— Ведьмак из меня никакой.
— У сына судимость за кражу со взломом и скупку краденого. Безработный.
— Наверно, он уже после меня начал, — покачал головой Доман. — Партия, действительно, не очень. У дедули банковских билетов как минимум на несколько миллионов больше. А у молодого только руки и личное обаяние.
— Так или иначе, мы не можем найти этого Квака, — продолжала Романовская. — Хорошо спрятался. Мать пропавшей отправила своих сыновей на поиски. Это группировка Зубра с Химической. Этих ты знаешь.
— Да. — Доман уверенно кивнул. — Если Зубры не найдут ее живой, то не знаю, кто тогда это сделает? Мы? — Он усмехнулся. — Разве что на глубине шести метров под землей.
— Кроме них ее ищет полгорода добровольцев, поскольку Бондарук назначил вознаграждение.
— Во сколько старичок оценил избранницу?
— Полтинник.
— Недорого. Видать, задешево купил.
— А сегодня утром, — продолжала Романовская, — в заброшенной хате матери Квака мы нашли вот это.
Она показала фотографии сараюшки. В углу стояли чемоданы, запас еды, спальные мешки. А также фрагменты свадебного наряда.
— Это вещи нашей парочки? — спросил Доман.
Романовская подтвердила.
— Это пока тайная информация. Сарай опечатан. Я поставила там человека на случай, если Квак шляется где-то неподалеку. Мотоцикл он оставил. Машина исправна, шлем лежит перед домом. Техник уже вернулся. У нас есть пальчики, волосы и даже сперма. — Она сделала паузу. — Когда девица найдется, будет весь комплект. Думаю, это похищение могло бы стать неплохим шоу. Преступник был в маске, работал в паре с сообщником. Нагло и, по-моему, слишком киношно. В общем, сам знаешь. У нас такого не бывает. Та баба из Гданьска, видимо, перетерла им всю малину. Как это все понимать?
— Холера знает, — вздохнул Доман. — Она еще не уехала? Я поговорю с этой профайлершей.
— Медсестра получила ЦУ и постоянно на стреме. Мы договорились, что она позвонит, если та соберется свалить. Позволим ей это?
Доман пожал плечами.
— А ты как считаешь?
— Сама не знаю. Пусть полежит пока. Там она у нас под присмотром. По крайней мере, не вляпается во что-нибудь еще.
Доман размышлял, листая материалы дела.
— Что ты имеешь в виду?
— Она ищет какого-то психа из «Тишины». Утверждает, что это личное, но я знаю от Сачко, что этот перец убил несколько человек и вместо отсидки отдыхал у них в лечебнице.
— Недурно.
— Еще как, — подтвердила Кристина. — Прус не выпускала его из рук на протяжении трех лет. Ежедневно с ним беседовала. В случае чего, она все о нем знает. Ну и эта гданчанка что-то от него хочет, но не признается, что именно. Сам понимаешь, все это, мягко говоря, пованивает.
Доман указал на снимок сарая Дуни Ожеховской.
— Шлем у дома? — Он бросил фотографию на стол. — А может, этот псих из «Тишины» как-то связан с невестой Бондарука?
— Сомневаюсь. — Романовская покачала головой. — Но я дала гданчанке адрес пациента. Будем вести за ней наблюдение. А насчет Квака я сама не знаю. Похоже, что шлем был брошен в спешке. Может, его кто-нибудь спугнул?
— Или Зубры взяли. А сейчас только изображают, что ищут сестру. Может, рассчитывают на то, что Бондарук увеличит вознаграждение?
— Мы пока их не трогали, — призналась комендантша. — Сарай был обнаружен только сегодня. Побег молодых и фальшивая свадьба — части одного пазла.
— А череп? Как все это связано с нашим женихом?
Романовская сняла с доски изображение реконструкции лица, выполненное Познаньской медицинской академией. Положила поверх документов. Доман кивнул. Он хорошо знал это дело, в дополнительных пояснениях не было необходимости.
— Я почти уверена, что это очередная серия.
— Крис, на данном этапе трудно выстроить связь между головами. Нет никаких аргументов. — Доман отложил снимки в сторону.
— Есть, — упиралась Романовская. В ее голосе прозвучали уверенность и сомнение одновременно. — Угадай, на каком авто приехал похититель невесты?
Молчание. Наконец лицо Домана осветила улыбка.
— Да ты что, — сказал он. — Не верю.
— Тем не менее это так, — подтвердила Романовская и положила перед ним фотографии машины в лесу. Черный «мерседес» класса Е, модель W210, называемый «очкариком». — Он у нас. Это тот, на котором похитили Ларису Шафран. Кузов отремонтирован, но с внутренней стороны дверцы имеются следы от пуль. Для своего возраста тачка в очень приличном состоянии. Видимо, все эти годы аккуратненько стояла в гараже.
— Тот был белый.
— Так точно, — подтвердила Романовская. — Он перекрашен, но номера не перебиты.
— Стоимость покраски превышает цену этого ведра с гайками. Нелогично.
— У него новенькие шины и полный бак бензина. Год назад вмонтировали газовую установку. Есть сертификат.
— Дай мне адрес этой мастерской. На каких номерах он ездил?
— До этого на родных. Я обратилась в отдел регистрации автотранспорта, чтобы проверили штрафы, нарушения, снимки с фоторадаров. Кто был за рулем и так далее.
