КОНЕЧНАЯ ОСТАНОВКА
1
— Вася, — заглянул Егоров к капитану Скутину, — слушай, я тут из ЦРУ шифровку перехватил, агромадной важности шифровка, но разобраться в ней, знаю, можешь только ты.
Скутин сидел за компьютером и, не отрываясь от экрана, сказал:
— Оставь, посмотрю.
— А если срочно, Вася? Я понимаю, что ты загружен, и если бы я знал хоть одного, кто равен в этом деле тебе…
У капитана была слабинка: он любил неприкрытую лесть. Потому тут же взял протянутый Егоровым листок, с минуту молча на него смотрел, потом вздохнул и отложил в сторону:
— Свистун ты, Вова. Нашел шифровку! Обычная записка. Последние буквы только непонятны, но это уж не по моей кафедре.
— А не последние?
— Да ладно тебе, не придуривайся. Ты — и не знаешь?
— Вась, я хочу себя проверить. Я боюсь, что подгоняю задачу под готовый ответ.
— Ладно, утешу. Первая строчка: модель К 50, калибр 9, дальше, скорее всего — количество штук, 25. Это маузер. Вторая строчка: модель Л 100, калибр 9, 25 штук, тоже маузер. Четвертая — модель ”Магнум”, калибр 45, 10 стволов. Маузер, который, кстати, я больше всего уважаю. А про третью строчку тебе говорить, про автомат Калашникова? Калибр 5,45?
— Вася, ты золото, Вася! ”Кэмэл” будешь? Сейчас блок припру! И переговорю с начальством, чтоб оно сейчас разрешило тебе курить прямо в кабинете, на рабочем месте. Хочешь?
— Да ладно, я законопослушный, могу и в курилке постоять. Курнуть только дай. Хоть ”Приму”.
Егоров бросил на стол начатую пачку сигарет:
— Ну вот почему ты такой, Скутин? Ни капли в тебе бескорыстия! Все ищешь, как и с кого урвать.
— Так веяние экономических реформ, товарищ майор…
Еще малость позубоскалили, и Егоров отправился за иной информацией. Теперь его интересовали последние буковки записки. А точнее, первой строки, потому что на ЯШ фамилии встречаются редко, а одна вроде подходит по некоторым параметрам…
На экране высветилось: ”Яшин Борис Степанович (Степа, Ангел), 1957 года рождения, семейное положение — женат, имеет дочь… Имя жены… Имя дочери…”
Развернутая, в общем, картиночка. Адрес стоит освежить в памяти, а особые приметы Егоров и так помнит, встречался он с Яшиным, мало того, имел непосредственное отношение к тому, что Яшин, он же Степа, он же Ангел, два года провел за Уралом. За торговлю пистолетами. Вообще-то Бориска давно у них на примете был, мог и по более крупному делу пройти, но вовремя для себя влип. Отсидел — и вроде завязал. Во всяком случае, Егорову так клялся — был у Егорова повод повидаться со своим подопечным в рабочем кабинете, нужна была кое-какая информация о бывших его друзьях-подельниках. ”Все, Владимир Владимирович, на прошлом — крест! У меня семья, жена умница, доченька школу уже заканчивает… Все, перебесился. Да и зарабатываю нормально, на жизнь хватает…”
Работает на стройке, бетонщиком, получает действительно прилично…
ЯШ, ЯШ, ЯШ… Других Яшиных в Москве тоже, наверное, до хрена. Не считая Яшкевичей, Яшутиных, Яшковских и им подобных. Но встречался-то Егоров со Степой из-за человека, который работал на Егияна! Из-за коротышки Ашотика, который на том же рынке, что и Степа, сбывал ”Макарова”, но смог провести ребят из группы задержания. При обыске у Ашотика оказался пистолет, сработанный под зажигалку. Позже, когда Яшин уже сидел, Ашотик опять повторил свой фокус. Стало ясно: он таким образом ищет клиентуру, а настоящее оружие у него хранится совсем не в кармане…
Так вот, этот самый Ашотик был связан с Егияном, Егоров узнал об этом еще в Карабахе, где он входил в оперативно-следственную группу.
В одну из ночей — дело под Лачином было — они с полковником из внутренних войск Анзиным сидели у электроплиты в кабинете коменданта района, пили чай и толковали о деле. А дело было такое. Солдаты несли здесь службу на заставах, и вот один из них пошел вечером за водой, хотел набрать не у берега, а посреди речки — там неглубоко, но вода почище вроде, — поскользнулся о каменистое дно, потерял равновесие, чуть не упал, выпустил из руки автомат… Солдатик вроде ничего, толковый, порядочный, вряд ли стал бы врать, но проверить надо: вдруг этот ”калашник” уже у боевиков?
