковь Святого Спасителя удобно притулилась за огромным пабом, который раньше, похоже, был главным городским кинотеатром. Это кирпичная викторианская постройка, слишком большая и просторная для все уменьшающегося числа прихожан. Когда мы заходим через боковую дверь, Крис рассказывает, что «облик церкви» подвергся перепланировке: центральный неф был значительно уменьшен и разбит на секции, чтобы создать помещения для общественно полезной деятельности.
— Здесь кухня, туалеты вон там, за купелью, — он останавливается перед дверью в одно из внутренних помещений. — Небольшой совет перед тем, как мы зайдем. Будь дружелюбна, но не слишком. Не сообщай никакой личной информации, кроме имени, не давай свой номер телефона, не добавляй никого в друзья на «Фейсбуке». Не давай им денег, какую бы историю они ни сочинили. Они все спустят на наркотики.
— Да, конечно, — отвечаю я, у меня начинает кружиться голова. Зачем я в это ввязалась?
Мы входим. Комнату заполняют разномастные диваны и кресла, заляпанные кофейные столики и большой обеденный стол в углу. Есть и книжный шкаф с потрепанными книжками в мягких обложках и стопкой старых журналов. Больше всего это место похоже на лавку старьевщика, но есть в нем что-то уютное. Я быстро обегаю взглядом собравшихся — все мужчины, — чтобы убедиться, что здесь нет никого из той компании, с которой я столкнулась в индустриальном районе.
Крис громко окликает сборище:
— Ребята! Ребята! Это Анна, она пришла на нас посмотреть, так что, пожалуйста, ведите себя хорошо.
Большинство мужиков не обращает на него никакого внимания, но некоторые поворачивают головы и награждают меня неприятным свистом.
— Вот этого не надо, — говорит Крис. — Мы относимся друг к другу с уважением, помните?
Я сделала мысленную заметку в следующий раз надеть что-нибудь менее женственное — если, конечно, будет следующий раз.
— Так что мне нужно делать? — спрашиваю я.
— Не приготовишь чаю? Я пойду с тобой, покажу, где что.
На кухне Крис рассказывает мне истории некоторых завсегдатаев. Один только что отсидел в тюрьме за избиение жены, у второго диплом химика, третий раньше служил в армии. По словам Криса, большинство из них оказались на улице после развалившегося брака или сокращения на работе — а зачастую и того и другого.
— Превращение в бездомного происходит очень быстро, — говорит он, держа хлипкие одноразовые стаканчики, в которые я наливаю чай из непомерного чайника. — Сейчас ты вполне счастлив, а через минуту — ни жены, ни работы, ни денег, ни дома…
— Да, может случиться с каждым, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Мы наливаем в стаканчики молока и ставим их на подносы. — Пошли обратно?
Когда мы возвращаемся в комнату, я вижу, что мужчин в ней прибавилось и появилось несколько молодых женщин. В комнате шумно, в разговоре — если можно его так назвать — слышится агрессия. Парни подстебывают друг друга, и далеко не дружески. Я раздаю стаканчики с чаем и принимаю заказы на горячие хот-доги и булочки: оказывается, местная булочная жертвует центру нераспроданный товар. В дверь просовывается голова викария; поздоровавшись, он торопливо исчезает. Появляются еще два волонтера, женщины, и сразу же приступают к работе на кухне: включают духовку и открывают большие консервные банки с фасолью.
— Помочь? — спрашиваю я, топчась в дверях. Здесь, среди витражей и книг с религиозными псалмами, я чувствую себя безопаснее.
— Да нет, — отвечает одна из волонтерш, поднимая двухлитровую бутылку молока. — Кто оставил это открытым? Нет, ну серьезно!
Я не признаюсь в преступлении. Вместо этого ухожу в туалет, хотя мне туда не надо, а потом неохотно возвращаюсь в основную комнату.
Крис пытается организовать игру в карты, но никто не воспринимает ее всерьез. Народу стало еще больше. Мест не хватает, поэтому люди стоят кучками, нервно переминаясь с ноги на ногу. Мне не видно их лиц, и от этого я ощущаю тревогу. Появился очень высокий толстый человек в грязной одежде, с отвисшими штанами, сползающими с волосатой складки у него на попе. От него исходит такая вонь, что меня тошнит. Его зовут Голубь, и остальные явно стараются держаться от него подальше. Он то ли пьян, то ли обдолбан — в центр не разрешается приходить в таком состоянии, но я не имею представления, как волонтеры собираются его выпроваживать. Это занятие мне не подходит, решаю я, пока его опухшее лицо щерится на меня с противоположной стороны комнаты.
— Надеюсь, ты не возражаешь, но мне пора, — говорю я Крису. — У меня на сегодня еще есть дела, и…
Он отрывает взгляд от карт, которые тасует.
— Какая жалость. Ну, в любом случае, спасибо. Надеюсь, ты еще вернешься. Сама видишь, нам здесь пригодится любая помощь.
Я неубедительно поддакиваю.
— Тогда увидимся завтра. На работе.
Теплый летний вечер, почти стемнело. На этот раз я иду домой не через Зону, там небезопасно в это время суток. К тому же от церкви до моего дома есть более прямой путь — по дороге мимо вокзала, а потом по большому мосту через реку.
Я размеренно шагаю, вспоминая людей, которых встретила сегодня, и благодаря бога, в которого не верю, за то, что никогда не опускалась так низко. По крайней мере, у меня есть работа и крыша над головой. По крайней мере, я жива.
Нет, не думай об этом. Не сейчас. Никогда.
В центре города царит мертвая тишина. Все магазины и кафе давно закрыты, людей на улицах мало. Я прохожу мимо спящих на порогах мужичков и женщины на скутере для инвалидов. И только когда я выхожу на главную улицу и иду мимо высоких таунхаусов, где расположены офисы, я замечаю, что кто-то идет за мной. Шаги незнакомца звучат как эхо моих собственных, словно этот человек, он или она, специально подстраивается под мой темп.
Мой пульс учащается, я мгновенно покрываюсь потом. Мне хочется обернуться, чтобы посмотреть, кто это, но я не решаюсь. Наверняка это какой-нибудь невинный прохожий возвращается домой или гуляет с собакой. Вот только собаки я не слышу.
Я начинаю идти быстрее, и человек у меня за спиной тоже прибавляет шагу. Должно быть, он всего в нескольких метрах от меня, потому что я слышу тяжелую поступь и тяжелое дыхание. Неужели это Голубь? Он, кажется, оставался на месте, когда я уходила, но ведь он мог выйти за мной. Как же глупо с моей стороны было не проверить. Я тяжело сглатываю и шагаю еще быстрее, стискивая сумочку. Мой преследователь тоже ускоряется. Если это действительно Голубь, то мне совсем не улыбается привести его прямо к дому.
Может, стоит повернуть обратно к церкви Святого Спасителя? Не знаю, где живет Крис, но он мог бы проводить меня. Или я могла бы вызвать такси. Обычно я стараюсь держаться подальше от машин, но сейчас это наименьшее из двух зол.
Успокойся… Ты даже не знаешь наверняка, что тебя преследуют.
Но я знаю. Чувствую исходящую угрозу.
Я дохожу до каменного моста, и в меня бьет поднимающийся от быстрой темной реки ветер. Вот он, мой шанс. Мимо проносятся машины, я прыгаю в образовавшийся просвет и перебегаю на другую сторону. Теперь, когда нас разделяет поток машин, я наконец могу обернуться.
На противоположной стороне стоит некто в надвинутом капюшоне, с руками в карманах штанов. Ниже и стройнее, чем я ожидала. Не Голубь. Кто-то еще из церкви Святого Спасителя? Это может быть кто угодно. Даже женщина.
Незнакомец отворачивается и, прислонившись к парапету, смотрит в воду. Что ему нужно? Ждет, что я перейду обратно? У меня возникает сильное ощущение, что этот некто хочет со мной поговорить.
Я сбрасываю каблуки и бегу прочь, оглядываясь через плечо и чуть не падая.
Незнакомец все там же, смотрит через ограждение моста.
Может быть, это все мое воображение.
Едва добравшись до квартиры, я запираюсь на все замки и засовы и падаю на кровать. Сердце колотится о ребра, в боку колет. Как же глупо я поступила сегодня! О чем я только думала, когда пошла в это ужасное место? Подвергла себя такой опасности…
Потому что, если это действительно был он и теперь он знает, где я живу, он может рассказать. Кому-то, кто хорошо заплатит, чтобы узнать о моем местонахождении. На эти деньги можно достать много выпивки и наркоты…
Я вытаскиваю из-под подушки фотографию и прижимаю к щеке.
— Прости меня, — шепчу я, целуя ее прекрасное лицо. — Мне так жаль.
Глава 12
Ужасающие откровения Сэма нанесли мне тяжелый удар, тело едва шевелилось от боли. Жесткая кухонная плитка холодила щеку. Во рту стоял солоноватый привкус слез, я не могла разлепить глаза. Как долго я так лежала?
Сверху донесся шум. Эмили проснулась и звала меня. Я с трудом поднялась и потащилась вверх по лестнице, чувствуя, что с каждым шагом ноги становятся все тяжелее.
— Иду, дорогая! — выдавила я, но голос так охрип от слез, что слова прозвучали едва слышно.
Я вошла к ней в комнату и вытащила ее из кроватки. Она смотрела сердито, как будто упрекая меня за то, что пришлось так долго ждать.
— Прости, — сказала я. — Мама здесь, — я пощупала ей попу через штанишки. — Кажется, нам нужно сменить подгузник.
Я отнесла ее в ванную, и, как обычно, она ни на секунду не прекращала сопротивляться.
— Пожалуйста, Эмили, будь хорошей девочкой! Я не могу сейчас еще и с тобой сражаться, — взмолилась я, пытаясь соединить на ней липучки. Ее личико сморщилось. — Все хорошо, дорогая, все хорошо, ты не сделала ничего плохого. Маме просто немножко грустно, вот и все, — я крепко обняла ее, чувствуя, как бьется возле моей груди ее крошечное сердечко. — Пойдем съедим что-нибудь, да?
Я отнесла ее вниз на кухню и попыталась усадить на высокий стульчик, но она пиналась и мотала головой, поэтому я оставила ее сидеть на полу. Ей нужно было пообедать, но я не могла придумать, что ей дать. Открыв холодильник, я смотрела на его содержимое невидящим взглядом. Я как будто забыла, что такое еда.
— Мама! Мама! — Эмили, подойдя, обхватила меня за ноги.
Я погладила ее по голове, и она подняла на меня растерянный взгляд. Сглотнув свежую волну слез, я выдавила улыбку.
— Что же нам съесть? Маленький сэндвич? Может, с ветчиной, мы любим ветчину, правда? — я мягко отстранила ее от себя и принялась резать хлеб. — У-у-у, вкуснотища, сэндвич с ветчиной, мы обожаем сэндвичи с ветчиной. Если съешь все, я дам тебе немножко кукурузных палочек, договорились? — я щебетала, наполняя воздух словами, стараясь, чтобы мой голос звучал как обычно. Но перед глазами у меня крутились, словно в калейдоскопе, ужасные картины: Ник и Джен в халатах пьют шампанское, целуются, лежат друг на друге, занимаются сексом. Неужели они и сейчас вместе, в этот самый момент трахаются где-нибудь в отеле в Париже?
Почувствовав резкую боль, я посмотрела вниз и увидела, что порезала палец хлебным ножом. Боль принесла облегчение, я сунула руку под струю холодной воды. Потом попыталась успокоиться. Так не пойдет. Нельзя просто развалиться, нужно взять себя в руки. Хотя бы ради Эмили.
— Глупая мама, — сказала я и, прижав к ранке кухонное полотенце, потянулась за аптечкой.
Эмили была голодна и от этого становилась все недовольнее: шумно возила свой стульчик по полу, грохоча ножками. Я быстро налепила пластырь и вернулась к сэндвичам.
— Хочешь сидеть за столом, как большая девочка?
Я поставила на стол ее тарелку со Свинкой Пеппой. Она кивнула и дала мне усадить себя на стульчик.
Налив сок в бутылочку, я села напротив и стала расхваливать ее каждый раз, когда у нее получалось запихнуть в рот кусок сэндвича. Сама я не смогла бы проглотить ни крошки. Все, чего мне хотелось, — это свернуться в клубок, как ежик, и притвориться, будто ничего не было. Или разнести дом вдребезги, визжа и колотя тарелки о стены. Но я не могла сделать ни того, ни другого. Я должна была заботиться об Эмили и делать вид, что все в порядке, хотя часть меня умирала внутри.
После обеда мы пошли в сад. Эмили ходила туда-сюда по тропинке, толкала игрушечную детскую коляску с жирафихой Джеммой и время от времени останавливалась, чтобы поправить крошечное одеяльце и поцеловать жирафа в пищащую голову. Она относилась к этой жесткой пластмассовой игрушке с великой нежностью. Недавно я купила ей пупса, который писался, как настоящий, и булькал, когда ему нажимали на живот, но Джемма сидела в кроватке Эмили с самого рождения, и Эмили неизменно оставалась ей верна. Чего не скажешь об ее отце, мрачно подумала я, наблюдая за ней с веранды.
Как так получилось? Может, это я виновата, сделала что-то не так? Я, как могла, старалась быть ему хорошей женой: вела хозяйство, заботилась об Эмили, всячески его поддерживала. Я не отказывала ему в сексе. Не запустила себя после родов. Не пилила за частые отлучки по работе и позднее возвращение домой. Не наделала долгов по его кредитке. Не изменяла. Я сделала все, что в моих силах, чтобы приспособиться к его образу жизни, хотя это было нелегко. Я пожертвовала подругами, чуть не навсегда поссорилась с матерью. Терпела все дерьмо, что выливала на меня его семейка. И вот чем он мне отплатил… В животе разгорелось чувство глубокой несправедливости. Это нечестно. Жестоко. Я не заслужила такого обращения.
А может, и заслужила. Может быть, небеса наказывали меня за то, что я разрушила первый брак Ника. Мне нетрудно было поверить, что Джен пыталась вернуть его любой ценой, но я не могла взять в толк, каким образом ей это удалось. Ник всегда говорил, что их брак давно мертв, что тот день, когда он сбил меня с велосипеда, оказался его благословенным днем. Я была ангелом, посланным богом, дабы даровать ему второй шанс на счастье. Неужели это вранье? Все было так похоже на правду. Но теперь… весь мой мир взлетел на воздух, все составляющие моей жизни оказались парящими в пустоте. Я больше не знала, во что верить; мне не на что было опереться, некому доверять. Только моей прекрасной дочурке.
Она сидела у клумбы, ковыряясь в земле. Мое сердце заныло от любви, и я почувствовала внезапное отчаянное желание ее обнять. Поднявшись, я пошла по дорожке и присела рядом.
— Что ты нашла? — спросила я. Эмили подняла на меня глаза и улыбнулась. — О, вижу!
В земле копошился длинный, мясистый розовый червяк. Я подняла его и поднесла к ней ближе, чтобы можно было разглядеть, но она скривила нос.
— Все в порядке, это всего лишь червяк, как в песенке. Давай споем? Живет червячок у меня в саду, и зовут его Виггли-Ву. Живет червячок… — я запнулась. Как там дальше? Я уже сто раз ее пела, но слова вылетели из головы.
— Виггивуву, — пролепетала Эмили, как будто подсказывая.
Я так крепко ее обняла, что она начала протестовать, но я ее не отпускала.
— Мама так тебя любит, — прошептала я. — Так сильно.
