Так, по чуть-чуть, стаканчик или два в конце дня превратились в три, потом в четыре. Бутылку, иногда и больше. Я привыкла к осуждающим взглядам Дага, а потом и вовсе перестала обращать на них внимание. «Тебе разве не хватит?» — повторял он, когда за ужином я вновь тянулась к вину. Иногда его лицо принимало замкнутое, жесткое выражение, когда он замечал растущее количество пустой тары в мусорном баке. Но я никогда не выпивала днем, скажем так — пока следила за Тоби. Я всегда-всегда дожидалась момента, когда он мирно засыпал в своей кроватке на всю ночь, по крайней мере, — на первых порах. Знаете ли, я не могла открыться Дагу, рассказать ему о том, что натворила.
— Похоже, она преодолела кризис? — сказал он с удовлетворением однажды вечером, когда Ханна послушно отправилась переодеваться ко сну.
Я уставилась в свой бокал с вином.
— Хммм, — сказала я.
— Может, ее все-таки не стоит водить к этому мозгоправу? — добавил он. — Как считаешь?
— Не стоит, — пробормотала я. — Наверное, ты прав. Я уже отменила визит. — Я сделала над собой усилие и улыбнулась в ответ. Когда он, насвистывая, вышел из комнаты, я наполнила свой бокал до краев и осушила его тремя большими глотками.
Единственной радостью для меня оставался Тоби. Только он мог скрасить мое существование. И Ханна это знала. Ей было известно: Тоби — все, что у меня есть.
Это произошло вечером в октябре, год спустя; у меня был долгий тяжелый день: ночью накануне я не выспалась, да еще и Тоби капризничал после обеда, почти не переставая, — ему к тому времени стукнуло уже два года. Я себе твердо пообещала не брать в рот ни капли до тех пор, пока дети не лягут в кровать, так что изо всех сил поторапливала Ханну. Тоби должен был давно спать, но он никак не мог угомониться, и я взяла его с собой в ванную комнату, где не спускала глаз с его сестры.
— Ну же, Ханна, — сказала я, казалось, уже в сотый раз, пока Тоби играл на полу, без устали повторяя: «брым, брымм-брымм», — толкая машинку вокруг моих ног. — Выходи из ванной, сейчас же — уже поздно.
Она бросила на меня красноречивый взгляд.
— Нет. Я еще не готова.
И тут я завелась. Я всегда старалась быть начеку с Ханной, но сейчас, уставшая, в состоянии небольшого похмелья после вчерашней ночи, я вышла из себя, когда она смерила меня взглядом, полным презрения.
— Сию же минуту, вылезай из ванной, — проорала я так, что Тоби вскочил с пола и принялся плакать. — Я уже сыта по горло твоим непослушанием.
Бесконечно медленно, с раздражающей самодовольной ухмылкой, она сделала то, о чем я ее просила. Казалось, это заняло у нее целую вечность, и мне вдруг нестерпимо захотелось выпить. Я протянула ей полотенце.
— Иди надень пижаму, — выдохнула я. — Вернусь через две минуты. — Я выскользнула из ванной комнаты и направилась к лестнице, думая лишь о холодном вине, ждущем меня в холодильнике.
Я плеснула себе в стакан вина и, стоя у раковины, наслаждалась первыми глотками. Было слышно, как переговаривались дети, их голоса становились все громче — значит, они уже вышли из ванной комнаты. Я прикрыла глаза, собирая остатки энергии, и допила свой стакан. В это мгновение я услышала истошный вопль. Я выбежала из кухни с бутылкой в руке и увидела Тоби, лежащего у подножия лестницы. Помню, как выкрикнула его имя, опустившись рядом с ним на колени. Время словно остановилось: я ничего не соображала от ужаса. Не могу описать облегчение, которое я испытала, когда он поднялся на ноги и бросился в мои объятия.
— Ты в порядке? — спросила я сквозь истерический плач Тоби. — Дорогой, как ты? — Я лихорадочно ощупала его, но, удивительным образом, обошлось без видимых переломов.
Еще никогда в жизни я не пребывала в таком бешенстве. Подняв голову, я увидела, как по лестнице, не спеша, к нам спускается Ханна, с безмятежной улыбкой на лице. Признаюсь, на какую-то долю секунды я была готова убить ее.
— Что ты сделала? — завопила я. — Что, черт возьми, ты сделала?
— Ничего, мамочка, — ответила она.
— Это ты его толкнула, Ханна? Ты спихнула брата с лестницы?
Она остановилась на нижней ступеньке и пристально посмотрела на меня.
— Неа, он сам упал, — ответила она, пожимая плечами. — Я здесь не при чем.
И потом я сделала это. Я влепила ей пощечину. Прежде я никогда не поднимала руки на своих детей, но в тот момент внутри меня все кипело. От удара ладонью на ее щеке осталась багрово-красная отметина.
— Ты, маленькая сучка, — крикнула я. Я совершенно вышла из себя, в ту минуту я была способна думать только о том, что Тоби мог умереть. — Не смей никогда больше прикасаться к моему ребенку. Поняла? — Я так громко голосила, что не услышала, как Даг ключом открывает дверь.
— Бет? — Он, не раздевшись, стоял в коридоре с перекошенным от ужаса лицом. — Бет, что, черт возьми, ты делаешь?
Стоило Ханне увидеть отца, как она тут же разревелась.
