поддержку или дать рекомендации знакомым, дальним родственникам и всегда могла рассчитывать на то, что он исполнит ее просьбу. Из-за этого люди считали ее довольно влиятельной, хотя она была простой деревенской женщиной. Петр был способен решить любой вопрос. У него имелось множество знакомств в самой верхушке местных властей, и он никогда ничего не просил у нее взамен. Она считала его хорошим, порядочным человеком и не верила в то, что о нем говорили. Преступник, женоубийца, палач, пьяница и вор? Она не знала его таким. Марианна всегда вставала на его защиту. Даже если он причастен к тому, что все женщины, прошедшие через этот дом, исчезли при неопределенных обстоятельствах, по мнению Марианны, они заслужили такую судьбу. Именно эти дамы всегда казались ей лишними в особняке на Пилсудского.
Она посмотрела в глазок и нахмурилась. Под дверью на этот раз стоял не полицейский: она увидела Дуню Ожеховскую. Давненько знахарка не навещала хозяина. Мало того, Марианна уже несколько лет не видела чокнутую Дуню, как ее называли, в городе. За ее спиной стояла, как алиби, немая Алла, после ее визитов всегда приходилось проветривать дом.
Марианна не знала, что делать. Звонок прозвучал еще раз. Потом раздался настойчивый стук в дверь. Бондарук спустился с лестницы и невозмутимо потопал в глубину дома, словно оглох. Он вытащил старый чемодан из кожзаменителя и усердно копался в каких-то бумагах. Раз уж хозяин не отреагировал, то и Марианна вернулась к своим делам на кухне, как всегда стараясь быть незаметной. Ничего не вижу, ничего не слышу. Такова была ее работа.
— Через пять минут накрываю на стол! — крикнула она, когда звонок надолго замолк, и она решила, что визитерши пошли себе прочь. А поскольку хозяин не удостоил ее ответом, она направилась в его комнату и добавила: — Это была ваша кума с Дуней Ожеховской.
Бондарук тут же захлопнул чемодан. Она удивилась. Никогда еще он ничего от нее не скрывал. Хозяин выглядел так, будто наконец нашел то, что искал, сбрасывая все с полок, и явно не хотел, чтобы она узнала, что находится внутри. Марианна много раз вытирала пыль в библиотеке и переставляла этот чемодан с места на место. Пару раз даже заглядывала в него, потому что он не всегда был закрыт, но, кроме русских газет и коллекции журнала «Вместе» семидесятых годов, в нем ничего не было.
— Впустите их и накройте на троих, — распорядился он.
Она догадалась, что хозяин хочет ее выпроводить. Марианна кивнула, попятилась и поспешила к входной двери. Открыв ее, увидела, что женщины уже у калитки. Алла повернулась и выжидающе посмотрела на Марианну. Дуня тоже ничего не говорила, враждебно глядя на помощницу Бондарука. Они не любили друг друга, это было понятно без слов. Но Марианна была дипломатом. Она служила здесь много лет и знала свое место.
— Пан Бондарук приглашает вас в столовую, — проговорила она и вернулась в дом, оставив дверь широко открытой.
Когда она вышла из кухни с супницей, порезанным свежеиспеченным хлебом и тремя комплектами приборов, старухи послушно ждали в коридоре на резных креслах. Бондарук не выходил к ним. Из-за плотно закрытой двери библиотеки доносился грохот сбрасываемого на пол барахла. У Марианны промелькнула мысль, что ей придется вызывать грузовик, чтобы перевезти все это. Она надеялась на то, что Петр пошел переодеться, так как он никогда не принимал гостей в таком неопрятном виде.
— Хозяин велел накрыть для вас. — Она указала места у стола и пригласила женщин в гостиную.
Дуня села во главе стола. Алла осталась у дверей, по-прежнему молчаливая и недвижимая, как сфинкс. Марианна с трудом переносила ее зловоние. Она не понимала, почему эта женщина не моется и почему Петр так ее голубит. В принципе, она и не хотела знать подробностей их отношений, так как и без того на много чего насмотрелась в этом доме. Слишком много.
— Мы ненадолго, — заявила Дуня. — И спасибо, мы уже обедали.
Марианна все равно поставила тарелки, достала из серванта столовое серебро и разложила его на столе.
— Может быть, тогда кофе или чаю?
Дуня вынула из кармана тряпичный мешочек и протянула домработнице.
— Заварите это в ковшике, а потом дайте настояться пять минут. Можно процедить. Остальное оставить. Это сбор для женщин нашего возраста. Успокаивающий женские недомогания, укрепляющий волосы.
— Спасибо. — Марианна кивнула, хотя внутри кипела от возмущения. Она выглядела намного моложе этих ведьм. — Мне очень приятно.
Дуня не ответила. Она только слабо улыбнулась, сложила руки в замок и замерла в ожидании. В дверях появился Петр, все еще лохматый и в заляпанной пижаме. Он сделал знак Дуне, она встала и прошла за ним в библиотеку. Марианна разминулась с ними в коридоре. Она видела, как Петр входит и показывает чемодан, в котором сейчас лежала не подшивка «Вместе», а документы в старых папках, подписанных от руки.
— А я попрошу кофе, — сказала вдруг Алла. Голос у нее был дрожащий и хриплый. — С сахаром и молоком.