Ночь я провела в кошмарах, не в силах заснуть. В темноте явились демоны и стали пытать меня жестокими видениями Ника и Джен. Было жарко, казалось, будто в комнате совсем нет воздуха. Я корчилась под гнетом истязающих мой мозг мыслей: от слепой ревности до нелепых теорий заговора. А вдруг Джен вынудила Ника к ней вернуться? Я знала, что он связан финансово с ее фирмой по дизайну интерьеров; вдруг он совершил какое-то крупное мошенничество, и теперь в ее власти отправить его за решетку? Может быть, возобновление отношений — цена, которую ему пришлось заплатить за ее молчание? Теория была дурацкой, но в ночной тиши я позволила себе ненадолго в нее поверить. Не могла вынести мысли о том, что он хладнокровный обманщик, хотя правда была у меня под носом. К утру я чувствовала себя совсем разбитой.
В пять часов я вылезла из постели и спустилась на кухню, чтобы сделать себе чай с тостом. Я почти ничего не ела вчера, желудок сводило от голода. Эмили еще спала. Сегодня, слава богу, у нее были ясли; мне нужно было свободное утро, чтобы взять себя в руки. Ник должен был вернуться вечером, а я еще не решила, что делать. При одной только мысли о том, что предстоит его увидеть, мне становилось плохо. Что ему сказать? Что, если он станет все отрицать? А если не станет?! Я даже не знала, что хуже. Чувствовала себя такой униженной, такой бесполезной и некрасивой. Почему я ничего не заметила и не положила этому конец? Почему покорно мирилась с присутствием Джен и позволила ей его забрать? Наверное, они считали меня круглой дурой. Мне стало стыдно за собственную тупость. Захотелось убежать и спрятаться, но куда мне было пойти? Ведь я была не одна, я должна была думать об Эмили.
На ум приходил только один человек, к которому мы могли обратиться. Мама. Придется признать, что я была неправа. В ответ она замучает меня фразами: «Я же говорила. А чего ты ожидала?», но, наверное, я это заслужила. Мама меня не бросит. В прошлом у нас были разногласия, но все они происходили из-за моих отношений с Ником. Теперь, когда у нас с ним все кончено, мы с мамой сумеем найти общий язык, думала я.
Неужели это правда? Неужели моему браку действительно настал конец? В приступе паники у меня закружилась голова. Этого не могло происходить, и в то же время я знала, что это происходит. Выпив полный стакан холодной воды, я постаралась выровнять дыхание.
Из видеоняни доносились звуки. Эмили проснулась. Я слышала, как она булькает и лепечет у себя в кроватке. Надев маску спокойной, счастливой мамы, я направилась наверх.
Я отвезла Эмили в ясли, а едва вернувшись домой, позвонила маме и все ей рассказала.
— Вот козел, — отреагировала она. — Но я не удивлена. Один раз изменил — изменит снова.
Пришла домработница, поэтому я спряталась в спальне и понизила голос до шепота.
— Но я не понимаю, почему он к ней вернулся? Мы были так счастливы, у нас не было никаких проблем. Это просто бессмысленно.
Мама тяжело вздохнула.
— Я о таком уже слышала: секс с бывшей не считается настоящей изменой. Скорее всего, она поднесла ему себя на блюдечке, и он тут же поплыл. Ник ничем не отличается от других мужчин. Они все рабы своих причиндалов.
— Не говори так.
Мне было слышно, как мама затянулась сигаретой.
— И что он тебе ответил?
Я секунду помолчала.
— Я не спрашивала. Он сейчас в Париже, сказал, что по делам, но возможно, что и с ней. Это так… так унизительно. Я не могу сражаться с Джен, она мне не по зубам. Мне просто нужно уйти. Прямо сейчас.
— Хм-м-м… Это плохая идея, — ответила мама. — Он должен уйти, а не ты.
— Но он сегодня возвращается, — захныкала я. — Что мне ему сказать? Я не могу притворяться, что все хорошо, не могу спать с ним в одной постели, зная…
— Слушай меня, Наташа, — перебила мама посуровевшим голосом. — Хватит себя жалеть. Тебе нужно занять сильную позицию, прежде чем приступать к решительным действиям. Ты не можешь просто сбежать оттуда без гроша в кармане. Поговори с адвокатом, пусть даст тебе юридический совет.
Ее слова звучали разумно, но я не хотела их слышать. Я не хотела ждать, мне хотелось действовать немедленно.
— Пожалуйста, можно мы поживем у тебя? — спросила я тихо, но с надеждой.
Мама поколебалась, прежде чем ответить:
— Не хочу быть жестокой, милая, но сначала тебе нужно решить свои проблемы. У меня не так много места, особенно для ребенка. Я не могу позволить себе держать отопление включенным весь день и кормить вас. Ты же знаешь, я получаю минимальную зарплату.
— Мам, нам пока не нужно отопление, и я тебе помогу.
— Я серьезно, Наташа. Ты должна быть сильной. Не будь такой же дурочкой, как я. Твое сердце завело тебя в эту передрягу, теперь твоя голова должна тебя оттуда вывести.
Глава 13
Ник прислал сообщение о том, что его обратный рейс из Парижа сильно задерживается, и велел не ждать. Он вернулся незадолго до полуночи, когда я уже погасила свет и легла в постель, притворяясь, что сплю. Но на самом деле я не спала, все мои чувства были настороже, как у животного, которое чует приближение хищника. Сердце бешено билось, глаза подрагивали под закрытыми веками. Я едва сдержала дрожь, когда он скользнул под одеяло. Прикосновение его кожи было прохладным и свежим, но вместо возбуждения, которое всегда охватывало меня прежде, я почувствовала брезгливость. Он действительно ездил по делам или провел последние сутки с ней?
Эмили проснулась рано, часов в шесть, и я тут же пошла к ней. Я уже давно не спала и только обрадовалась возможности наконец встать. Отнесла ее вниз, включила телевизор. Там как раз шел один из ее любимых мультиков, поэтому я оставила ее смотреть, а сама пошла сделать себе чаю.
Атмосфера в доме изменилась. Я чувствовала себя неприкаянно, словно приехала на выходные в чужой роскошный дом, пользуюсь чужими вещами и притворяюсь, что живу жизнью хозяев. Обвела взглядом все наши бытовые приборы: навороченный кухонный комбайн, дорогущую соковыжималку, профессиональную кофемашину и хлебопечку. Это передовое дизайнерское барахло было мне не нужно — я старалась привыкнуть, чтобы порадовать Ника, но в душе оставалась обычной девчонкой из муниципального района. Я всегда была здесь не своя, самозванка. Неожиданно последние годы моей жизни стали казаться затянувшимся маскарадом.
Ник спустился часом позже, когда мы с Эмили завтракали.
— Доброе утро, красотки, — сказал он, целуя нас обеих в щеку. — М-м-м, каша, животику вкусно.
— Животику, — повторила Эмили, размазывая кашу по пижаме.
Ник включил кофемашину, сделал себе тост.
— Все в порядке? — спросил он спустя несколько минут в тишине. — Ты кажешься какой-то… холодной.
— Что? Нет, все в порядке, просто устала, — я отвернулась, поджав губы. Я собиралась вести себя будто ничего не случилось, но у меня явно плохо получалось. — Как Париж?
— Да как обычно. Ссорились из-за денег. Хотя меня накормили фантастическим обедом, так что грех жаловаться. Стейк был просто волшебный, а шоколадный торт… боже, я чуть не умер от наслаждения. Мы обязательно должны как-нибудь туда съездить, тебе понравится, — его голос звучал ровно, так, будто он говорил правду. Но я по опыту знала, что мой муж превосходный лжец: ведь он постоянно врал Джен, когда изменял ей со мной. Нужно было не забывать об этом.
Следующие несколько недель Ник в основном работал из дома. Он засел у себя в кабинете на верхнем этаже и не выходил оттуда часами. Иногда я слышала, как он разговаривает по телефону, расхаживая из угла в угол, и потолок в комнате Эмили скрипел от его шагов. Раньше я мечтала, чтобы он проводил дома больше времени, но сейчас его постоянное присутствие меня пугало. Мне чудилось, будто он наблюдает за мной, словно зная, что я планирую побег.
Сэма я не видела, «Рэндж Ровер» все время стоял рядом с домом. Где же он? Неужели уволился, как и говорил? Я не решалась спросить, опасаясь, что вызову подозрения. Мне не хотелось, чтобы он из преданности мне отказался от работы. А вдруг Нику стало известно о том, что Сэм рассказал мне, что видел? Мы будто пытались перехитрить друг друга, хотя внешне у нас все было замечательно.
Я внимательно следила за тем, чтобы не выдать боль, которую скрывала внутри, или тот факт, что каждую секунду каждой минуты каждого из этих ужасных дней я думала только о Нике с Джен. Иногда я представляла их себе так живо, что меня начинало тошнить. Воображала, как иду к ней домой и застаю их в постели, и порой мои фантазии принимали агрессивный характер. Каждый раз, как он выходил из дома, я была уверена, что он идет к ней. Когда он возвращался из тренажерного зала, я доставала его футболку из корзинки для грязного белья и проверяла, действительно ли она пахнет потом. Шарила по карманам в поисках подозрительных чеков: за ужин на двоих, цветы или романтические подарки — и ничего не находила. Но это не означало, что ничего не было.
Свой телефон Ник всегда носил при себе, разблокировать его можно было только отпечатком пальца. Иногда, посреди ночи, когда он крепко спал, а я ворочалась в постели, меня охватывало нестерпимое желание приложить его палец к телефону, чтобы проверить содержимое. Я представляла, как нахожу жаркие сладострастные послания вроде тех, что он когда-то присылал мне, и видео, на котором они с Джен занимаются сексом. Но я не осмеливалась, боялась его разбудить.
Ник пребывал в хорошем настроении и как будто всерьез решил заняться своим здоровьем: бегал рано поутру, постоянно делал себе какие-то тошнотворные смузи. Естественно, я все это воспринимала как доказательство того, что он прихорашивается для Джен.
— Мне так нравится работать дома, — заявил он как-то за обедом, накладывая себе огромную порцию салата. — Гораздо лучше, чем каждое утро торчать в пробке. И я так счастлив, что могу проводить больше времени с моей очаровательной малышкой, — он потянулся и ущипнул Эмили за нос, вызвав приступ хихиканья. — И с тобой тоже, — добавил он немного запоздало.
Притворяться было очень утомительно, но я по-прежнему занималась Эмили, делала маникюр, заказывала продукты, готовила каждый вечер и болтала с Ником за ужином о том, как прошел день, хотя едва могла на него смотреть и каждый кусок застревал у меня в горле. Единственное, к чему я не могла себя принудить, — это заняться с ним любовью: я знала, что не выдержу и мои эмоции вырвутся наружу. Он несколько раз пытался, но я притворялась, что уже сплю, или отнекивалась, ссылаясь на традиционную головную боль, и он сразу же отступал. Я решила, что он и предлагал исключительно из чувства вины или для того, чтобы отвести подозрения. Предположение, что он все еще меня любит, казалось нелепым.
В эти мрачные, безумные дни я винила в своих страданиях саму себя. Подруги были правы: я предала женскую солидарность, крутила шашни с женатым мужчиной. Мы с Джен поменялись ролями. Какая утонченная, идеальная месть. Только Джен поступила со мной хуже, чем я с ней, потому что у нас с Ником был ребенок.
Я вспоминала собственное детство: мы с мамой всегда жили вдвоем. «Двое — это уже компания» — таков был ее девиз, и мы никогда не говорили об отсутствующем третьем. Каково было бы Эмили, думала я, расти без отца? Ей не исполнилось и двух лет — она ни за что бы не запомнила, как жила с ним. Я вот вообще не помнила отца и не померла ведь от этого, правильно? У меня были друзья, которые все детство переезжали от одного родителя к другому, приспосабливались к разным семьям с их противоречивыми правилами и устоявшимися традициями. Такого я для Эмили не хотела и знала, что Ник тоже не хочет. Если я в чем и была уверена, так это в том, что, как бы мы с Ником ни враждовали, интересы Эмили мы поставим на первое место.
С каждым днем мне все отчаяннее хотелось сбежать, но мамин совет меня останавливал. Моя позиция была очень слабой: у меня практически не было сбережений, мама не могла нас содержать. Прежде чем перейти к действию, нужно было тайком накопить достаточно денег.
Это была задача не из легких и быстрых. Ник держал карточку для выдачи наличных в чашке на кухне, чтобы я могла когда угодно ею воспользоваться, но снять с нее можно было только 300 фунтов в день, к тому же сними я слишком много, он бы заметил. Поэтому у меня оставался всего один вариант: продать свои дизайнерские шмотки и украшения.
Как-то вечером, когда Ник, предположительно, был в тренажерке, я открыла гардероб и перебрала всю свою одежду и аксессуары. Некоторые сумочки стоили больше тысячи фунтов; когда мы их покупали, я думала, что это пустая трата денег, но Ник настоял. Еще у меня было несколько пар дорогущей дизайнерской обуви на таких высоких каблуках, что я едва могла в ней ходить, и парочка коктейльных платьев, которые мне даже не нравились. Я вытащила красное пальто от Max Mara, подарок Ника на прошлое Рождество. Оно было мне велико, но у меня так и не дошли руки его поменять. От собственной лени и расточительства мне стало тошно, но, по крайней мере, у меня теперь имелись ценные активы — даже подержанные, они должны были что-то стоить.
Я взяла шкатулку с украшениями с туалетного столика и высыпала на кровать ее содержимое. Груда колье, кулонов, сережек и колец блеснула на свету, как пиратское сокровище. Я рассортировала сережки по парам и распутала цепочки. Надев кольца, смерила свои сверкающие пальцы задумчивым взглядом. Сколько все это стоит? Несколько тысяч? Несколько сотен? Я понятия не имела, как лучше их продать. Может, стоит отнести в ломбард. Я мрачно усмехнулась. Бабушка однажды рассказала мне, как ее мать заложила в ломбард обручальное кольцо, чтобы прокормить детей. Это звучало драматично, почти по-диккенсовски. И вот на дворе XXI век, а я подумываю сделать то же самое. Я полностью зависела от мужа и ничего не могла предпринять без его денег.
Внизу открылась и снова закрылась входная дверь. Ник вернулся. Я торопливо побросала украшения обратно в шкатулку и поставила ее на место.
— Хорошо потренировался? — спросила я, когда он вошел.
— Отлично, спасибо, — он поцеловал меня в волосы. — Завтра утром у меня совещание рядом с Хитроу, поэтому я не смогу отвезти Эмили в ясли, прости.
У него появилась еще одна новая привычка: играть в заботливого папочку, из тех, что одной рукой толкают коляску, а в другой держат латте с обезжиренным молоком.
Я спросила, стараясь, чтобы голос звучал как можно небрежнее:
— Тебя повезет Сэм?
— Да, конечно, — ответил он с полным ртом зубной пасты. — А что?
— Просто давно его не видела. Значит, он все еще на тебя работает?
— Да, — Ник бросил на меня любопытный взгляд. — Почему нет?
— Да нет, ничего… просто так, — я замялась.
Ник сплюнул в раковину.
— Совещание продлится почти весь день, так что, если тебе нужна будет его помощь, свистни.
— Спасибо, — я отвернулась, не желая, чтобы он видел отразившееся на моем лице облегчение. Значит, Сэм все-таки не уволился. Завтра напишу ему и попрошу зайти, когда он отвезет Ника.
— Я так волновался, — сказал Сэм, едва я открыла дверь. — Все думал о вас, чувствовал себя так паршиво из-за… вы знаете…
— Не стоит. Со мной все хорошо, правда, — я отступила, чтобы дать ему пройти. — Спасибо, что заглянули.
Стоял прекрасный день, и солнечный свет лился сквозь слуховые окошки в задней части дома. Сэм заходил уже не первый раз, но, казалось, его заново потрясли сияющие гранитные поверхности, белые шкафчики, гигантская плита и роскошные хромированные краны.