— Они наглые, — говорил Анзин, заваривая новую порцию чая. — Так и крутятся возле бойцов. Сигареты им суют, фрукты. Поначалу просят подарить патрон, потом об оружии речь заводят. Сами солдаты об этом говорили. Да что солдаты — со мной случай был! Если сюда ехать со Степанакерта, озерцо слева есть, знаешь? Остановился, разделся, купаюсь. Водитель тоже до трусов разделся, ноги помочил, но потом вернулся в ”уазик”, к оружию. Купаюсь я, значит, и тут еще машина подъезжает, выскакивает из нее недоросток — шевелюра на голове больше, чем он сам, — штаны снимает и тоже в озерцо. ”Товарищ Анзин, — спрашивает, — можно?” У них в каждом населенном пункте почему-то начальства — пруд пруди, всех не запомнишь. Вот я и посчитал, что коротышка из местной бюрократии. Меня-то все знают, и этот — по имени-отчеству называет, спрашивает, что, мол, может солдатам фруктов-зелени подбросить, яиц. Ну, коль такое предлагают, чего же отказываться? На заставах ведь порой на одной картошке сидят… Давай, говорю, спасибо скажем. А он смеется: ”Спасибо — много, мы всего-навсего оружием берем, да еще и доплатим за него хорошо. Лично вам — ”пол-лимона”. Я шутку поддержал, нет, мол, меньше ”лимона” и не предлагайте. День прошел — машина в часть приезжает: ящики с помидорами, огурцами, бидон сметаны… В грузовике с водителем — этот самый Ашотик. ”Товарищ полковник, не откажитесь, вас мое начальство к обеду ждет”. А чего отказываться? Надо, думаю, поехать, отблагодарить. Поехали. Сельский дом, комната громадная, стол во всю ее длину, что на столе — лучше не говорить. Поначалу за ним человек семь сидело. О природе, о погоде, о службе поболтали, потом все ушли, и остался я один на один с хозяином. Полненький такой, наполовину седой, наполовину лысый, бровь правая рассечена. ”Я, — говорит, — рад, что вы согласились на сотрудничество с нами, миллион мы вам дадим, но и от вас хотим получить не пугачи…” Я, конечно, матом на него не попер, но доходчиво объяснил, что с подобными предложениями ко мне лучше не соваться. Сел в свой УАЗ, уехал. День проходит — Ашотик появляется, как ни в чем не бывало, улыбается: бойцам вашим, говорит, виноград ранний привез, яблоки, зелень. Зашел он ко мне в кабинет, подождал, пока все выйдут, и шепчет радостно: ”Хозяин, кроме ”лимона”, еще машину дает, вам ее и в Москву гнать не надо будет, она уже там”. Теперь я не сдержался, вставил пару рабоче-крестьянских выражений. Он мне: ”А как вы за две машины груза рассчитаетесь?” А как вы, говорю, с родителями моих бойцов, которые ради вас тут полегли, рассчитаетесь? В общем, выставил я его. ”Ну напрасно, ну напрасно”, — он мне напоследок, вроде угрозы… Я в тот же день послал пару толковых ребят туда, где столовничал накануне. Дед с бабкой живут. Стол, сказали, накрывал гость, дальний родственник дальних родственников, даже фамилии его не знают. Уехал вчера. Ну, уехал и уехал. Потому я вам, в оперативно-следственную группу, ничего и не сообщил.
По этой информации Анзина Егоров установил, что начальство коротышки Ашотика, заведующего сельской торговлей, был Леон Егиян… Время командировки кончилось, Егоров вернулся в Москву. А вскоре после этого пули, предназначенные полковнику Анзину, вошли в грудь и голову Балахнина. Убийц взяли через три дня. Они сразу признались, что получили задание убрать полковника Анзина. Зачем? ”Чтобы с нами считались”. Циничные, наглые парни, старшему — двадцать пять. ”Мы не виноваты, что он вышел в плащ-накидке, потому и обознались. Сам шеф ошибся бы, ведь он же навел…” Больше ни о чем — ни слова. Егияна на фотографии, естественно, не признали: ”никогда не видели такого”…
А Егиян бесстрашно крутился по Москве, и Ашотик тут же периодически появляется. И нет основательных причин для того, чтобы переселить их из комфортабельных гостиниц в номера с решетками на окнах.
К Егияну — вообще никаких зацепок. К Ашотику — надо искать, где он размещает свой арсенал с пистолетами. Искать, может быть, через Яшина. На одном рынке когда-то они крутились, не свининой торговали, а оружием, потому, скорее всего, были в завязке. Завязал Яшин? Все может быть. И строчка ”К 50 9 — 25 ЯШ” тогда не имеет к нему никакого отношения. И придется продумывать новую версию.
Но пока — пока надо встретиться со Степой-Ангелом и поговорить по душам. А в душе он трусливый мужик, Степа-Ангел.