— Молодца.
— Вчера машину передали в руки Бегемота. Но помощь лаборатории была бы весьма кстати. Вызовешь кого-нибудь? Пусть бы заодно проверили, нет ли старых следов. Может, обнаружится что-то, что даст нам ответ относительно того давнего дела. Например, кровь Ларисы, какие-то следы.
— Сомневаюсь. Через столько лет?
— Не повредит.
— У тебя очень терпеливый сотрудник.
— Это мой сын, — улыбнулась она. — У Блажея не было выхода. Он всю свою жизнь, с раннего детства, провел в участке. Следователь из него — так себе. Начиная допрос, он копирует папочку. Только вот не совсем получается.
Доман хихикнул. Взял в руки фотографию женщины, останки которой были найдены на Харцерской Горке.
— То есть, если я правильно понимаю, — он выпустил дым, — Ивона Бейнар — это уже третья жена Бондарука, которая исчезает бесследно.
— Жена первая, — поправила комендантша. — Но, вообще, да. Третья связанная с ним женщина.
Доман продолжал подытоживать.
— У нас есть автомобиль, в котором теоретически погибла Лариса, мать его сына. Ее тела нет.
— И в котором в последний раз видели Мариолу, перед тем как она отправилась в командировку, после чего ее след теряется, — добавила Романовская. — Тела тоже нет.
— Плюс два неидентифицированных черепа, — закончил Доман. — Потому что эта Неизвестная — не Лариса и не Мариола, не так ли?
Кристина встала и попыталась приоткрыть окно. Безуспешно. Она вернулась к столу и начала махать документами, словно веером, чтобы разогнать дым.
— Ты еще тренируешься?
Она пожала плечами.
— Сейчас времени нет. Но бегаю два раза в день.
Он смерил ее взглядом.
— Это заметно.
— Спасибо. Я знаю, что это безумие, — вернулась она к прежней теме. — Может, кто-нибудь попробует нам помочь? Ведь все, так или иначе, ведет к Очкарику.
— Кто его допрашивал? Не вижу протокола.
Романовская сверлила Домана взглядом. Через какое-то время она решительно, но очень тихо произнесла:
— Я рассчитывала на то, что ты это сделаешь. Или кто-то из ваших. Кто-нибудь чужой. Мне приходится договариваться с мэром, они следят за каждым моим движением. Пока никто ничего не знает. Поиски продолжались до самого утра.
— Трусишь?
— Ничего подобного, — быстро возразила она, но оба они знали, что для нее важно не потерять свое кресло. — Я бы предпочла, чтобы вы этим занялись. Так будет надежнее. Сам понимаешь.
Кристина взяла лежащее на столе изображение девушки, потом подошла к окну. Она говорила, одновременно дергая оконную раму.
— Я считаю, что надо отправить это на повторную экспертизу, — заявила. — В Варшаве сказали, что очередь на анализ около трех лет. Может, у тебя есть возможность как-то ускорить? Появились новые обстоятельства. Все это выглядит намного серьезнее.
Доман встал.
— Я расскажу ему сказку о Синей Бороде. — Он погасил сигарету и легко открыл окно. — Покажи этот череп.
За окном болтался пустой разорванный пакет. В нижней его части была прогрызена дыра. Мох, листья и покусанные фрагменты костей на тротуаре под окном представляли собой грустную картину. Земля вокруг раскопана, а в засохшей луже отпечатались следы собачьих лап. Голый, без остатков плоти череп, похоже, не интересовал пожирателей падали, поскольку валялся в кустах на расстоянии нескольких метров, таращась пустыми глазницами.
Овдовев, Евгения Ручка опять начала следить за собой. На протяжении долгих лет ее жизнь вращалась исключительно вокруг болезни супруга. Постоянный уход, вызов врачей, ночные бдения. Она варила ему бульоны, которые он выплевывал на подушку, кормила манной кашей, как когда-то годовалую дочку. Иногда ему становилось лучше, и он съедал все до последней крошки, не забывая при этом называть жену такими словами, в знании которых выпускника консерватории и директора музыкальной студии никто не подозревал. Наконец, Казик перестал узнавать ее. Нарекал именами героев сериалов, которые он смотрел целыми днями, путая фабулу с реальностью. Обвинял в изменах, убийствах, кражах его вещей. Звонил в полицию и секс по телефону. Геня узнавала об этом, лишь получая телефонные счета. Полицейские спокойно относились к тому, что профессор, так как никто не называл его иначе, занимает линию, а потом только по-дурацки улыбались, встретив ее на улице.
Она понимала, что его вурдалацкое поведение — следствие невыносимых болей, не оставлявших Казимира практически на протяжении всех лет его борьбы с раком. Но бывали моменты, когда она, теряя силы, желала ему скорой смерти. Геня умоляла Бога прибрать одновременно их обоих, потому что больше она не выдержит. И вот, пару лет тому назад, когда на зимние каникулы приехала их единственная дочь Юстина, просьбы Гени были услышаны. Казимир выгнал жену из комнаты. Милостиво, словно рабыню Изауру из известного сериала, поприветствовал дочь. Потом поел вареников, измельченных в блендере, и этой же ночью, во сне, испустил дух. Евгения корила себя за то, что он переел, потом была слишком занята общением с дочерью и не прибегала на каждый его зов. Конечно, о