— Я думала, вы уволились или вас уволили, — сказала я. — Мне снился кошмар о том, что вы рассказали Нику…
— Нет! Я бы никогда такого не сделал, — он на секунду замолчал, пробегая пальцами по столешнице. — Я еще не сказал ему об уходе, но я действительно ищу работу.
— Пожалуйста, не уходите, не сейчас, — я подошла к нему. — По крайней мере, пока я не… — я осеклась. Можно ли ему доверять?
— Что такое, Наташа? Если нужна помощь, просто скажите. Я никогда вас не выдам, клянусь.
У него было такое открытое лицо, такой честный взгляд. От его улыбки веяло таким теплом, что мне захотелось плакать. Последние две недели я чувствовала себя ужасно одинокой и несчастной, но теперь Сэм вернулся, и он был моим другом. Единственным, кто у меня остался.
— Мне нужно перевезти вещи к маме, — сказала я. — Я могла бы нанять человека с фургоном, но я стараюсь экономить и…
Сэм перебил.
— Значит, вы уходите от него?
Ухожу от него. Это прозвучало печально и бесповоротно.
— Ну, я еще не знаю, что будет дальше, но мне нужно время, чтобы подумать, как поступить. Как будет лучше для Эмили.
— Не переезжай к маме. Живи со мной, — выпалил он. — Мы найдем жилье. Денег у нас будет мало. Я найду другую работу, или, если хочешь, ты можешь работать, а я буду сидеть с Эмили.
Я уставилась на него. О чем это он?
— Боже, спасибо, Сэм, это очень любезно с вашей стороны, но… Я же не могу так вас стеснить…
— Я хочу быть с тобой.
— Э-э-э… ну… а-а-а… ну, — залепетала я.
— Я… у меня к тебе чувства, Наташа.
У меня заполыхали щеки.
— Да, я… э-э-э…
Слова полилсь из него сплошным потоком:
— У тебя тоже ко мне чувства, я знаю. Между нами сразу пробежала искра. Сначала я винил себя, мне было стыдно. Думал бросить работу и навсегда забыть о встрече с тобой, но потом начались наши уроки вождения, и я понял, что все взаправду. А теперь Ник с Джен занимаются этим, как кролики, ну и… какая разница? Мы больше не обязаны чувствовать себя виноватыми.
— Сэм… Я не знаю, что сказать…
— Он не заслуживает ни тебя, ни Эмили. Мы можем быть счастливы вместе, Наташа, я это знаю. Нам не нужны деньги, шикарные тачки, дизайнерское шмотье. Нам нужны только мы сами.
Он шагнул ко мне и обнял. Я почувствовала, что прижимаюсь к его груди, по щекам побежали слезы. Меня охватила полнейшая растерянность, я больше не знала, кого и чего хочу, что творю со своей жизнью.
— Тише, тише, — мягко прошептал он. Взял меня за подбородок, приподнял голову, а потом наклонился и поцеловал в губы.
Эмоции поглотили меня, и я обнаружила, что жадно целую его в ответ. Мы долго стояли так, не в силах оторваться друг от друга.
— Я позабочусь о тебе, Наташа, — сказал он. — Со мной ты будешь в безопасности.
Глава 14
Я позволила Сэму отвести себя наверх. Я вся дрожала, хотела его и одновременно не хотела, была пьяна от поцелуев и боялась того, что последует. Мы подошли к спальне; дверь была открыта, за ней я увидела свою гигантскую кровать. Но это была не только моя кровать, она была наша, моя и Ника. На этих простынях мы бесчисленное количество раз занимались любовью. Действительно ли я хотела Сэма или меня возбуждала мысль об отмщении? Если Ник изменил, то и мне можно…
Сэм стал снимать с меня рубашку. Я уставилась на его пальцы, расстегивающие на мне пуговицы, и меня охватила паника.
— Прости, — сказала я. — Не могу. Не сейчас, не здесь. Это неправильно.
Его руки мгновенно упали по бокам от тела.
— Прости… Я думал, ты хочешь…
— Я хочу. Но не могу. Это я виновата. Не нужно было… — я попятилась от него. — У меня действительно есть к тебе чувства, Сэм, но я сейчас не в том состоянии. Мне так больно из-за Ника… Мне сейчас тяжело, понимаешь?
— Да, конечно, — он выглядел таким смущенным, что у меня сжалось сердце. — Прости, прости… Наташа, пожалуйста… Я и не думал воспользоваться…
— Знаю. Просто все сейчас так запуталось. Не могу трезво мыслить.
— Да, точно, да, — пробормотал он. — А я только все усложняю.
— Нет, это не так…
— Лучше ехать к маме, я понимаю.
Я вздохнула.
— Да. Думаю, так лучше.
— Да, я тоже, — он попятился к двери. — Если нужно помочь перевезти вещи, дай знать, хорошо?
— Спасибо, Сэм, — я, едва не плача, растянула рот в улыбке. — Я очень тебе благодарна.
Он буквально выбежал из дома и уехал. Больше он в тот день со мной не контактировал, а когда привез Ника домой, я постаралась сделать так, чтобы мы не встретились. Я чувствовала себя ужасно, снова и снова прокручивала в голове неловкую сцену в спальне, и каждый раз у меня все внутри сжималось. Я все еще чувствовала поцелуи Сэма на губах, чувствовала, как кончик его языка исследует мой рот, как дрожат его пальцы, касающиеся моей кожи, когда он расстегивает на мне рубашку. Отчасти я желала, чтобы он вернулся и закончил начатое, отчасти — никогда больше не видеть его.
Ник снова стал ходить на работу: похоже, назревал очередной кризис, и в нем нуждались. Сэм, как обычно, появлялся каждое утро, чтобы отвезти его, но я старалась с ним не пересекаться. Я знала, что, хоть я его и отвергла, он все равно мне поможет. Возможно, с моей стороны было эгоистично его использовать, но я чувствовала, что у меня нет выбора.
Я постаралась выбросить из головы этот неловкий случай и сосредоточиться на подготовке к побегу. Мне удалось снять с карточки Ника несколько сотен фунтов, и я сделала тайный список того, что возьму с собой: одежда, документы, личные принадлежности, детские вещи, а главное — то, что я собиралась продать. Так сложно было притворяться, будто ничего не происходит. Днем и ночью в моей голове крутились ревнивые мысли и образы. Я не могла спать, стала худеть. Меня это убивало, я больше не могла это выносить. Нужно было уехать как можно скорее, неважно, достаточно ли денег я собрала.
Наконец предоставилась такая возможность. В четверг вечером Ник вернулся домой с работы в лихорадочном возбуждении.
— В Торонто все полетело к чертям, — сообщил он. — Наши партнеры разорились. Мне нужно вылететь туда завтра и постараться спасти проект, иначе мы получим иск за неисполнение договора.
У меня екнуло в груди, но я продолжила помешивать баранину в горшочке.
— Как долго тебя не будет?
— Не знаю точно. Как минимум неделю, может, две. Кто знает? Прости, дорогая, знаю, это неприятно.
Я пожала плечами.
— Я понимаю. Если нужно, поезжай.
В ту ночь мы занимались любовью, впервые после того, как я узнала о его интрижке. До этого я старалась его избегать, но теперь хотела его так же сильно, как и он меня. Может быть, потому что чувствовала: это в последний раз. Наш секс был душераздирающе нежным, словно прощание или даже извинение. На какую-то долю секунды мне показалось, что он собирается признаться, но момент был упущен. Наверное, я могла бы что-то сказать, чтобы подтолкнуть его. Возможно, я должна была что-то сказать. Может быть, существовала мизерная возможность отойти от края и спастись. Но мы этого не сделали.
— Самолет в час дня, так что мы с Сэмом можем завезти Эмили в ясли по дороге, — сказал Ник наутро, ставя чашку чая мне на тумбочку. Было еще очень рано, я не до конца проснулась. Ник давно встал, чтобы собрать чемодан. — Я подниму ее. Можешь еще поваляться, — он застегнул чемодан и выкатил его из комнаты.
Я глотнула чаю, потом откинулась и закрыла глаза. Спала я плохо, и мысль о том, чтобы полежать еще немного, была привлекательной. Ник теперь нескоро увидит Эмили, пусть проведет с ней время. Я слушала, как он уговаривает ее сменить подгузник, несет вниз, делает кашу. На глаза навернулись слезы при воспоминании о том, как счастливы мы были, когда родилась Эмили. С какой готовностью Ник вставал к ней по ночам, даже несмотря на то, что утром его ждало важное совещание. Всегда проводил с ней время, если был свободен. Его ждет тяжелый удар, но в этом он сам виноват, не я, напомнила я себе.
Двадцать минут спустя Ник вернулся в комнату, поцеловал меня в лоб и прошептал: «До свидания». Он думал, что я снова заснула, но я не спала. Я погрузилась в мечты, мысленно сочиняя записку, которую собиралась оставить у него на подушке, воображала, как он отреагирует, когда прочтет ее и поймет, что нас нет.
Ник пошел вниз, еще через несколько минут хлопнула входная дверь. Я представила, как Сэм поднимает Эмили и пристегивает ее в детском кресле. Потом «Рэндж Ровер» отъехал, наступила тишина. Когда они были уже далеко, я не теряя времени встала.
Хотя меня снедало желание перебраться к маме немедленно, я решила подождать и сделать это перед самым возвращением Ника. Все должно было выглядеть как обычно, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Нику нравилось устраивать видеозвонки каждый день, он бы заметил, что мы не дома. К тому же мама все еще считала переезд неудачной идеей, и мне не хотелось на нее давить.
Несмотря на то что у меня в запасе был вагон времени, мне не терпелось начать собираться. Завтракать я не стала, вместо этого взяла на кухне несколько мусорных пакетов и набила их обувью и сумочками. Потом вытащила из гардероба всю свою одежду и разложила на три кучки: что взять, что оставить и что продать. Кучка «взять» оказалась слишком большой: у мамы было всего две спальни, мне придется жить с Эмили в моей старой комнате. Я не знала, станет ли Ник умолять меня немедленно вернуться или я ухожу насовсем. Возможно, позже я смогу заехать и забрать больше вещей. Лучше не захламлять мамин дом.
Не успела я оглянуться, как время приблизилось к обеду, пора было забирать Эмили из яслей. Толкая по улице пустую коляску, я чувствовала легкость в каждом шаге. Вот оно. Началось. Я не убегала, я брала свою жизнь под контроль.
Утренняя смена еще не закончилась, поэтому я ждала на тротуаре, погрузившись в свои мысли. Самолет Ника только что улетел; я представляла, как он направляется в Канаду, довольный собой, и даже не подозревает, что его браку пришел конец. Я идеализировала его, убедила себя, что он — любовь всей моей жизни, но теперь он казался мне жалким. Почему мужчины так слабы, когда дело касается секса? Я чувствовала неизмеримую печаль оттого, что все так обернулось, но также чувствовала в себе силу. Наконец-то Ник поймет, что я не какой-то глупый ребенок, из которого можно веревки вить. Возможно, у нас есть будущее, а может, и нет. Но если есть, то на равных условиях.
К этому моменту подтянулись другие мамы, бабушки и всякие няни, чтобы забрать своих деток. Двери открылись, мы всей толпой зашли внутрь и остановились в холле. Дети вылетели из игровой комнаты, как пробка из бутылки, вопя и размахивая рисунками на цветной бумаге. Дальше, как обычно, последовали суматошные поиски пальто и уговаривание капризных малышей залезть в коляску. Я высматривала в колышущемся море голов светлые кудряшки Эмили. Она часто выходила последней, всегда полная решимости прокатиться напоследок на горке или положить на свою башню еще один кирпичик.
— Миссис Уоррингтон! — окликнула Керри, одна из воспитательниц. — Все в порядке?
— Да, спасибо. Где Эмили? Опять застряла? — засмеялась я. — Пытается получить все, что ей полагается?
Керри нахмурилась.
— Эмили здесь нет.
— Как это нет? Муж привез ее утром.
Воспитательница покачала головой.
— Она не появлялась.
Какой-то бред. Я ринулась мимо нее в комнату с криком:
— Эмили! Эмили!
Там было пусто, если не считать наводивших порядок воспитательниц. Керри последовала за мной, я обернулась к ней.
— Наверное, она в другой комнате. Или в саду. Ее, наверное, забыли там во время перерыва — боже, у вас что, никто ничего не проверяет?
Керри коснулась моей руки.
— Может, вам лучше позвонить мужу?
— Не могу, он сейчас летит в Торонто! — взвизгнула я. — Он отвез ее сюда, я знаю! Это возмутительно, вы потеряли моего ребенка! — на этих словах у меня бешено забился пульс.
— Мы не теряли Эмили, миссис Уоррингтон, — твердо ответила Керри. — Ее здесь не было.
— Но она должна здесь быть!
Я окинула взглядом комнату, как будто ожидая, что Эмили выглянет из-за тумбочки с проказливой улыбкой. Она обожала прятки. Могла часами сидеть за диваном без единого звука, пока я делала вид, будто ее ищу.
Керри выглядела смущенной.
— Послушайте, не хочу показаться грубой, но вы с мужем… то есть, вы… э-э-э… разошлись?
— Нет! — сердито выкрикнула я. — Он уехал с ней утром из дома. Наш водитель их отвез, они собирались забросить ее сюда по дороге.
— Уверена, этому есть простое объяснение. Если муж недоступен, может быть, стоит позвонить водителю? Он, наверное, знает.
— Да, точно.
«Сэм объяснит», — думала я, доставая телефон. Я набрала его номер, но вместо гудков сразу же включилась голосовая почта.
— Мать вашу!
Керри поморщилась.
— Может быть, пройдем в кабинет? Скоро прибудет дневная смена.
— Нет, я пойду домой. Разберусь там.
— Уверена, это какая-то ошибка.
— Да, — ответила я, но мои мысли пустились вскачь. Почему у Сэма выключен телефон? Может, они попали в аварию по дороге в ясли? В голове замелькали образы искореженного «Рэндж Ровера». Может, они в больнице, поэтому и не смогли мне сообщить. Я позвонила Нику, но его телефон тоже был отключен.
Я выбежала из комнаты в пустынный холл. Там стояла коляска Эмили, и мое сердце подскочило к горлу, как будто кто-то за него дернул. Я вытолкала коляску за дверь и зашагала по улице, но через несколько метров у меня подогнулись колени. Опершись о низкую каменную ограду вокруг чьего-то дома, я сползла по ней вниз. Голова кружилась, я едва могла дышать.
Что делать? Звонить в полицию? Обзванивать больницы? Может, кто-то уже пытался связаться со мной по городскому телефону. Или кого-то прислали, пока меня не было. Ведь так поступают, когда нужно сообщить плохие новости? Домой приезжает полиция. А вдруг я их упустила, пока выходила? Нужно скорее вернуться.
Каким-то чудом я ухитрилась встать. Попробовала бежать, но ноги отяжелели. Перед глазами кружились образы Эмили на носилках или в больничной койке. Где она? А вдруг она серьезно ранена? А вдруг она?.. Нет, о таком нельзя думать. Если стану представлять худшее, сломаюсь.
Не знаю, как я добралась до дома. Как в тумане открыла дверь и почти не обратила внимания, что сигнализация не сработала. С порога побежала к телефону.
Он не надрывался от звонков, не было голосовых сообщений. Я снова попыталась набрать Нику и Сэму, но их телефоны были по-прежнему выключены. Оставалось только одно — обзвонить все отделения скорой помощи. Я стала набирать номера, но везде мне предлагалось выбрать услугу, ни одна из которых не подходила, и я никак не могла пробиться к оператору. Тогда я позвонила в полицию и объяснила ситуацию. Женщина на проводе проявила сочувствие, однако не смогла предоставить мне никакой информации. Только спросила номер «транспортного средства», но я не помнила его наизусть, поэтому сказала, что поищу в документах и перезвоню.