Шокированная, Марианна чуть не уронила крышку от супницы. За все годы, что жила в этом городе, она ни разу не слышала от Аллы ни единого слова. Все считали ее немой. Люди, не стесняясь, сплетничали при ней, думая, что, если она немая, то, значит, и глухая. Получается, что все ошибались. Марианна была не уверена, не поступила ли она так же, хотя бы раз. Она покраснела до кончиков ушей, как подросток.
— С этим какие-то сложности? — уточнила Алла.
— Нет, нисколько. — Марианна поспешила исчезнуть на кухне.
— Зачем ты мне это показываешь?
Дуня взглянула на закрытую дверь библиотеки. Они уже очень много лет не были в такой ситуации. Она и он. Одни. Без сопровождения. Они чувствовали себя неудобно, но не из-за давних отношений.
— Их нельзя держать здесь.
— Я это не возьму, — заявила Дуня. Руки ее дрожали. Петр подставил ей стул. Она, видимо, пришла сюда пешком, потому что ее сношенные туфли были перепачканы в грязи. Она пошатывалась от усталости, поэтому села и сказала: — Слишком большая ответственность.
— Я отправил за тобой машину.
— Она приехала, — подтвердила Дуня. — Джа-Джа плелся за нами полдороги, но наконец отказался от затеи. Терпеть его не могу, сам знаешь почему.
— Он поехал за Миколаем?
Дуня пожала плечами.
— Коля не приедет. Мы уже слишком стары, чтобы воевать, Петя. Найди кого-нибудь молодого, кому еще хочется войны.
— Твой сын нашелся?
Она покачала головой. Петр заметил, что ее губы задрожали, лицо помрачнело, но она старалась это скрыть. Наверное, ей хотелось верить, что с ним все в порядке.
— А Ивона? — спросил он дрожащим голосом.
— Отсутствие новостей — хорошая новость.
— Ты же знаешь, что я делаю это для нас. Для него.
Она замолчала на несколько секунд. Наконец вдохнула и сказала:
— Я никогда от тебя ничего не хотела.
— Это была ошибка. Твоя и моя. Насколько тебе известно, я очень об этом сожалею.
Петр тоже сел. Они смотрели друг на друга — два старичка, проигравшие свою жизнь. Никаких надежд не осталось. Он отвернулся первым. Она никогда не видела его побежденным. Сегодня он ничем не напоминал того орла, которого она когда-то любила. Сейчас он вызывал лишь сочувствие. Она подняла руку и коснулась ладонью его плеча. Петр схватился за нее. Его рука была холодная, словно у мертвеца. Дуня вздрогнула и выдернула руку. Петр правильно понял ее чувства. Она брезговала им. В его глазах блестнула искорка злости, но он промолчал. Когда-то давно он не мог смириться с тем, что любимая женщина чувствует к нему только отвращение. Дуня тогда путано объясняла, что по-прежнему любит его, но его прикосновения и даже само пребывание рядом с ним вызывают у нее спазмы. Он знал, что она его никогда не простит, и вернуть ее доверие тоже не получится. Поэтому он позволил ей исчезнуть из своей жизни, что было нелегко. Но на самом деле только он точно знал, почему она ушла в мистику, оторвалась от реальности и погрузилась в мир шепота.
— Отдай это полиции. — Знахарка махнула рукой в сторону чемодана и отодвинулась подальше. Она тяжело хватала воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Чем дальше от нее был Петр, тем спокойнее она себя чувствовала.
— Они это уничтожат, — покачал головой Бондарук. — Позаботься о том, чтобы это не было обнародовано. Ты знаешь, что здесь?
Он расстегнул чемодан. Она вскочила, чтобы остановить его.
— Я не хочу это видеть. Не хочу это видеть!
— Как всегда.
— Сожги это.
— Нет! — Сейчас он повысил голос. — Если это пропадет, то меня первым застрелят.
— Это все равно произойдет. У тебя осталось совсем не много времени.
Он опустил голову. Дуня была права.
— Все могло быть по-другому.
— Как есть, так есть. — Она встала. — Это все, из-за чего ты вызывал меня? Из-за этой кучи макулатуры? Кого это сейчас интересует?
Он кивнул, совершенно разбитый.
— Это моя жизнь. Наша. Твоего сына. И следующих поколений. Они имеют право знать правду.
— Правду?! — воскликнула она и вдруг раскудахталась: — Чью? Твою или политиканов? Я думала, ты хочешь показать завещание. Что ты внес его туда, и хотя бы после смерти твой сын будет признан.
— А ты уже меня похоронила, — бросил он раздраженно.
— Я себя похоронила. Давным-давно. Я не боюсь и тебе советую: приди к Богу. Никто не знает точной даты. Тебе уже не двадцать лет.
— Значит, тебе не нужны сокровища, — горько усмехнулся Петр и, несмотря на ее протесты, открыл крышку чемодана и взял первую папку, подписанную «Галонзка». Под ней было еще много таких. — Это же бешеные деньги.
— Добытые нечестным путем и перепачканные человеческой кровью.
— Как любые большие деньги.
— Ни я, ни мой сын не будем заниматься шантажом. Меня удивляет, что ты держишь эти бумаги дома, и я не думаю, что они могут заинтересовать полицию или кого-либо еще. Лучше скажи правду. Покажи мне могилу Степана. Признайся. Может, тогда тебе полегчает.