INK 345/01
4 апреля 2001 года полицейский патруль в Броке (шоссе Хайнувка — Белосток) задержал женщину, управляющую автомобилем марки «Мерседес» (класс Е, модель W210), per. номер ВНА 3456, черного цвета. Мариола Нестерук находилась в нетрезвом состоянии. Анализ крови определил 1,2 промилле. Документов на автомобиль у нее не было. Ехала неосторожно, создала аварийную ситуацию на дороге. О ее поведении сообщил водитель грузового автомобиля по СВ-радио. «Мерседес» с отбитым со стороны водителя боковым зеркалом был доставлен на штрафную стоянку, откуда его по истечении двух дней забрал владелец, Петр Бондарук. Мариола Нестерук провела ночь в полицейском участке. Не появилась ни на одном из заседаний суда. Приговор за управление автомобилем в нетрезвом состоянии был вынесен заочно. Штраф оплачен почтовым переводом. Состояла в близких отношениях с Петром Бондаруком. Ее сын Ян, называемый Василем, был усыновлен вышеупомянутым Бондаруком за месяц до ее «отъезда». Мариола Нестерук на данный момент не фигурирует ни в одном из реестров — поиски по личному номеру и номеру налоговой идентификации не дали результата. Отсутствует в базе пропавших без вести «Итака», также как и во всех полицейских базах.
Ds. 1342/77
26 августа 1977 года…
Саша еще раз перечитала все, после чего скомкала лист и бросила его в корзину. Она просидела в раздумьях еще несколько часов, чтобы за это время лишь коряво написать карандашом номер автомобиля Петра. Ничего стоящего не пришло ей в голову, поэтому она вышла на балкон и закурила. Стоя там, она услышала звук входящего сообщения. В сообщении было написано, что ей было отправлено эмэмэс-сообщение, которое не может быть доставлено. Залусская нахмурила бровь и нажала «удалить». Только потом ей пришло в голову, что эта запись могла содержать код от Деда. Номера, с которого было отравлено сообщение, не было в списке контактов. Она набрала его, но услышала, что номер не существует, и сбросила звонок. Сообщение могли выслать через Интернет. Здесь у нее не было никого, кто бы мог это быстро проверить. Да и сейчас ей было не до этого.
Она заканчивала курить, когда телефон вдруг снова ожил. На этот раз она нажала на кнопку быстрей, переполненная дурными предчувствиями. Информация выглядела так: «Позвони». Без подписи. Номер, возможно, был тот же. Возможно, потому, что тот она не запомнила. Саша вглядывалась в зеленую трубку и размышляла, стоит ли ей выполнить требование. А потом ее вдруг осенило. «Что тебе надо? М.» Вскоре пришел ответ: «Поговорить». Она чувствовала, как ее ноги становятся ватными. Руки задрожали. Она не могла удержать телефон, когда он вновь завибрировал: «Я хочу ее увидеть. Л.»
Варшава, 2014 год
Бюст Болеслава Кривоустого стоял на шкафу рядом с несколькими такими же головами никому не известных людей. Майор Дариуш Зайдель залил кипятком растворимый кофе, положил рядом два пончика и сел за компьютер.
Череп, который сегодня утром передали ему на экспертизу, был сфотографирован в трех проекциях. Он загрузил снимки в свою авторскую программу, стрелками обозначил расстояние между глазницами, измерил длину челюсти и лобную кость. Майор работал несколько часов, пока все измерения не сошлись, а череп почти полностью не покрылся сеткой векторов и маркеров. После этого он начал кропотливую работу совмещения небольших фрагментов фотографий, которые он собирал долгие годы. В его базе насчитывались тысячи разнообразных носов, глаз, скул, бровей, ушных раковин и форм губ. По мнению антрополога, с которым эксперт достаточно давно сотрудничал, это был мужчина. Славянский тип, склонный к полноте. Глаза зеленые, серые либо голубые. Предположительно погиб от удара острым предметом типа топора, тесака. Череп был разрублен в двух местах. Еще до захода солнца из небольших пазлов Зайдель собрал человеческий портрет. Пока без волос. Прическу эксперт обычно подбирал в самом конце, так как она могла раньше времени серьезно повлиять на общее восприятие.
Дарек решил сделать перерыв и отправился пообедать в буфет. Между делом он позвонил жене и сообщил, что почти заканчивает, а потом вернулся на рабочее место.
Забавы ради он загрузил получившуюся проекцию в поисковик разыскного центра «Итака», который тесно сотрудничал с полицией. Поиск выдал тысячи похожих лиц.
В сопроводительных документах майор прочел, что мужчина пропал в конце семидесятых — начале восьмидесятых. Из антропологического анализа следовало, что он был склонен к облысению. Череп прислали из Подлясья. Дариуш сделал ему ради смеха «зачес» и усы а-ля Валенса, такие, как в те годы носил каждый уважающий себя рабочий. Но эффект его не удовлетворил. Мужик выглядел как гость бала-маскарада. С помощью фотошопа он побрил его, приклеил парик, оттенка поросячий блонд и заменил турецкий свитер на свадебный пиджак с широкими лацканами. Уже лучше. Но все равно чего-то не хватало.