Казалось, это происходит не со мной. В доме царила непривычная тишина, когда я пошла наверх в кабинет Ника. Сердце ныло от беспокойства — не только за Эмили, но и за Ника тоже. И Сэма.
Проходя мимо детской, я заметила, что дверь распахнута, не удержалась и зашла внутрь. Комната изменилась — стала холодной и пустой. В кроватке лежал голый матрас, полки выглядели удивительно опрятно, словно кто-то перебрал игрушки и выкинул часть. Не было коробки с кирпичиками, как и игрушечной детской коляски. Но самое страшное — пропала жирафиха Джемма.
Я пересекла комнату, открыла дверцы шкафа и издала дикий крик. Крошечные деревянные плечики висели пустыми. Вся одежда Эмили исчезла.
Глава 15
Метнувшись в спальню, я распахнула гардероб Ника. Как и в шкафу Эмили, там было пусто. Должно быть, он вернулся домой, пока я ходила в ясли, и забрал все их вещи. Задыхаясь, я упала на колени.
Ник бросил меня.
И, хуже всего, он забрал Эмили.
Меня обманули. Прямо сейчас они с Джен, наверное, попивают шампанское, чокаясь за то, как хитро меня развели. Сэм меня предал — рассказал Нику о моих планах, и Ник решил действовать на опережение. Я содрогнулась, вспомнив, как нежен он был утром, принес мне чаю, предложил разбудить Эмили и отвезти ее в ясли. Наверняка ухмылялся во все лицо, когда они отъезжали. Неудивительно, что он выключил телефон, скотина. Он был не в самолете, он просто не хотел со мной разговаривать. Потому что был с ней. Какая же я дура!
По щекам покатились слезы, тело забила крупная дрожь. Эмили, Эмили… Я выкрикнула ее имя на всю комнату. Она была моей единственной радостью, я не могла жить без нее. А она не могла без меня. Она будет скучать, не поймет, куда я делась, все это будет для нее большим потрясением. Ей нужна мать, а не эта стерва, которая ничего не знает о детях.
Мысли лихорадочно крутились у меня в мозгу, появились первые отголоски чудовищной головной боли. Я медленно поднялась и, пошатываясь, спустилась на первый этаж. Мою способность размышлять поглотили эмоции, но одно было ясно: я должна вернуть дочь домой, где ей и место.
Налив в стакан воды, я опустошила его одним глотком. Ник наверняка должен быть у Джен. Я пойду туда и поговорю с ним. Не стану причитать и закатывать скандал, звонить в полицию. Буду вести себя благоразумно и сдержанно. «Просто отдай мне Эмили, — скажу я, — это все, что меня заботит». Мне не нужны были его деньги, он мог оставить их все себе. И я не собиралась драться за него с Джен — пусть забирает. Но Эмили должна быть со мной. В ее интересах остаться с матерью, любой суд это подтвердит. Я вразумлю Ника, и, если повезет, Эмили окажется дома как раз перед купанием и сказкой на ночь.
Я никогда не была в гостях у Джен и лишь смутно представляла, где та живет. Поднявшись в кабинет Ника, я нашла ее адрес и переписала на бумажку. Потом зашла переодеться. Затасканные джинсы и футболка не подходили: нужно было выглядеть уверенной в себе и решительной. Я выбрала свежую белую рубашку и красную юбку-карандаш. Глаза покраснели и опухли от слез, поэтому я нанесла тон и тени. Потом подвела их черным карандашом, хотя у меня так тряслись руки, что пришлось все стереть и начать сначала.
Было уже за полдень. Я вызвала такси и дала водителю адрес Джен. Всего несколько минут ушло на то, чтобы добраться до внушительного, помпезного здания с огромными окнами и стеклянными балконами. Глубоко вздохнув, я набрала номер ее квартиры на видеодомофоне. Сначала последовала тишина, потом щелчок, а потом раздался голос Джен.
— Алло? Кто это?
— Это я, — ответила я.
— Простите, но я вас плохо вижу, вы стоите слишком близко к камере.
— Это Наташа, — с раздражением сказала я. К чему весь этот фарс? — Пожалуйста, впусти меня. Я хочу поговорить с Ником.
Дверь зажужжала; открыв ее, я попала в большой мраморный подъезд со стеклянными консолями вдоль стен, заставленными гигантскими вазами с искусственными цветами. Возле лифтов я заколебалась. Если Ник хочет удрать, он, скорее всего, воспользуется лестницей. Я вызвала лифт и стала подниматься по устланным мягким ковром ступенькам на четвертый этаж, и с каждым шагом мое сердце билось все чаще.
Джен уже ждала на пороге.
— Ника здесь нет, — сказала она. — В чем дело?
— Ты знаешь, в чем.
— Прости, не знаю. Заходи, поговорим, — она жестом пригласила меня внутрь.
Я прошла по узкому коридору мимо трех закрытых дверей и оказалась в огромной гостиной. Все мои чувства были напряжены: я прислушивалась, не донесется ли из других комнат голос Эмили, искала глазами следы ее присутствия, но вокруг было тихо и чисто. Как будто здесь вообще никто не жил.
— Где он? — повторила я.
— Что случилось, Наташа? Выглядишь ужасно. Вы что, разругались? — Джен кивком велела мне присесть и пошла к холодильнику. — Совиньон? Знаю, сейчас рано, но, судя по твоему виду, тебе нужно выпить.
Я неистово покачала головой и не шелохнулась, пока она наливала себе большой бокал.
— Не ври мне. Я знаю, что происходит.
— Прости, но ты говоришь загадками. Сядь, бога ради. Расскажи мне, что тебе здесь нужно.
— Поговорить с Ником.
— Это ты уже сказала. Его здесь нет. Хочешь, можешь поискать, — она обвела комнату широким жестом. — Не стесняйся.
Я застыла в нерешительности. Это что, блеф? Джен глотнула вина.
— Так что случилось? Он что, тебя бросил? — Она широко распахнула глаза. — Боже, действительно бросил. О, бедняжка.
— Прекрати. Я знаю, что вы встречаетесь.
— Что?
— У вас интрижка.
Она расхохоталась.
— О, милая, все совсем наоборот. Я не видела Ника с тех самых пор, как немножко побуянила у вас дома. Он очень разозлился, велел больше ему не звонить и не писать.
Я уставилась на нее, не веря своим ушам.
— Нет-нет, он ходил к тебе по вечерам. Сэм вас видел. Он видел, как вы целовались в спальне, пили шампанское…
— Чушь.
— На тебе было кимоно, а…
— Нет у меня кимоно, — засмеялась она. — Сходи в спальню и проверь. Давай! Проверь!
Я тяжело сглотнула. Мне нужно было знать наверняка, но мысль о том, чтобы рыться у нее в гардеробе, была унизительной. Неужели Сэм врал? Может, он заглянул не в ту спальню? Я совсем запуталась.
— Так что случилось, Наташа? — спросила Джен смягчившимся голосом. — Будь добра, поговори со мной. Я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь.
Я уставилась в полированный дубовый пол.
— Ник уехал утром в Торонто, по крайней мере, так он мне сказал. Сэм отвез его в аэропорт. Ник должен был закинуть Эмили… — на ее имени мой голос пресекся, — в ясли по дороге, но они там так и не появились, а теперь у Ника выключен телефон, и у Сэма тоже, и все их вещи пропали, и… и…
Джен поставила бокал на стол.
— Он забрал Эмили? — медленно спросила она.
— Да. Я была так уверена, что они здесь. Поэтому и пришла. Хотела поговорить с Ником. Эмили будет звать меня. Это нечестно…
— Конечно, нечестно, это возмутительно! Да как он мог? Это просто ни в какие ворота не лезет, — она вернулась к холодильнику. — У тебя шок. Выпей.
— Я не понимаю, — сказала я, обессиленно принимая бокал и позволяя ей усадить меня на диван. Погрузилась в белые кожаные подушки, как в облако. — Сэм сказал…
— Сэм врал. Очевидно же, что они с самого начала были заодно. Все мужики — сволочи, Наташа, теперь ты это знаешь. — Она сделала большой глоток. — О’кей, давай подумаем. Куда Ник мог поехать?
— Не знаю. — Я была настолько убеждена, что он у Джен, что не рассматривала другие варианты. — К родителям? Хейли?
Едва произнеся эти слова, я почувствовала тошноту. Ну конечно же, туда он и поехал. Хейли, наверное, прыгала до потолка от радости.
— Я позвоню ей, — сказала Джен, метнувшись через комнату и схватив мобильный. — Тебе она, может, и не скажет, но мне скажет.
Я услышала, как благодарю ее. Джен, женщину, в которую я мысленно втыкала иголки все прошедшие недели. Теперь мне было за это стыдно.
— Привет, милая, как дела? — она приложила палец к губам, чтобы я молчала. — Как Итан, все еще не спит по ночам?
Я сидела неподвижно, как манекен, вслушиваясь в голос Хейли, щебетавшей так беззаботно, словно ничего не случилось. Джен закатила глаза, пытаясь вклиниться.
— Слушай, Хей, я, вообще-то, звоню узнать, не у тебя ли Ники, мне тут надо срочно с ним переговорить, а этот дуралей не отвечает на мои сообщения.
Несколько секунд она молча слушала, и я напряглась в попытке разобрать слова.
— О… О боже, так ужасно. Когда это случилось?.. Да, знаю, так ей и надо, теперь она понимает, каково это. — Она скорчила рожу и беззвучно прошептала: «Прости». — Так он у тебя?.. А где же он тогда?.. Ой, да ладно, Хей, мне-то можешь сказать… А… А, ясно… — Джен поднялась и стала отходить от меня, крепко прижимая трубку к щеке, так что мне больше не слышно было голоса Хейли. Зайдя в одну из комнат, она закрыла за собой дверь.
Я вскочила. Что происходит? Почему она не хочет, чтобы я слышала? Я вышла в коридор и прижалась ухом к двери. Джен ничего не говорила, только изредка поддакивала и восклицала. Внезапно я занервничала. Зачем я вообще попросила Джен мне помочь? Я знала, где живет Хейли, могла бы просто съездить туда сама. Сегодня. Сейчас. Можно взять такси до Паддингтона и сесть на первый же поезд.
Я пошла обратно в гостиную за сумочкой. Может быть, если позвонить Нику снова, на этот раз он возьмет трубку. А если нет, позвоню Сэму и все ему выскажу. Вся эта чепуха о том, что он в меня влюблен… была ложью. Телефон Ника был по-прежнему выключен и не принимал голосовые сообщения. То же самое с Сэмом. Я громко застонала и шмякнула телефон об стол.
Почему Джен так долго разговаривает?
Время текло быстро. Был ли у Эмили полдник, спала ли она сегодня? Ник не слишком разбирался в ее расписании по будням. Если она не спала днем, то уставала и начинала капризничать или слишком поздно засыпала, и тогда весь режим сбивался. Не знать, где она, было невыносимо. Спрашивала ли она обо мне? Плакала ли? Мне нужно было поговорить с Ником, по крайней мере, узнать, все ли с ней в порядке.
Дверь открылась, на пороге появилась Джен. Выражение ее лица было очень странным, я не могла его прочесть.
— Ну что? — спросила я. — Где он?
Испустив глубокий вздох, Джен вернулась в гостиную. Прежде чем ответить, она сделала большой глоток вина.
— Вчера вечером он позвонил Хейли и сказал, что бросает тебя и временно «уходит в подполье». Куда именно, он ей не сообщил, чтобы ей не пришлось врать, если спросят.
Из моих глаз потекли слезы.
— Но это же нечестно. Почему он так со мной поступает? А как же Эмили? Она должна быть со мной. Я ее мать. Я единственная, кто может о ней позаботиться.
Джен нахмурилась.
— Не знаю, как сказать, но…
— Что? Что? Пожалуйста, Джен, скажи мне.
— Ники сказал Хейли, что ему пришлось бежать.
— Не понимаю.
— Он боится того, что ты можешь сделать.
— С ним?
— Нет, с Эмили. Он сказал Хейли, что ты психически неуравновешенна… впадаешь в буйство.
— Что? — у меня загорелись щеки. — Но это неправда, это какой-то бред! Не мог он такого сказать, она все врет!
Джен закусила губу.
— Слушай, не хочу знать, что творится с твоим браком, но что-то явно пошло…
— Я не сумасшедшая, — отрезала я. — И не буйная. Клянусь. Это все полное вранье. Я никогда бы руки не подняла на Эмили, и на Ника тоже. Я не такая.
Скривив рот, она посмотрела на меня долгим тяжелым взглядом.
— Да, сомневаюсь, что ты такая. Послушай, Наташа, я знаю, каково это — пострадать от Ники. Снаружи он весь такой мягкий и милый, но внутри — жесткий, как гвозди. Когда он чего-то хочет, он пойдет на все, чтобы это заполучить.
Наши взгляды скрестились. Говорила ли Джен искренне или играла со мной?
— Я постараюсь узнать, где он, — добавила она, залезая в сумочку. — Скажу ему связаться с тобой и подтвердить, что с Эмили все в порядке, — она протянула визитку. — Будут проблемы — звони, хорошо?
— Спасибо, — пробормотала я, глядя на напечатанные слова: «Дженнифер Уоррингтон, дизайнерские пространства». Я и понятия не имела, что она до сих пор пользуется фамилией мужа.
Глава 16
Я так напугана, что не могу выйти из дома. Несколько раз уже пыталась, даже открыла замки и засовы на двери. Но едва я начинаю поворачивать ручку, как пальцы немеют, и я не могу шевельнуться. Я здесь как в тюрьме.
Возвращаюсь к окну. Всегда ненавидела тюль, но теперь я ему рада, он окутывает дом, словно чадра. Я выглядываю в щель между ажурной тканью и оконной рамой, но мне почти ничего не видно за разросшейся живой изгородью. Вдруг мой преследователь дошел за мной до самого дома, а я не заметила? Возможно, он затаился где-то поблизости: скрывается среди листьев, прячется между мусорных баков или сидит в засаде за машиной.
Но я не выйду. Если он ждет, когда я покажусь, ему придется запастись терпением.
Неохотно покинув свой наблюдательный пост, я иду на кухню, чтобы соорудить себе что-нибудь на обед. Еда меня не привлекает. Я больше не готовлю, только разогреваю покупное и вожу вилкой по тарелке, но я обещала Линдси питаться регулярно.
Холодильник почти пуст. Я открываю дверцу и смотрю на твердую желтеющую сердцевинку кочанного салата, открытую упаковку ветчины, блеклую половинку помидора, сморщенный желтый перец и два порционных обеда, купленных по суперцене. В шкафчике есть дешевая банка фасоли (я давно уже не обращаю внимания на то, сколько соли и сахара ем), консервы из тунца, банка арахисового масла и пачка бюджетных хлопьев, которые на вкус напоминают корм для хомяка. Молоко закончилось, приходится пить черный чай и черный кофе. В крошечной морозилке нет ничего, кроме упаковки гороха и буханки хлеба, который я размораживаю по кусочку. Если в ближайшем времени я не выйду на улицу, придется мне есть хлебные корочки.
Уже три дня я сижу дома, притворяясь, что подцепила какой-то вирус. Осталось еще четыре, потом придется вернуться на работу или предъявить больничный. Я не рассказывала никому из коллег о том, что у меня посттравматическое расстройство. Не из-за стыда — это такая же болезнь, как и всякая другая, теперь я это понимаю, — а из-за того, что у меня слишком сложная травма. Поначалу Линдси думала, что я просто пострадала в серьезной автокатастрофе, но чем глубже она копает, тем больше слоев обнаруживает. Я не рассказала ей всей правды о том, что случилось, хотя знаю, что это глупо, ведь если я не буду честна с ней, она не сможет мне помочь. Но я еще не готова об этом говорить. Не сейчас.