— Мамочка ударила меня, папочка! Но я ничего не сделала. Тоби расстроился, потому что мамочка надолго исчезла, она пошла за вином и все не возвращалась — потом Тоби упал, а мамочка меня ударила. Она меня ударила, но я не знаю за что!
Я мотала головой, не веря своим ушам, а затем повернулась к Дагу.
— Она врет. Я только на минуту отлучилась. Это она его столкнула.
Все еще с круглыми от ужаса глазами, Даг нагнулся и забрал от меня Тоби, беря его себе на руки.
— О’кей, малыш, — сказал он успокаивающе. — Все хорошо, все хорошо.
— Нет, — закричала я ему в ответ, — не о’кей! Ничего не хорошо! Она спихнула нашего сына с лестницы!
Его взгляд упал на бутылку вина, которую я в приступе паники выпустила из рук и она покатилась по полу.
— Ты что, пьешь? — сказал он. — Смотришь за нашими детьми и в то же время выпиваешь?
— Не смей, блин, говорить, что это моя вина, — проговорила я дрожащим голосом. — Я выпила только один бокал. Меня не было меньше минуты.
Я опустилась на колени, стягивая Тоби с рук Дага.
— Милый, — сказала я, — расскажи папе, что случилось. Золотце, это Ханна тебя толкнула?
Но у Тоби была истерика, он ничего не мог ответить.
— Хочу к папочке. — Единственное, что он сказал, поворачиваясь к Дагу и пряча лицо на груди отца. — Хочу моего папочку!
Одновременно рыдания Ханны достигли наивысшей точки.
— Да что с тобой не так? Что, черт тебя подери, с тобой происходит? — Во мне перемешались чувства злобы, вины и страха, подогреваемые выпитым мною вином.
Я ощутила, как Даг схватил меня за плечи и оттащил от Ханны.
— Прекрати, Бет! — закричал он. — Это ни к чему не приведет. Иди успокойся, я сам все улажу.
Я взглянула на Тоби, который, всхлипывая, все еще жался к Дагу, на довольный блеск в глазах Ханны, на винную лужицу на ковре и бросилась прочь из дома.
13
Клара все еще думала о Томе, когда позвонил Мак и сообщил, что он в пути. Она ждала его у окна, вспоминая проницательный взгляд Тома, от которого ей стало неуютно, и возникшее между ними непривычное напряжение в воздухе, когда они стояли в коридоре. Как Клара ни старалась, она не могла разобраться в Томе. Он был соткан из противоречий. Клара отметила во время их последней встречи, что в его глазах периодически мелькало сочувствие, но при этом оставалась непонятная сдержанность, ей показалось, что он внимательно изучал ее. Мак упоминал, как Том будучи подростком буквально слетел с катушек, но ей сложно было представить, что Том мог выпустить ситуацию из-под контроля или почувствовать себя уязвимым и потерянным. А еще Том держал родителей на расстоянии, такого рода амбивалентность в отношениях с ними граничила с надменностью, которая выглядела особенно жестоко после всего, что им уже пришлось пережить. С другой стороны, он действительно беспокоился о Кларе, даже проделал не самый близкий путь, чтобы навестить ее и убедиться в том, что с ней все в порядке. Это совершенно сбивало с толку.
Сквозь окно было видно прохладное желтоватое небо, простирающееся над Хокстон-сквер. В дальнем углу площади нарисовалась группа ультрамодной молодежи в состоянии радостного возбуждения. Они продефилировали мимо старичка, мучительно медленно бредущего по тротуару — его склоненный подбородок почти касался груди, на пальце болтался синий полиэтиленовый пакет, — пока, наконец, он не скрылся из виду в одном из переулков, где его поглотил муниципальный дом, запрятанный подальше от оживленных баров и ресторанов.
Развернувшись, Клара оглядела комнату, кавардак вокруг напомнил ей о том дне, когда они с Люком въехали сюда — в состоянии радостного возбуждения они распаковывали вещи и строили планы на выходные по проведению вечеринки в честь новоселья. Клара чувствовала себя счастливой, представляя их житье-бытье и то, как она каждое утро будет просыпаться рядом с Люком.
Ее взгляд блуждал по разгромленной квартире: здесь были вещи, которые они вдвоем выбирали, начиная с первого дня их совместной жизни, собирая всякую всячину по барахолкам и лавкам старьевщиков, медленно и любовно превращая небольшое современное пространство с белеными стенами в то, что она по-настоящему впервые могла назвать своим домом.
Ее мысли прервал звонок домофона. Через несколько минут Мак, стоя посреди квартиры, с тревогой окинул взглядом учиненный в ней беспорядок.
— А что полиция? — спросил он. — Я хочу сказать… они это как-то связывают с исчезновением Люка, не так ли?
— Может, да, а, может, и нет, никаких комментариев по этому поводу. Я думаю, кто бы там ни был… Они что-то определенно здесь искали.
— Какого хрена им тут было надо? — Он поднял с пола разбитую пепельницу и уставился на нее. — Господи, Клара, а если бы ты находилась дома? Тебе здесь больше нельзя оставаться. — Он обеспокоено посмотрел на нее. — Собирайся и поехали ко мне.
Клара вспомнила о найденных ею фотографиях и поспешила за ними.
— Вот, — сказала она, внимательно следя за тем, как Мак достает снимки из конверта и смотрит на незнакомое лицо девушки.