Для этой работы были важны не только криминалистические знания, но и способности к изобразительным искусствам. Зайдель в этом отношении был очень талантлив. Если бы не стажировка в участке еще во время учебы в художественном институте, сейчас бы он наверняка был голодающим скульптором, а не уважаемым экспертом антропоскопии в Центральной криминалистической лаборатории. В стране ему не было равных в восстановлении внешнего облика человека при жизни на базе костей черепа, возрастной прогрессии и регрессии, а также различных рисовальных методов. Именно он, на базе останков костей, обнаруженных под полом Торуньского кафедрального собора, реконструировал голову Николая Коперника, что прославило его, повлекло за собой предложения участия в телевизионных программах и даже интервью для National Geographic и Discovery Channell. Но Зайделю мешала популярность. Он терпел ее ровно до тех пор, пока таковы были приказы сверху, а потом объявил начальству, что уступает обязанность по предоставлению информации пресс-секретарю Главного полицейского управления. Он предпочитал сидеть в своем кабинетике на третьем этаже, окна которого выходили на Бельведерскую улицу, и ковыряться в чужих носах, ртах и глазах. Склеивать из кусочков человеческие истории. Он был незаменимым мастером, не имеющим учеников и последователей, поэтому работы у него было невпроворот как минимум на ближайшую пятилетку. Его же статусу ничто не угрожало до самой смерти. Разумеется, к нему направляли учеников, но те либо быстро уставали, поскольку данная работа требует дотошности, либо, наоборот, слишком усердствовали в применении своих художественных талантов, из-за чего реконструкции теряли идентификационную ценность, были ни на кого не похожи. Он твердил им о смирении, второстепенной роли эксперта антропоскопии, но они либо не слушали, либо послушно кивали, а потом, при первой же возможности, переходили на работу попроще. Например, рисовать портреты со слов свидетелей.
Некоторые ошибочно называли его способности шестым чувством, потому что никто так, как Зайдель, не умел на основании костей черепа настолько точно передать «душу» умершего на реконструированном изображении. Он сам объяснял этот секрет одним словом — фантазия.
Точнейших методов и техник недостаточно, если человек его профессии не чувствует, не знает и, наконец, не любит людей. Каждый раз, создавая очередную реконструкцию, которая впоследствии попадала в СМИ и всевозможные базы пропавших без вести, он чувствовал огромную ответственность и не мог не размышлять о том, кем был этот человек. Чем занимался? Какие у него были мечты, хобби, недостатки? Как правило, эта информация оставалась тайной. Экспертизы он выполнял для самых разных участков. Практически все просили отнестись к делу, как к приоритетному, но при этом забывали сообщить ему о результатах проведенного расследования, что было для Зайделя очень важно. Он создавал собственную сравнительную базу, потому что стремился к постоянному совершенствованию в своем деле. И сейчас ему в очередной раз пообещали, что, если дело будет раскрыто, он получит копии всех документов. Майор рассчитывал на то, что Саша Залусская, которая попросила об этом одолжении, сдержит слово. Обычно заказчики ждали своей очереди месяцами, а некоторые даже около года. Зайдель работал медленно, но качественно, и никогда никому не показывал полуфабрикат.
Зайдель собирался выходить, когда позвонила гданчанка.
— Через неделю, — ответил он вместо приветствия.
— Обещаю привезти тебе «Алису в Стране чудес» на корейском, если ты чуть поспешишь, — забросила наживку Саша.
Она знала о слабости его жены. В коллекции не хватало «Алисы» буквально на нескольких языках.
— Уже есть, — засмеялся он.
— Откуда?
— Профайлер из Катовиц привез. Был там на курсах.
Саша не знала, что сказать.
— А на белорусском у нее есть?
— Кажется, нет. Не думал, что такое существует.
— Если не издавалось, то я постараюсь, чтобы издали единственный экземпляр специально для тебя. То есть для Амелии. Что-то известно?
— Что-то — да.
— И не покажешь?
Он посмотрел на мужика-дельфина.
— Мне надо кое-что обдумать.
— Мне прямо очень-очень срочно нужно, — спокойно сообщила ему она. — Есть одна версия, появилась сегодня. Мужик, которого подозревают, уже много лет избегает ответственности. Все тут очень лихо закручено. Заговор молчания. Знаешь, как в пятидесятых, то дело свадебных гостей в автобусе. Все молчат как рыбы. Если бы у нас был хотя бы один труп, даже старый, можно было бы посадить дядьку в изолятор. Врать хорошо на кухне, за чашкой чая, а в казематах раскисают даже самые крепкие.
— Вообще-то мне уже надо идти, — бросил он. — Я обещал Амельке, что она сможет пойти в кафе с подружками.
— Скажи ей, что у нее будет белорусский вариант, и она простит тебе опоздание.
— Сомневаюсь, — ответил он и нажал кнопку «Отправить».
— Но пока никому не показывай, — предупредил.
— Конечно, — пообещала Залусская.
Закрывая дверь, он грустно усмехнулся, нисколько не сомневаясь, что завтра, если не сегодня, набросок увидит половина хайнувского участка. Зайдель решил, что в течение недели доведет проекцию до ума и только тогда выставит счет.