Пока хлеб крутится в микроволновке, я отхожу к окну, чтобы окинуть взглядом окрестности. На горизонте чисто, поэтому я доделываю сэндвич и выношу его на задний двор. Задняя стена дома обращена на север, так что, несмотря на погожий летний денек, во дворе темно и сыро. Здесь ничего не растет. Принюхавшись, я улавливаю слабый запах пивных дрожжей, долетающий с пивоварен.
Возможно, стоит поискать работу в другом месте, думаю я, с усилием глотая сухую безвкусную еду. Нельзя вечно прятаться в доме. Я не знаю наверняка, действительно ли за мной следили, — возможно, это плод моего воображения. Нет никакой гарантии, что, если я перееду в другой город, этого не случится снова, поэтому можно с таким же успехом сражаться со своими демонами здесь.
Звонит телефон, и я возвращаюсь в дом, чтобы ответить. Это Крис.
— Привет. Я давала тебе свой номер? — спрашиваю я, зная, что не давала.
— Нет, я взял у Маргарет.
— А-а, — отвечаю я неодобрительным тоном.
— Я просто хотел спросить, как ты. Я волновался. Это не расстройство желудка? Не помню, ела ли ты что-нибудь в церкви. Нужно как следует разогревать еду. Все время им это повторяю, но…
— Нет-нет, ничего такого. Пожалуйста, не беспокойся.
— Уф, это хорошо, — говорит он. — Не только для тебя, но и для нас. Последнее, что нам нужно, — это отравление среди бездомных.
— Да, точно. Со мной все в порядке, это просто… что-то вроде мигрени. Я уже иду на поправку.
— Отлично, чудесные новости! Так… — он делает длинную паузу. — Можно мне тебя навестить?
— Навестить? — я в ужасе оглядываюсь. Вокруг бардак. Я не пылесосила и не протирала пыль уже целую вечность.
— Или давай сходим выпить? А может быть, даже перекусить. Рядом с рекой есть славные места.
— Ну… Не знаю… — мои слова замирают. Чтобы пойти выпить, придется выйти из дома, а я не уверена, что мне это по силам. С другой стороны, если за мной действительно наблюдают, то будет хорошо, если у моей двери появится мужчина. Это покажет, что я не одна. — О’кей, — слышу я собственный голос, полный притворного воодушевления. — Было бы здорово. Когда?
— Сегодня? Скинь мне свой адрес, и я заеду за тобой около семи.
— Заедешь? На машине?
— Да. Не волнуйся, я не пью, так что могу водить.
Его слова вызывают в голове поток воспоминаний.
— М-м, я не очень люблю машины.
— Что такое, укачивает?
— Типа того.
В этом есть частица правды, хотя тошнит меня от самой перспективы сесть в машину, а не от езды по извилистым дорогам.
— Без проблем, — отвечает Крис. — Уверен, мы найдем что-нибудь поблизости.
Кажется, я только что согласилась на свидание.
Крис заходит за мной ровно в семь, минута в минуту. На нем красная клетчатая рубашка с коротким рукавом, темно-синие хлопковые брюки и парусиновые туфли такого же цвета. Со своими коротко стриженными волосами, ровными чертами лица и стройной фигурой он выглядит так, будто сошел со страниц каталога летней одежды для зрелых мужчин. Прежняя я сразу бы его отвергла — это совсем не ее типаж. Но новая я готова, ждет с потными ладонями и трепетом в животе. Хотя трепет происходит не столько от предвкушения увидеть его, каким бы он ни был милым, сколько от ожидания впервые за три дня выйти на улицу.
Меня обволакивает цитрусовый аромат лосьона после бритья, когда Крис выводит меня за дверь. Мой взгляд непроизвольно перебегает с места на место, проверяя, не наблюдает ли кто за моей демонстрацией смелости. Конечно же, никого здесь нет. И не было. Но меня все равно трясет, пока мы идем по дороге к реке.
— Я подумал, что можно пойти в «Лебедя», — говорит Крис. — Ты наверняка знаешь это место.
Я напоминаю ему, что живу в Мортоне всего несколько месяцев и едва успела выучить дорогу на работу.
— Это всего в двадцати минутах ходьбы отсюда. Я забронировал столик на полвосьмого, так что можно не спешить.
Мы доходим до каменного моста и спускаемся по ступенькам на дорожку вдоль берега. Она неровная, местами слишком узкая, поэтому приходится идти друг за другом. Я в основном помалкиваю и слушаю Криса, который говорит о погоде (по слухам, надвигается жара), о работе (по слухам, надвигаются сокращения) и о том, что становится все меньше и меньше приличных пабов.
— Значит, ты часто бываешь в этом «Лебеде»? — спрашиваю я, перекрикивая гул реки. Вода в ней на удивление сильно бурлит и пенится, перекатываясь на больших камнях.
— Да. Мы с Сэнди все время туда ходили. Это моя бывшая жена, — добавляет он, и в его голосе проскальзывает нотка горечи. — Не волнуйся, мы с ней не столкнемся. Она переехала в Лейстер со своим новым мальчиком. Меня это сильно подкосило, но теперь я в порядке. Что насчет тебя?
— А что насчет меня? — осторожно отвечаю я.
— Маргарет говорила, ты живешь одна. Разведена?
Вся напрягшись, я быстро киваю. Нужно отвечать осторожно. Если Крис пытается записать меня в свой клуб обиженных супругов, он может получить совсем не то, что ожидает.
— И как это было? — спрашивает он. — Вы просто решили расстаться, или все сложно?
Сложнее, чем ты можешь себе вообразить, думаю я, но ничего не отвечаю, притворяясь, что не слышу его за шумом реки.
Но он не понимает намека.
— У нас все было сложно, но у нас хотя бы нет детей. У тебя есть дети?
Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь к нему.
— Можно, мы сменим тему?
Он слегка краснеет.
— Прости, не хотел совать нос не в свое дело.
— Я пытаюсь двигаться вперед. Начать с чистого листа.
— Да, конечно. Я тоже.
Он жестом показывает мне идти дальше, и следующие несколько метров мы проходим в молчании. Я чувствую напряжение в его походке, он старается держаться на расстоянии. В голове жужжат неутешительные мысли. Это ошибка, не стоило идти с ним на свидание. Я не способна к общению с людьми. Нужно вернуться домой и перестать тратить свое и чужое время.
— Ну вот, пришли, — говорит Крис, когда мы сворачиваем за угол и перед нами вырастает большое белое здание с остроконечной крышей. Дорожка расширяется, и он, поравнявшись со мной, ведет меня по ржавым железным ступенькам на веранду с дощатым настилом. Официант проводит нас к столику, мы садимся. Вечер выдался теплым, но от реки веет прохладными брызгами.
Крис изучает меню, а я делаю вид, будто задумалась над выбором. Я уже несколько дней не ела нормально, но мне ничего не хочется. Несмотря на его совет попробовать мясной пирог, приготовленный с местным элем, я заказываю салат с креветками и бокал белого вина. Пока мы ждем еду, разговор сам собой сходит на нет, мы просто созерцаем вид с веранды, цветы в корзинках и живущую в пабе кошку. Официант зажигает свечу на нашем столике и одаряет нас понимающей улыбкой, как будто мы на самом настоящем романтическом свидании. С наступлением ночи воздух становится все свежее, и я застегиваю куртку, жалея, что не заказала ничего горячего.
— Давно ты волонтерствуешь в Святом Спасителе? — спрашиваю я, когда нам приносят еду.
— Где-то полгода, — он посыпает картошку солью. — Когда Сэнди ушла, я был очень плох. Соседка предложила сходить в церковь, подумала, что это меня утешит. Сначала я отнесся скептически, но ее совет спас мне жизнь. Потом викарий рассказал мне о центре Святого Спасителя, и я решил попробовать. Анна, мне так много это дает! Я благодарю Бога каждый день.
— Здорово. Я рада за тебя, честное слово.
— Я ничем не отличаюсь от тех бездомных. Моя жизнь пошла под откос, и я захотел сбежать. Понимаешь, о чем я? — он внимательно смотрит мне в лицо.
— Конечно, — отвечаю я, накалывая креветки на вилку и стараясь не смотреть ему в глаза.
— Я не осуждаю тех, кто так и сделал, — продолжает Крис. — Переехал на новое место, нашел новую работу, стал другим человеком…
— Мы все заслуживаем возможность начать сначала, — осторожно говорю я.
— Не могу не согласиться, — Крис отпивает глоток пива. — Забавно, надеюсь, ты не возражаешь, что я об этом говорю, но к нам в центр иногда заходит один парень… Он был на прошлой неделе, в тот же день, что и ты.
Моя вилка застывает на пути ко рту.
— М-м-м?
— Он рассказывал мне, что по молодости попал в неприятности, отсидел восемнадцать месяцев за толкание наркоты, а когда вышел, решил, что с него хватит, нужно начинать с чистого листа. Перебрался на юг, в Лондон, и устроился водителем у какого-то богача с женой…
Горло сжимается, я едва не давлюсь рукколой. Крис впивается в меня взглядом — мне даже не нужно смотреть на него, я это чувствую. Стол между нами превратился в черную дыру, и Крис ждет, когда я свалюсь в нее.
— В любом случае, все закончилось плачевно, — говорит он, — и теперь этот парень вернулся домой, только дома-то у него не осталось. Ни работы, ничего. Неудивительно, что он снова подсел. Печальная история, правда?
Повисает длинная, болезненная пауза.
— Но самое интересное, — продолжает Крис, — он говорит, что узнал тебя, — снова пауза. — Ты раньше жила в Лондоне?
— Лондон — большой город.
Он смеется.
— Именно это я ему и ответил. В любом случае, тебя зовут по-другому, поэтому он, наверное, ошибся, — Крис подается вперед и касается моей руки. — Хотя он был совершенно уверен, что это ты. Его зовут Сэм. Сэм Армитейдж. Это имя тебе что-нибудь говорит?
— Нет, прости.
— Наверное, у тебя есть двойник, Анна. Говорят, у всех у нас есть.
Я отодвигаю стул и встаю.
— Прости. Нужно в дамскую комнату.
Пересекаю веранду, стараясь идти ровно, и ныряю в паб. Здесь полно посетителей, зашедших поужинать или выпить, поэтому мне приходится лавировать в толпе, чтобы добраться до главного входа. Вырвавшись из дверей, я оказываюсь на тротуаре.
Дневной свет почти совсем погас, сгустились сумерки. Слышится только плеск реки позади. Я никогда не была на этой улице и не знаю, где нахожусь. Мои волосы шевелятся на затылке. А вдруг меня подставили, нарочно привели сюда? Вдруг Сэм прячется у реки, чтобы напасть, когда я буду возвращаться домой?
Нет, Крис ни за что бы так не поступил. Он хороший человек, христианин. Нет, в этом не может быть никаких сомнений.
Но он понял, что я вру о том, что не знаю Сэма. Понял, что мое настоящее имя не Анна.
Может быть, он пытался предупредить, что я в опасности?
Прямо напротив находится автобусная остановка, и я перехожу через дорогу, чтобы посмотреть расписание. В полумраке сложно разобрать крошечные циферки, но, похоже, скоро подойдет автобус. Я достаю телефон, чтобы узнать, который час. Осмелюсь ли я подождать здесь или лучше пуститься в бегство? Я не хочу, чтобы Крис вышел меня искать. Но в самый разгар моих споров с самой собой, словно ангел-хранитель, подъезжает одноэтажный автобус, сияя фарами в темноте.
Я поднимаю руку, чтобы остановить его.
— Большое спасибо, — говорю я, заходя и бросая в автомат мелочь. Потом сажусь на двойное сиденье с правой стороны и, когда автобус отъезжает, смотрю в окно на вход в паб.
Бедняга Крис. Я чувствую себя виноватой за то, что бросила его там. Скорее всего, он ничего такого не замышлял, но я не могу рисковать, ведь на кону стоит слишком многое. Сэм уже видел меня дважды. Я не собираюсь ждать третьего раза.
Глава 17
Голова у меня шла кругом, когда я вышла из квартиры Джен и направилась к дому. Неужели Ник действительно сказал Хейли, что боится меня? Он знал, что с моей психикой все в порядке, что я никогда не причиню вреда Эмили, — это была ложь. Но кто лгал? Джен, Хейли, Ник, Сэм? Возможно, они все. Внезапно я увидела внутренним взором, как они вчетвером сговариваются против меня. Но почему они хотели забрать у меня Эмили? Чем я это заслужила?
Едва оказавшись дома, я позвонила маме. Она уже уходила на вечернюю смену и была не настроена болтать, но едва я сообщила ей новости, как она вскрикнула:
— Звони в полицию, скажи им, что Эмили похитили! Нечего тут со мной разговаривать, набирай 999!
Я послушалась.
Следователь не заставил себя ждать, появившись на пороге с женщиной-полицейским. Он предложил мне присесть, а его коллега пошла на кухню сделать чай — они были добры ко мне, но у меня возникло ощущение, будто это я пришла к ним домой. Выглянув в окно, я увидела полицейскую машину на том месте, где раньше стоял «Рэндж Ровер». Меня охватило чувство нереальности: мы как будто разыгрывали сцену из детективного сериала.
— Когда вы заметили, что ваша дочь пропала? — спросил следователь, тыча концом ручки в колено, чтобы выдвинуть стержень, и начал писать.
Я рассказала, как Ник предложил отвезти Эмили в ясли по дороге в аэропорт, но, когда я пришла ее забрать, ее там не оказалось.
— Он отключил телефон, до его водителя я тоже не могу дозвониться.
— Водителя? — На следователя это произвело впечатление. — Что за водитель?
— Его зовут Сэм, — ответила я. — К сожалению, я не знаю его фамилии. Ника лишили прав, поэтому Сэм его возит. Он отвез Ника с Эмили в ясли… по крайней мере, я так думала.
— Ясно. Во сколько у вашего мужа был самолет? Вы знаете, когда он приземлится?
— Он не поехал в аэропорт, это была ложь. Он увез Эмили куда-то в другое место.
Следователь нахмурился.
— Откуда вы знаете?
— Я не знаю, но это очевидно.
Я рассказала ему о разговоре с Джен и звонке Хейли, умолчала лишь о том, что, по словам Ника, я психически неуравновешенна.
Женщина-полицейский принесла поднос с кружками, над которыми шел пар.
— С молоком и без сахара, правильно? — спросила она, передавая мне кружку с надписью «Лучшей мамочке в мире».
— Э-э-э, простите, но я не совсем понимаю, — сказал следователь. — Вы официально женаты, правильно?
Я кивнула.
— Вы не разведены и не живете раздельно? И в свидетельстве о рождении вашей дочери ваш муж указан отцом?
— Да, конечно. А какое это имеет значение?
— Ну, это значит, что он несет ответственность за Эмили и, таким образом, не может считаться ее похитителем. — Он взял кружку и с удовлетворением хлебнул.
— Но он же не может увезти ее без моего разрешения?
— Может. Так же, как и вы.
— Это несправедливо.
Но произнеся эти слова, я осознала всю иронию ситуации. Я планировала то же самое. Наверное, Сэм рассказал Нику, и тот, защищая свои интересы, решил преподать мне урок. Каким подлым человеком оказался Сэм: выдумал, что у Ника с Джен якобы интрижка, рассказал Нику о моих намерениях. Почему? Из-за того, что я его отвергла?
Следователь закончил писать и положил ручку.
— У вас есть основания полагать, что отец Эмили представляет для нее опасность?
— Нет, никаких, он отлично с ней обращается, но ее место здесь, дома. Пожалуйста, верните ее мне.
Следователь пожал плечами.
— Ваш муж не нарушает закон. Если бы он нарушил предписание суда не приближаться к ней, тогда другое дело, но в вашем случае, когда ваш брак только-только распался…
Распался. Его слова вонзились мне под кожу.
— Я все равно не понимаю. Он забрал у меня дочь. Я же имею право знать, где она.
— Смотря по обстоятельствам. В случае, если один из супругов подвергается домашнему насилию или боится за безопасность ребенка, очень важно держать их местонахождение в тайне.
— Но я не подвергала его насилию! — запротестовала я.
В моей голове стала формироваться картина. Может, в этом и был план Ника — притвориться, что я представляю угрозу для Эмили, и тогда ему не придется раскрывать, где он. Боже, как сильно он на меня разозлился, раз пошел на такое! Что же Сэм ему наплел?
— Я просто говорю, что это зависит от обстоятельств, — сказал следователь успокаивающим тоном. — И, естественно, любое обвинение должно быть доказано.
Я прожгла его негодующим взглядом.
— То есть вы говорите, что ничего не можете сделать. Не можете его отследить, заставить вернуть мне дочь…
— Без ордера — нет.
— И как получить ордер?
Он улыбнулся извиняющейся улыбкой.
— Проконсультируйтесь с адвокатом.
Как только полицейские ушли, я отнесла поднос обратно на кухню и швырнула посуду об пол. Моя кружка «Лучшей мамочке на свете» разлетелась вдребезги, но мне было плевать, я была рада от нее избавиться. Ник подарил мне эту кружку от лица Эмили на День матери вместе с неоправданно дорогим серебряным ожерельем. Что действительно было мне дорого, так это ее открытка — невнятные каракули, которые Эмили нарисовала для меня синим мелком в яслях и сказала, что это «баботька». Я посмотрела на выставку ее творений на холодильнике: поблескивающие мазки красками и коллажи из сухих макарон — и провела пальцем по крошечному отпечатку ее ладошки на розовой картонке. Заплакала. Вдруг все поверят в ложь Ника, и я никогда больше ее не увижу? Я не могла этого допустить. Если не поможет полиция, я сама себе помогу.
В сотый раз я набрала номер Ника и оставила еще одно сообщение. Мне сложно было говорить спокойно, но я проглотила гнев и сказала, что беспокоюсь об Эмили и хочу знать, все ли с ней в порядке.
— Давай поговорим, пожалуйста, — молила я. — Не знаю, что происходит, Ник, но думаю, что кто-то врет тебе. Что бы тебе ни сказали, это неправда. Пожалуйста, поговори со мной. Я просто хочу все исправить.
Потом я снова позвонила Сэму. На этот раз мне сообщили, что номера больше не существует. Что это значило? Я вспомнила, что Ник дал Сэму специальный телефон для работы — может быть, Сэму пришлось его вернуть? Это означало, что он больше не работает на Ника. Но Ника лишили прав, как же он собирался передвигаться? Мне нужно было знать, где они. Нужно было услышать голос Эмили. Почему бы Нику просто не взять трубку?!
Я целую вечность пялилась в экран телефона, дожидаясь ответа. Не в силах дольше сдерживать потребность выпить, я подошла к бару и налила себе виски из хрустального графина. Жидкость обожгла мне горло, по венам мгновенно побежало тепло. Опрокинув в себя первый стакан, я налила второй.
О’кей, он не собирается отвечать. Пора придумывать план «Б». Чувствуя себя немножко храбрее, я позвонила Нику на работу.
— Здравствуйте, соедините меня, пожалуйста, с Джонни Бэшфордом. Это Наташа Уоррингтон.
Последовало долгое молчание. Я чувствовала, что секретарша шепчется с кем-то, прикрыв рукой трубку. Через несколько секунд она соединила меня, и трубку взял Джонни, адвокат и хороший друг Ника.
— Наташа! Как приятно тебя слышать, — сказал он своим медовым голосом. Я сразу представила его в полосатом костюме и розовой рубашке с белым воротничком и манжетами. — Как дела?
— Если честно, не очень… — начала я, но он перебил.
— Не удивлен. Как там старина Николас? Мы все были в шоке, когда он просто взял и ушел. Я собирался позвонить, но ты знаешь, как бывает. Прости, я правда думал о нем, но…
— Ты говоришь, он ушел с работы?
— Да, милая, ты ведь знала?
— Нет… понятия не имела. Когда?
Джонни несколько секунд подумал.
— Хм-м, недели две назад. Или три? Точно не помню. Я велел ему сходить к доктору, чтобы тот прописал какие-нибудь пилюли для поднятия настроения. Он настаивал, что все в порядке, но мы решили, что у него нервный срыв.
Я рассказала Джонни всю историю — точнее, большую часть. Он много раз сочувственно восклицал, но не казался при этом ни удивленным, ни шокированным.
— Он не говорил, что собирается уехать? — спросила я. — Не знаешь, куда он направится?
— Нет, прости. Он сказал только, что собирается проводить больше времени с семьей.
— Ага… — я почувствовала, как во мне закипает гнев, но постаралась его сдержать. — Я пытаюсь связаться с Сэмом, водителем Ника. Его телефон недоступен, мне нужен адрес. Я подумала, может, у тебя он есть.
Повисла пауза.
— Нет, Ник нанял его напрямую. Но даже если бы у меня и были его контакты, я бы не мог их тебе дать. Это нарушение Закона о защите информации.
Я ощетинилась.
— Нечего пичкать меня всяким юридическим дерьмом! Это важно! Ник — твой друг, а вдруг у него действительно нервный срыв? Нужно его найти, и ради Эмили в том числе. Я думаю, Сэм знает, куда они делись.
Повисла еще одна пауза, на этот раз длиннее.
— Прости, Наташа, но я не могу тебе помочь.
— В чем дело, Джонни? Ты с ним в сговоре?
— Когда найдешь Ника, передавай ему привет.
Раздался щелчок, и затем последовала тишина. Этот козел повесил трубку.
Я налила себе еще виски — он мне совсем не нравился, но нужно было заглушить боль. Такое ощущение, будто все вокруг, кроме меня, знают, что происходит. Но что насчет Джен, она друг или враг?
Я достала из сумки ее визитку и положила на кофейный столик. В памяти всплыли те ужасные крестины. Это Джен предложила Нику нанять Сэма, сказала что-то о том, что ее друзья отпускают водителя. Может быть, она могла бы взять у них его адрес. Мне не хотелось просить ее о помощи, это было унизительно. Но она была моей последней надеждой.
— Есть новости? — спросила она, взяв трубку после первого же гудка.
— Нет. Ничего, — я прижала к груди стакан с виски. — Приходила полиция, но они сказали, что ничего не могут сделать, потому что Ник несет за Эмили ответственность. Придется идти в суд.
Джен сердито поцокала языком.
— Это целое состояние.
— Мне нужно с ним поговорить, попытаться все уладить.
— Конечно, это лучший выход из положения. Если бы ему только хватило порядочности ответить на твои звонки.
— Слушай, Джен, можешь оказать мне услугу? Мне нужен домашний адрес Сэма.
— Зачем? — в ее голосе прозвучало подозрение. Я мгновенно вспомнила забытый учебный знак на машине и ее пьяные обвинения в том, что у нас с Сэмом интрижка. Может, она наврала Нику о нас? Мои мысли закрутились в новом направлении.
— Зачем, Наташа? — повторила она.
— Э-э-э… Хочу спросить его, не знает ли он, где Ник с Эмили, вот и все, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Подумала, что ты можешь спросить своих друзей, тех, у кого он раньше работал.
— Да, понимаю твой ход мыслей. Хорошая идея. Прямо сейчас им позвоню и все тебе сообщу.
Я повесила трубку. Пока что я сделала все, что могла, оставалось только ждать. В животе плескался алкоголь, и я вспомнила, что ничего не брала в рот с самого завтрака, но я была слишком подавлена, чтобы есть. Бродила из комнаты в комнату, рассеянно поправляя украшения и взбивая диванные подушки. Тишина была невыносима. Я непроизвольно напрягала слух, пытаясь уловить шаги Эмили на лестнице или нестройное пение, которое доносилось из ее комнаты, когда она играла в куклы. В коридоре стояла ее пустая коляска, дразня меня своим видом. Я провела рукой по ее зимнему комбинезону, висевшему на крючке у двери, белому, со снежинками, — милейшая вещица. Когда станет холодать, он ей понадобится, подумала я. Но будет ли она здесь, чтобы его надеть?
На меня накатила паника: в груди заныло, и я не могла набрать воздух в легкие. «Дыши, дыши», — прошептала я. Нельзя просто сломаться, нельзя принять поражение. Нужно продолжать борьбу. Ради Эмили.
Неожиданно зазвонил телефон. На долю секунды решив, что это Ник, я бросилась к нему. Но на другом конце была Джен.
— Ты быстро, — сказала я, тяжело дыша. — Получилось?
— Угу. Он живет в Уолтемстоу. Я пришлю тебе полный адрес сообщением.
— Замечательно! Спасибо, Джен, — меня затопило облегчение. Наконец-то я могла что-то сделать.
— Когда ты собираешься идти к нему? — спросила Джен.
— Не знаю. Сейчас?
Я не видела смысла ждать.
Она задумчиво хмыкнула.
— Может, лучше завтра рано утром? Больше вероятность, что он будет дома.
— Да, ты права.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спросила она. — Возможно, вместе нам больше повезет. Женская сила и все такое.
Я ни за что не собиралась брать Джен с собой. Мне нужно было кое-что сказать Сэму, и я не хотела, чтобы она это слышала.
— Э-э, нет, я лучше сама, но спасибо за предложение, ты очень добра.
— Всегда пожалуйста, дорогая, всегда пожалуйста, — ее голос прозвучал тепло и искренне, без колкости, которую она обычно приберегала для меня. — Я серьезно. Я разделяю твою боль, правда. Знаю, ты мне не поверишь, и у тебя есть причины сомневаться, но, честное слово, Наташа, я на твоей стороне.
Глава 18
Путь до Уолтемстоу занял примерно час. Я сидела в метро, задыхаясь в спертом воздухе, и мои веки сами собой закрывались между станциями. Я умирала от усталости. Прошедшая ночь была агонией, первой ночью, которую я провела вдали от Эмили. Даже зная, что в кроватке ее нет, я все равно не спала, прислушиваясь, не донесется ли из детской ее голос. Когда я наконец заснула, мне приснилось, что она плачет. Я проснулась в убеждении, что действительно ее слышу, встала и пошла проверить. Конечно же, детская была пуста. Я взяла с собой в постель одного из ее плюшевых мишек и свернулась с ним в клубочек, вдыхая запах моей малютки, оставшийся на его меху.
Женский голос выдрал меня из воспоминаний.
— Станция «Уолтемстоу Сентрал». Конечная.
Едва выбравшись на поверхность, я проверила, нет ли на телефоне сообщений от Ника. Ничего.
Если верить Гугл-картам, дом Сэма находился в девяти минутах ходьбы. Я пошла по главной торговой улице, почти не замечая ничего вокруг. Все мои мысли были сосредоточены на Эмили. Я пыталась представить, где она и что делает. Я ни минуты не сомневалась, что она спрашивала обо мне. Интересно, какую ложь выдал ей Ник, чтобы объяснить мое отсутствие?
Я свернула в переулок и зашагала под гору мимо маленьких таунхаусов, и чем ближе подходила к месту назначения, тем сильнее колотилось сердце. Нужно было перестать беспокоиться об Эмили и придумать, что сказать Сэму. Самое главное — узнать, где Ник с Эмили. В отеле? На съемной квартире? Сэм должен был отвезти их туда. Внезапно меня посетила чудовищная мысль. А вдруг он действительно отвез их в аэропорт? Вдруг Ник увез Эмили за границу? Я не проверила, лежал ли ее паспорт в ящике стола.
Я пошла быстрее, и с каждым шагом мне становилось все тревожнее. Когда я достигла следующей улицы, я была уже в таком состоянии, что стала переходить дорогу, не посмотрев по сторонам, и рядом с визгом затормозила машина. Женщина за рулем неодобрительно покачала головой, а я метнулась на другую сторону.
Улица Сэма лежала прямо передо мной. Я двинулась по ней, высматривая номер 72. Она была застроена в симпатичном эдвардианском стиле, с разделенными на квартиры домами, у каждой квартиры — своя дверь. На противоположной стороне за железной оградой находился большой парк. Быстро шагая, я считала: 48, 56, 62, 70… Следующим был дом 72. Глубоко вздохнув, я толкнула ворота.
По нему сразу было видно, что он сдается внаем. Сад совсем зарос, тюлевые занавески на окнах посерели и истрепались, дверь не мешало бы покрасить. Я нажала на звонок, но, похоже, он не работал, поэтому я несколько раз постучала дверным кольцом и стала ждать.
Никто не отозвался. Я снова постучала, так громко, как только могла. Прижалась ухом к щели для писем и прислушалась, не донесутся ли шаги. Тишина. Я прижалась лицом к эркерному окну и попыталась рассмотреть, что там за тюлем. А рассмотрев, застыла.
Помимо темного кожаного дивана и телевизора, там стоял детский самокат, а в дверном проеме висели качели для малыша. В комнате царил бардак. По ковру были разбросаны игрушки, на сушилке для белья лежали маленькие футболки и носки. Я попятилась от окна, качая головой. Может, я ошиблась домом? Я сверила латунные цифры над дверью со своей бумажкой. Нет, все правильно, дом № 72.
Выскочив за ворота, я пересекла дорогу, зашла в парк и двинулась по извилистым тропинкам мимо лужаек для игры в шары и детских площадок, не зная, куда иду и что делаю, просто пытаясь осмыслить увиденное. Доказательство казалось неопровержимым. Сэм был женат, и у него был по меньшей мере один ребенок, а вероятнее, два. Почему он никогда о них не рассказывал? Почему врал мне? Я вспомнила тот ужасный, унизительный эпизод две недели назад, когда он признался мне в любви.
«Живи со мной».
Я остановилась возле большого пруда и стала смотреть на бесцельно плавающих туда-сюда уток и лебедей. Казалось, Сэм говорил так искренне, так нервничал, как будто ни секунды дольше не мог скрывать свою любовь. «У меня к тебе чувства, Наташа». Что же на самом деле происходило последние несколько месяцев? Может, Ник подослал Сэма, чтобы проверить мою верность? В таком случае, я прошла его тест. Да, я почувствовала искушение, но всего лишь на миг, и то только потому, что была расстроена из-за Ника с Джен. Однако Джен настаивала, что Сэм все выдумал. Казалось, все ведет к Сэму и его лжи. Но я не могла решить, он ли главный злодей или Ник им манипулировал. Мысли так быстро крутились в голове, предлагая одну за другой ужасные версии, что я едва стояла на ногах.
Я постаралась успокоиться и подумать о чем-нибудь позитивном, сосредоточиться на Эмили. Возможно, прямо сейчас она играла с Ником в каком-нибудь другом парке. Я попыталась представить, как она гоняет голубей, кормит уток, взлетает на качелях и копается в песочнице. Она была без ума от качелей, я научила ее вытягивать ноги, когда она двигалась вперед, и поджимать, когда назад. Я надеялась, что с ней все хорошо, что она не слишком сильно по мне скучает. Да, я не знала, где она, но она была не с чужим человеком, а с тем, кто любит ее так же сильно, как я. Она тоже обожала папу. Мне нужно было держаться за это утешение, чтобы не сойти с ума.
В центре парка находилось кафе, и я зашла выпить кофе. Внутри все было заставлено колясками, так что я едва пробилась к единственному свободному столику в углу. Напомнив себе, что со вчерашнего утра я так нормально и не поела, я взглянула на доску с написанным мелом меню. Похоже, здесь подавали только домашнюю еду. В большинство блюд входил кускус, все пироги были без глютена. Мне ничего не нравилось, но я должна была поддерживать в себе силы, поэтому в придачу к флэт уайт заказала органическую лепешку.
Вокруг болтали молодые мамаши, одновременно жуя круассаны и кормя детей грудью. Они были похожи на тех, кто водил детей в ясли Эмили, только не такие ухоженные и не так дорого одеты. Все они, без сомнения, были матери, а не няни. Прихлебывая кофе и катая хлебные шарики, я поймала себя на том, что приглядываюсь к детям, проверяя, не похож ли кто из них на Сэма. Но не заметила никаких знакомых черт, и, если подумать, это место было совсем не в его духе. Сэм был прагматичным работягой, не похожим на искушенного лондонского жителя. Я вспомнила, как мы с Сэмом смеялись над этими современными мамочками, которые разрешали своим детям есть только пироги из овощей и считали мороженое изобретением дьявола. Мы оба питали тайную любовь к круглосуточным завтракам — как-то он даже сводил меня съесть яичницу в своей излюбленной забегаловке во время урока вождения.
Теперь казалось, что все это было так давно! Неужели проблемы начались из-за уроков? Джен все-таки заметила учебный знак и рассказала Нику? Но ведь не такое уж это было преступление, чтобы меня бросать. Я еще могла все исправить.
Шум в кафе стал оглушительным: одни дети плакали, другие ползали под столами. Зажатая колясками, я чувствовала отчаянную потребность в свежем воздухе, поэтому выбралась наружу и пошла обратно к парку, который находился прямо напротив дома Сэма. Сев на скамейку под высоким конским каштаном, я стала следить за входной дверью. Я чувствовала себя частным детективом в засаде. Когда-нибудь он должен был вернуться домой. Я не собиралась сдаваться, буду ждать столько, сколько потребуется.
День становился все теплее, а я чудовищно устала. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не заснуть, но примерно через час я была вознаграждена. Появился не Сэм, а его жена — или девушка, неважно — с младенцем в слинге и коляской, в которой сидел мальчик чуть постарше Эмили. Женщина была примерно моего возраста, может, чуть старше, полноватая, с тусклыми каштановыми волосами, в розовых леггинсах, кроссовках и белой футболке, на спине которой красовался сверкающий рисунок. Я смотрела, как она подходит к дому и отпирает дверь.
Поговорить с ней или подождать Сэма? Я не хотела создавать проблем, но дело было срочное. Я должна была узнать, где Эмили. Эта женщина и сама была матерью — неужели она мне не поможет? С пересохшим ртом я вышла из парка, снова пересекла улицу и приблизилась к дому под номером 72. Жена Сэма уже зашла внутрь, поэтому я постучалась.
Она открыла, держа на бедре младенца — пухленькую девочку.
— Да? — резко произнесла она, оглядывая меня с головы до ног.
— Я ищу Сэма. Он же здесь живет, правильно?
Она кивнула, и я почувствовала исходящие от нее волны враждебности.
— А вы кто? Что нужно?
— Меня зовут Наташа Уоррингтон, — ответила я, стараясь выглядеть грозно. — Сэм работает на моего мужа.
— Больше нет. Ваш муж, как говорится, отпустил его — две недели назад. Вот так внезапно, даже не уведомив заранее, ублюдок, — произношение у нее было как у Сэма, только северный акцент слышался еще сильнее.
Я застыла.
— Две недели назад? Вы уверены?
— Вы обвиняете меня во лжи? — она переместила ребенка на другое бедро.
— Нет, вовсе нет, — ответила я, но мое лицо осталось нахмуренным.
Я действительно не видела Сэма с того неловкого разговора, но ведь он забирал Ника с Эмили вчера утром, разве нет? Я попыталась вспомнить, что случилось, пока я лежала в кровати. Голоса Сэма я не слышала, зато слышала, как отъезжает «Рэндж Ровер», и предположила, что за рулем он. Неужели Ник сам их повез, не имея прав?
— Сэм не работал на него вчера?
— Нет, с чего бы?
У меня упало сердце. Раз Сэм не участвовал в побеге, он не мог знать, где Эмили.
— Что вам нужно? — спросила его жена. — Мне надо заниматься детьми.
Как по команде, к ней подошел второй малыш, с голой попой, держа в руках подгузник.
— Ничего. Я просто подумала, может быть, он… Неважно. Но я все равно хотела бы с ним поговорить.
— Ну, его здесь нет. Он уехал. Надолго. Не знаю, когда вернется.
Я замялась.
— Ясно. Э-э-э… Когда он позвонит, можете сказать, что На… миссис Уоррингтон хотела бы с ним поговорить? У него есть мой номер.
— Не сомневаюсь, дорогуша, — с горечью ответила она. Малыш дернул ее за ногу. — Отвали!
И она захлопнула дверь прямо у меня перед носом.
Дорога домой казалась бесконечной. Я была выжата, как лимон, и все так же пребывала в неведении. Чем ближе к вокзалу Кингс-Кросс, тем больше народу становилось в поезде. Я задыхалась в духоте, у меня разболелась голова. Снова и снова я проигрывала в памяти разговор с женой Сэма, пытаясь вычленить факты. Она казалась уставшей и недовольной. Ее муж лишился работы, и я чувствовала, что она винит в этом меня. Наверное, это выглядело очень подозрительно: жена босса внезапно заявляется на порог, желая поговорить. На ее месте я бы точно почуяла что-то неладное. Я глубоко вздохнула. Это была проблема Сэма, не моя. У меня и так забот хватает.
Я закрыла глаза, чувствуя, как стук колес отдается в костях.
Когда я вышла из метро, перевалило за полдень. Первым делом я проверила телефон: ни сообщений, ни пропущенных звонков — ничего. Батарейка садилась, нужно было подзарядиться. День выдался теплым, в воздухе висела дымка от автомобильных выхлопов; я со вчерашнего дня не была в душе, кожа зудела от городской грязи. Поездка в Уолтемстоу принесла больше вопросов, чем ответов, но, по крайней мере, я попыталась что-то сделать. А не свернулась на диване с бутылкой джина. Завтра я найду адвоката и добуду ордер. У меня не было на это денег, но других вариантов тоже не было. Увеличу лимит по кредитке, продам вещи, продам все, что есть в доме, если потребуется. Если Ник решил, что я сдамся и позволю ему делать все, что его душа пожелает, то пусть подумает еще раз.
Я дошла до нашей широкой зеленой улицы, такой непохожей на скромную улочку, где жил Сэм. Хотя улица Сэма мне нравилась больше: она напоминала место, где я выросла. Здесь все дома стояли раздельно, громадные, с двумя окнами на фасаде и просторной подъездной дорожкой. У некоторых были белые решетки на окнах и охранная система на воротах. Эти дома стоили миллионы. Я вспомнила, какое ошеломляющее впечатление произвел на меня дом Ника, когда я увидела его в первый раз. Но даже несмотря на то, что я заново его обставила, он никогда не казался мне родным. Слишком большой, слишком роскошный, слишком самодовольный. Я всегда чувствовала себя чужой, кукушкой в гнезде. Мысль о том, чтобы провести еще одну ночь в этом доме без Эмили, привела меня в ужас.
Я подошла к двери и достала ключи, повторяя себе под нос код от сигнализации. Но щеколда не отъехала, и я не смогла вставить ключ в замок. Оцепенев от изумления, я уставилась на связку у меня в руках. Я что, случайно схватила чьи-то чужие ключи? Но нет, они висели на моем брелоке в виде буквы «N». Я попробовала снова. Потные пальцы скользнули по металлу, когда я с силой попыталась запихнуть ключ в замок. Ничего не вышло. Я попятилась, дрожа всем телом, и тут правда ударила мне по голове, точно кувалда.
Пока я была в Уолтемстоу, кто-то сменил замки.
Глава 19
Вся боль, что я испытала за последние сутки, поднялась из глубин живота, и меня стошнило прямо на пороге. Зачем он так со мной? Вся дрожа, я упала на колени, вытирая со рта желчь. Зачем? Зачем?
Он не имел никакого права так со мной поступать. Все, чем я владела, находилось в доме. Одежда, документы, дизайнерские вещи, которые я собиралась продать, деньги, которые я сняла для побега, даже чертова зарядка. Я достала телефон и, сощурившись, посмотрела на красную полоску в верхнем углу; оставалось всего пять процентов, вероятно, на один звонок. Звонить в полицию? Взломают ли они мне дверь или снова пошлют к адвокату? Вместо этого я решила позвонить маме.
— О господи, просто ушам не верю! Как он мог? — запричитала она. — И откуда он узнал, что тебя нет?
— Наверное, кто-то следил за домом, — ответила я, лихорадочно пытаясь вспомнить, не стояло ли на улице подозрительных машин, когда я уходила утром. Мне казалось, я заметила неподалеку какой-то белый фургон, но я не была уверена.
— Ты должна дать отпор, Наташа, нельзя спускать ему это с рук.
— Мам, пожалуйста, послушай, у меня разряжается телефон. Мне некуда пойти. Можно остаться у тебя?
— Жди на месте. Я сейчас подъеду.
Я в ужасе представила, как мама тащится в пробке на своей старенькой «Фиесте», а я сижу, точно беженка, на собственном пороге. А вдруг увидят соседи?
— Спасибо, но я сяду на поезд, — ответила я и мрачно добавила: — У меня все равно нет с собой багажа.
— Ник за это поплатится. Мы его достанем, даже не переживай, мы… — но ее яростная речь пресеклась, телефон в конце концов разрядился.
Когда я добралась до мамы, вся разбитая, задыхающаяся от слез, я едва держалась на ногах от изнеможения. Мама сунула мне в руки кружку с чаем и парацетамол и послала наверх, в мою бывшую комнату, а сама стала готовить мне еду.
Я легла на кровать, подтянув колени к груди. Прошло несколько лет с тех пор, как я в последний раз оставалась здесь на ночь, но все вокруг: цвета, формы, запахи — было таким знакомым, что на несколько секунд мне показалось, будто я никогда не уезжала. Я вспомнила, как лежала на этой кровати, когда была подростком, и гадала, что ждет меня в жизни. Беспокоилась, найду ли я себе парня, сдам ли экзамены, устроюсь ли на хорошую работу, смогу ли выйти замуж, завести детей. И что в итоге? Я с треском провалилась почти по всем пунктам. Но сейчас я поняла, что все это было и не важно. Единственным, что имело значение, единственной причиной жить была Эмили.
Парацетамол не подействовал. Голова разболелась еще сильнее. С трудом приподнявшись на локтях, я глотнула чаю. На вкус он был отвратителен: мама положила туда сахар, чтобы «придать мне энергии». Я снова легла, прикрывая лицо от горячих солнечных лучей, струящихся в комнату, в которой витали пылинки. Теперь она использовалась исключительно для хранения, поэтому воздух был затхлым.
Я слышала, как мама грохочет на кухне, но при мысли о еде меня затошнило. Сегодня вечером она должна была быть на работе, наводить порядок в офисах, но она позвонила и сказала, что не сможет выйти. Я умоляла ее передумать: агентство очень строго относилось к прогулам, и я не хотела, чтобы она вдобавок ко всему прочему еще и лишилась работы. Но, как обычно, она настояла на своем. Лежа в удушающей жаре, я чувствовала, что возвращаюсь в детство, в то состояние беспомощности, когда все твое существование зависит от родителей — в моем случае от матери. Я изо всех сил старалась освободиться, стать самостоятельной, но все, чего я добилась, — это нашла кого-то другого, кто бы заботился обо мне, — кого-то, кто был настолько меня старше, что мог бы сойти за отца. Не нужно было быть психиатром, чтобы сделать выводы.
Но теперь я сама была матерью. Может, пора уже перестать жалеть себя и наконец повзрослеть?
Я поднялась с кровати и спустилась на кухню.
— Конечно же, полиция помогла бы тебе попасть домой, — сказала мама, уменьшая огонь под кастрюлей с картошкой. Там же варилась нарезанная морковка, и я чувствовала запах шипящих на сковородке колбасок. — Это не только его дом, но и твой.
— Я не хочу возвращаться, — пробормотала я. — Я никогда не чувствовала себя там как дома. Это всегда был их дом, Ника и Джен.
— Ну, когда ты решила туда переехать, я подумала, что ты с ума сошла. Ты должна была настоять на том, чтобы начать с чистого листа где-нибудь на новом месте.
— Ты никогда мне этого не говорила.
— Как будто ты стала бы слушать, — мама сухо засмеялась, переворачивая колбаски. Это был очень дешевый сорт, сковородка покрылась жиром. Куда бы я ни посмотрела, все напоминало о том, как бедна она была и как избаловали меня три года роскошной жизни. Но я быстро приспособлюсь. Я и сама хотела вернуться к тому, какой была раньше.
— Я была дурой, мам, я знаю. Наивной дурой.
Она взяла кастрюлю и слила воду в раковину.
— Не ты первая, не ты последняя, — сказала она.
Я провела ужасную ночь в своей бывшей кровати, то засыпала, то просыпалась, разглядывая в темноте тени. В те моменты, когда я не спала, я сочиняла бесконечные послания Нику, то требовательные и сердитые, то извиняющиеся и умоляющие. Я готова была предложить ему сделку: отказаться от любых притязаний на его деньги в обмен на совместную опеку над Эмили. Я не обольщала себя надеждой, что он отдаст мне ее насовсем, но возможность сохранить деньги, несомненно, послужит достаточным побудительным мотивом. Я помнила, как он ныл, что приходится платить Джен алименты, — вряд ли ему захочется содержать еще одну бывшую жену.
Едва проснувшись, я машинально потянулась за телефоном, чтобы проверить, не звонил ли Ник, совсем позабыв, что у меня села батарейка. Это был «Айфон» последней модели, поэтому неудивительно, что мамина зарядка не подошла, — вот и еще одна вещь, которую необходимо купить. Я поднялась и быстро приняла душ, напоминая себе, что мама не обрадуется, если я буду сидеть там двадцать минут, как обычно. Вытерлась старым грубым полотенцем, которое помнила еще с детства, и прошлепала обратно в комнату.
Пока я была в душе, мама положила на кровать чистые трусы и повесила на ручку шкафа желтый лифчик. Это было мило с ее стороны, но она была на три размера крупнее. Лифчик не подошел совсем, но в трусах можно было перекантоваться один день. Придется купить себе самое основное, чтобы как-то продержаться. Обратно к супермаркетам и благотворительным магазинам, подумала я, натягивая джинсы. Почему-то эта мысль меня успокоила.
Когда я спустилась, мама уже ушла на утреннюю смену, оставив на столе четыре фунта монетами и записку, в которой велела купить курицу, с постскриптумом: «в «Асде» хорошие труселя».
Ближайший торговый центр, построенное в 60-х обшарпанное здание, в котором я не была уже несколько лет, находился в пяти минутах езды на автобусе, но я решила пройтись, чтобы сэкономить. В «Асде» был отдел с одеждой, где я нашла себе лифчик за пятерку. Еще я взяла комплект из трех трусов, комплект из четырех пар носков, комплект из двух простых футболок, длинную кофточку с длинным рукавом по сниженной на 50 центов цене и джеггинсы — все вместе примерно на 50 фунтов, что по меркам мира, из которого я только что вернулась, было неслыханно дешево. Вытащив упаковку куриных грудок из холодильной камеры, я встала в очередь к кассам.
— Простите, платеж не проходит, — сказала кассирша.
— Вот черт! — выругалась я. Кредитка была на мое имя, но счет был открыт на Ника. Наверное, он закрыл его.
— Попробуете другую?
— Э-э-э, да, простите, минутку.
Я выкопала из кошелька дебетовую карточку Ника, но и она не сработала. Очередь позади меня становилась все длиннее, и я почувствовала, что заливаюсь краской.
— Вот, попробуйте эту, — я протянула кассирше другую дебетовую карточку. Эта была моя собственная, еще с прежних времен, и с ней все было в порядке.
Сложив покупки в пакет, я в смущении ретировалась. Пока я проходила мимо сонных утренних покупателей, меня охватывало все большее негодование. Итак, ему недостаточно было похитить мою дочь и выкинуть меня из дома, теперь он решил лишить меня средств к существованию. На моем собственном счету оставалось всего несколько сотен фунтов, остатки моей зарплаты в кофейне. И что мне делать, когда они закончатся? Наверное, вернуться в кофейню. Но как же мне платить за ясли с минимальной почасовой зарплаты?
Я забежала в магазин связи и купила себе новую зарядку. Еще одна трата, без которой я могла бы обойтись, но мне необходим был работающий телефон, ведь только так Ник мог со мной связаться. Не будет же он молчать вечно. Эмили начнет спрашивать обо мне, захочет устроить видеозвонок, как мы делали, когда уезжал он. Было бы слишком жестоко не позволить ей хотя бы услышать мой голос.
До дома я доехала на автобусе и первым же делом поставила телефон на зарядку. Но оказалось, что Ник не звонил, не писал, не присылал сообщений по электронной почте. Ни в этот день, ни в следующий. Мама все твердила, чтобы я сходила в Бюро гражданских консультаций, — она не сомневалась, что там мне помогут, — но я чувствовала себя побежденной еще до начала битвы. Дело было не в том, кто прав, а кто виноват, кто говорит правду, а кто лжет. Этическая составляющая не имела значения. Ник был в тысячу раз богаче, чем я, к тому же умен. Вся эта ситуация была тщательно спланирована. Он выяснит, какие у меня права на Эмили, и переиграет их; он использует все свои деньги, всю свою власть, все свое хитроумие, чтобы не дать мне ее вернуть. Поэтому он и сказал сестре, что я психически неуравновешенна и, опасаясь за безопасность Эмили, он «уходит в подполье». Кто знает, как скоро у меня на пороге появится полиция с обвинением в домашнем насилии? Я понимала, что затеял мой муж, но, несмотря на все свое негодование, ничего не могла ему противопоставить.
Следующие пять дней я ничего не ела, не мылась и почти все время лежала в постели, окутанная туманом уныния. Постоянно думала об Эмили, рисовала себе, где она, что делает, беспокоилась, правильно ли Ник за ней ухаживает. К счастью, у меня на телефоне было полно ее фотографий. Удалив те, где присутствовал Ник, я снова и снова их перелистывала, вспоминала моменты, когда их сделала, целовала ее пухленькие щечки, пока экран не стал липким.
Мама, как могла, пыталась меня поддержать.
— Я тут подумала, — сказала она, садясь на край кровати. — Тебе нужен приличный адвокат. Который был бы так же хорош в своем деле, как и адвокат Ника.
— Мне это не по карману, — ответила я, отворачиваясь к стене. — Понадобятся тысячи фунтов.
Мама положила руку мне на плечо.
— У меня есть сбережения. Я хочу, чтобы ты их использовала.
Я обернулась.
— Но ты откладывала их на пенсию. Я не могу их взять.
— Только чтобы ездить отдыхать. Я и так проживу. К тому же я лучше проведу время, нянча свою внучку.
— Я очень благодарна, мам, но я не могу…
Она отмахнулась от моих возражений.
— Мы не дадим Нику выиграть только потому, что он богач. Мы должны сражаться с ним на равных условиях.
— Я не хочу тратить твои деньги…
— Значит, собираешься отступить в сторону и отдать ему Эмили? — спросила она посуровевшим голосом. — Мне казалось, я тебя не так воспитывала.
Я осознала, что готова сдаться и принять ее предложение, но в то же самое время почувствовала себя сильнее. Мама была права. Я не могла позволить ему делать все, что вздумается. Если я не стану сражаться, я никогда больше не увижу Эмили.
Глава 20
Выйдя из автобуса, я бегу вверх, в гору, потом сворачиваю на свою улицу. Лихорадочно поворачиваю ключ в замке и, открыв дверь, вваливаюсь внутрь. В комнате темно, поначалу я не могу найти выключатель. Может, и не стоит включать свет, думаю я, это покажет, что я здесь. На ощупь пробираюсь по узкому коридору на кухню. Здесь, в глубине дома, свет включить можно, его все равно никто не увидит. Вспыхивает люминесцентная лампа над головой, и я щурюсь в ее ярких, безжалостных лучах.
Сердцебиение постепенно выравнивается, в боку перестает колоть. Мне удалось добраться домой без хвоста — по крайней мере, я так думаю. Слава богу, что подошел тот автобус.
Я проверяю телефон. Никаких пропущенных звонков или сообщений от Криса. Возможно, он все еще в пабе, сидит за столом, катая еду по тарелке и гадая, куда я делась. Наверное, он уже догадался, что я сбежала. Бедняга. Я чувствую укол совести за то, что бросила его там.
Поставив чайник, я открываю шкафчик и перебираю коробочки с травяным чаем, который купила, чтобы успокаивать нервы. Лаванда, ромашка, крапива… Хочу ли я заснуть или лучше оставаться настороже? Может, мне нужен не чай, а кофе. Я беру банку растворимого, открываю и принюхиваюсь. Пахнет отвратительно, но это все, что мне сейчас по карману, со своей задачей он справляется. Насыпаю в чашку одну ложку и заливаю кипятком.
Подходя с кружкой к окну, я смотрю на бетонный двор и пытаюсь привести мысли в порядок. Значит, тогда в индустриальном районе действительно был Сэм, стоял лицом к стене и приказывал своим приятелям оставить меня в покое. Была ли это случайная встреча или кто-то сказал ему, что я живу в Мортоне? Как глупо. Нужно было довериться своим инстинктам сразу же, как только я услышала его голос, но я подумала, что мне просто мерещится от постоянного страха. Даже пошла в приют для бездомных, чтобы убедить себя, что бояться нечего. Это было большой ошибкой. Еще одной, которую можно добавить к постоянно растущему списку.
Но нет смысла сейчас об этом думать. Нужно действовать. Сэм знает, что я здесь, он спрашивал обо мне Криса. Может быть, у него уже есть мой адрес. Есть люди, которые заплатят много денег, чтобы узнать, где я живу, — если Сэму об этом известно, я в большой опасности. Я и понятия не имела, что он сидел в тюрьме за наркотики, а сейчас, если верить Крису, он снова употребляет. Наркоманам все время требуются деньги. Как тут удержаться от соблазна?
Здесь для меня небезопасно. Нужно собрать вещи и сегодня же покинуть Мортон. Забыть о работе, которая мне нравится, друзьях, которых я успела завести, договоре годовой аренды, который я подписала, медленном, но верном прогрессе на сеансах психотерапии и новой жизни, которую я начала было строить. Начну сначала, где-нибудь далеко отсюда, в таком месте, где никто не захочет жить.
Кофе горчит, после каждого глотка мой язык будто покрыт песком. Я споласкиваю кружку, потом рот. Да, нужно уезжать. Но куда? И получится ли у меня? Я так устала бежать и прятаться, притворяться другим человеком с вымышленным прошлым, пытаться превратить ложь в правду. Но, если я не начну сначала, можно с таким же успехом набить карманы камнями и прыгнуть с моста. Вода здесь темная, глубокая и холодная, дно реки усеяно острыми камнями. Лучше самой со всем покончить, чем ждать, пока меня найдут. Но я никогда себя не убью. Я слишком большая трусиха, всегда такой была.
Зайдя в спальню, я открываю дешевый шкаф. На плечиках висят простенькие вещи Анны — я их терпеть не могу, но других у меня нет. Вытаскиваю из-под кровати свой единственный чемодан и бросаю их туда. Потом бегу в ванную и, сметая туалетные принадлежности в пакет, на миг ловлю свое отражение в зеркале. Кожа бледная, как мел, глаза вытаращенные. На лице написан ужас.
Выбора нет. Убирайся отсюда, пока можешь.
Раздается стук в дверь, и я подскакиваю, хватаясь за грудь.
— Анна? Анна? — Щель для писем открывается, и он кричит в нее: — Это я, Крис! Ты там?
Крис. Слава богу, это всего лишь Крис.
Я смотрю на свое испуганное отражение. И что теперь? Ответить? А вдруг с ним Сэм? Вдруг это уловка, чтобы я открыла дверь?
— Анна! Пожалуйста. Нужно поговорить… Я беспокоюсь о тебе.
Его голос звучит искренне. Мой взгляд мечется в нерешительности из стороны в сторону. Я не знаю, что делать.
— Анна? Ты там? Если не хочешь говорить, просто сбрось эсэмэску. Мне нужно знать, что с тобой все в порядке.
— Подожди! — отзываюсь я. — Иду.
Я иду в прихожую, отодвигаю щеколды, отпираю замок. Потом открываю дверь, насколько позволяет цепочка, и смотрю сквозь щель на встревоженное лицо Криса. Кажется, он один.
— Пожалуйста, давай поговорим, — просит он мягким тихим голосом. Я закрываю дверь, снимаю цепочку и приоткрываю на небольшое расстояние, чтобы он мог войти.
Мы проходим на кухню и садимся за маленький стол с ламинированной красной столешницей, по которой хаотично разбросаны черные треугольники, — в лондонских винтажных магазинах такая мебель из 60-х стоит сотни фунтов, даже если в углу есть прожженное сигаретой пятно. Не знаю, почему эта мысль приходит мне в голову. Наверное, из-за нервов. Воспоминаний о прошлом.
Крис отказывается от чая и кофе, но принимает стакан воды.
— Прости, что убежала, — наконец говорю я. — Просто запаниковала.
— Это я виноват. Совал нос не в свое дело. Прости, пожалуйста. Чувствую себя ужасно, — он колеблется в нерешительности. — Ты ведь знаешь этого Сэма, так?
Я киваю.
— Мне кажется, ты его боишься.
— Да… и нет. Я больше боюсь тех, кому он может рассказать, — я ставлю перед ним стакан воды и сажусь за стол.
— Ясно, — Крис подносит стакан к губам и делает глоток. — А кому он может рассказать… не возражаешь, что я спрашиваю?
Я перевожу дыхание.
— Моему мужу… бывшему мужу. Сэм когда-то на него работал, возможно, они все еще на связи.
— Что-то подобное я и думал, — карие глаза Криса смотрят на меня с сочувствием. — Он поднимал на тебя руку, твой муж?
— Это длинная, запутанная история, — отвечаю я, и в голове вспыхивают воспоминания. С чего вообще начать? — Не хочу об этом говорить, слишком болезненно. Могу сказать только, что не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я. Хорошо?
— Конечно. — Он тянется ко мне и сжимает мне руки. — Прости, я понятия не имел. Но не думаю, что стоит волноваться насчет Сэма. Он был не уверен, ты ли это, и, когда я сказал, что тебя зовут Анна, сразу же прекратил расспросы. То есть он либо подумал, что ошибся, либо понял, что ты прячешься, и решил оставить тебя в покое.
— Боюсь, Крис, ты принимаешь желаемое за действительное. Он знает, кто я.
— Но он кажется порядочным человеком, не то что обычные наркоши. Не думаю, что он хочет тебе навредить. Он как будто просто запутался.
— Я не могу так рисковать.
Крис морщит лоб.
— О чем ты?
— Я не чувствую себя здесь в безопасности. Мне нужно уехать.
— Но Сэм не знает, где ты живешь. Я не давал ему твой номер телефона, или адрес, или почту, или еще что. У нас в Святом Спасителе с этим очень строго.
— Рада слышать, спасибо, но Мортон — маленький город. Я все-таки думаю, что надо уехать.
— Но куда? Тебе нельзя бросать работу, как же ты будешь себя обеспечивать?
Я пожимаю плечами.
— Что-нибудь придумаю. Но я не могу оставаться здесь в одиночестве, это точно.
Он подается вперед.
— Живи у меня.
— Что?
— У меня есть свободная комната. У тебя будет свое собственное пространство, я не буду брать с тебя плату. Мы можем вместе ездить на работу и с работы каждый день. Я защищу тебя.
У меня вырывается непроизвольный смешок.
— Это очень мило с твоей стороны, Крис, но ты не можешь быть моим телохранителем двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
— Почему нет? Слушай, ты окажешь мне услугу. Я терпеть не могу жить один. С тех пор как ушла жена, мне было так одиноко. Не с кем перетереть, как прошел день. Недостаточно посуды, чтобы заполнить посудомойку, сама знаешь, каково это… — он замечает испуганное выражение моего лица и вспыхивает. — Но я не имею в виду, что мы должны быть… Я не пытаюсь… Конечно, ты мне нравишься, но… — замявшись, он умолкает. — Боже, все не то. Я только пытаюсь сказать, что мы будем исключительно друзьями. Соседями по квартире. Будем помогать друг другу.
Я смотрю на столешницу, проводя пальцем по черным линиям треугольников. Мысль о том, что можно делить с кем-то жилье, что меня будут оберегать и заботиться обо мне, трогает ту нежную часть меня, о существовании которой я и забыла. Но я едва знаю этого человека, он чужой.
Похоже, Крис читает мои мысли.
— Тебе не о чем беспокоиться, честно. Я не заинтересован в несерьезных отношениях. Я христианин, каждую неделю хожу в церковь — готовлюсь к конфирмации. Ты можешь спросить у викария, он за меня поручится.
— Не глупи, — я отмахиваюсь. — Я и секунды не думала… В любом случае, я тоже не ищу…
— Слушай, — говорит Крис. — Я чувствую, что несу ответственность. Если бы я не уговорил тебя пойти в Святого Спасителя, ничего бы не случилось. Я хочу помочь. Это моя обязанность.
— Знаю, спасибо. Я благодарна, правда, но думаю, что лучше мне будет уехать из Мортона.
— Если ты сбежишь сейчас, будешь убегать всю оставшуюся жизнь.
Расхожие слова, но справедливые. Я отворачиваюсь, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Я не хочу убегать, но если останусь, то сойду с ума. Не смогу спать по ночам из страха, что кто-нибудь проникнет в дом и нападет на меня, пока я сплю.
— Поживи у меня неделю, — продолжает Крис. — Пока все не уляжется. Если хочешь начать искать новую работу, хорошо, я тебе помогу. Только не спеши. Прояви твердость, верь в… — он осекается, не решаясь приплетать Бога.
— Хорошо, — отвечаю я, поразмыслив несколько секунд. — Спасибо. Всего несколько ночей, да? Пока приведу в порядок мысли, решу, что делать.
— Да, звучит вполне логично. Посмотрим, как все пойдет.
— Я только соберу сумку, если ты не против.
— Конечно. Бери все, что хочешь, у меня полно места, — он смотрит, как я встаю и иду к двери. — Э-э, Анна?
— Да?
— Как тебя зовут на самом деле? Сэм не сказал.
Я окидываю его холодным взглядом.
— Какая разница? Я больше не та женщина, ее нет, ни следа не осталось, можешь считать ее мертвой. Я все поменяла: имя, фамилию. Все законно. Теперь мое настоящее имя — Анна.
Он кивает.
— Я понимаю и обещаю никому не говорить. Ни на работе, ни в церкви. — На мгновение наши взгляды скрещиваются, заключая безмолвный договор доверия. — Но если ты собираешься жить у меня, а я собираюсь тебе помогать, то я имею право знать.
Я чувствую, как призрак меня прежней содрогается внутри.
— Дженнифер, — отвечаю я. — Но все звали меня Джен.