2
У Яшина неухоженный, в царапинах и вмятинах ”Запорожец”. Хозяин чем-то похож на свою машину. Будто только что из бетономешалки вылез. Он уже свободен: раствор закончился, новый затевать незачем — конец смены. По этому поводу мужики расстелили на плите газету, вытащили из сумок закуску и бутыль.
— Чего, Яшин, печальный такой? Пить нельзя, потому как за рулем сегодня, да? — спрашивает Егоров.
— Я, Владимир Владимирович, сейчас вообще мало пью. Язва скрутила.
— Что, в зоне так плохо кормили?
”Конечно, нехорошо человеку напоминать о тягостном прошлом, но сейчас это к месту, пусть вспомнит. Пусть поймет, что не зря к нему прямо на стройку приехал майор Егоров.” Вспомнил, пожимает плечами, как ежится.
— Всяко было.
— Ладно, трогай потихоньку. По пути поговорим. Есть у меня к тебе просьба небольшая.
— Не дачку сложить? — с надеждой спрашивает Степа, бросает взгляд на майора и тут же опускает глаза вниз.
— За дорогой получше смотри, Яшин… Дачу… Может, когда генералом стану, тогда и осилю ее.
— Тогда зачем же я вам? Какая с меня помощь?
— Вот как раз и поможешь генералом стать.
Степа улыбается, но улыбка у него получается жалкая, несмелая.
— Признаешься во всем и окажешь мне неоценимую помощь.
”Запорожец” дернулся из стороны в сторону, потом вплотную приткнулся к тротуару так, что колеса заерзали по бровке. Водитель встречной машины покрутил пальцем у виска.
— Тормози, Яшин.
Машина закачалась от резкой остановки.
— Ты чего это разволновался, а?
— Я? Нет, я просто еще не обвыкся за рулем. Купил-то ее совсем недавно, до этого даже на велосипеде не ездил.
— Разволновался, Ангел. Кстати, я ведь знаю, почему тебя Ангелом назвали. Потому что ты врать не умеешь. Все и всем говоришь как на духу. А мне зачем-то лапшу на уши повесил, а? Нехорошо это.
— Я? Неправда, Владимир Владимирович, я вас не обманывал!
— Ну да? Ты же недавно мне клялся, что завязал со старым. Было такое или не было?
— Так я ведь действительно завязал, честное слово! — он говорил это, как всхлипывал, разминая в руках сигарету и не замечая, как табак сыплется на брюки. — Я теперь по рынкам даже за картошкой не хожу.
— Меня картошка твоя не интересует, Яшин, — жестко сказал Егоров. — Меня интересует партия маузеров, двадцать пять стволов, вот и все. А про картошку можешь не рассказывать, не такой уж я любопытный.
У Яшина как весь воздух из легких выпустили, на него жалко было смотреть. ”Хоть бы дуба не дал”, — подумал Егоров. Степа заговорил совсем плаксиво:
— Они ведь… Я же не продавать… Меня и попросили только подержать у себя — и все! Ну это так, так это! Я даже не притрагивался к ним, честное слово!
— Ладно, заводи свой ”Мерседес”, я сейчас к ним притронусь.
”Черт возьми, ”десяточка”! — подумал Егоров про себя. — И это справедливо: должно же хоть когда-нибудь повезти!”
По дороге он узнал: оружие хранится в Реутово, на квартире матери. Его попросил подержать оружие один знакомый мужик. В этом же доме у него женщина, вроде как любовница, он часто у нее появляется. Ну и познакомились, зовут вроде Витькой, фамилию забыл. ”Вылетела из головы. У меня сейчас часто такое, прямо провалы в памяти”.
”Значит, не Ашотик, — с сожалением отметил Егоров. — Новые лица появляются. Впрочем, в тех четырех строчках фамилия Ашотика не обозначена, он Манукян, а там…”
— Ты вспомни все же, Яшин. Хочешь, помогу? На КО фамилия или на КОР, так?
— Может, и так, — подумав, ответил Степа, но потом замотал головой. — Не, другая.
— На ЛУ? Луговой, Лупоносов, Лужин, Лукин, Луспекаев, а?
— Нет… Вот я только помню, что в ней что-то еврейское было.
— Айкхорн? — почти выкрикнул Егоров и уже не сомневался, что так оно и есть. Конечно, Айкхорн! Если записку писал Лапин и оружие принадлежит ему, то не Ашотик, а именно человек Леонида Леонидовича будет заботиться о его хранении.
— Нет, другая фамилия, я же говорю, еврейское что-то… А, во: Жидков!
Житков? Виталий Житков! Тоже понятно. Даже понятней, чем Айкхорн.
— А вот вы сказали на ЛУ, Луговая. Это Светка, ну, с которой Жидков-то… Или он через ”т” пишется? А я все время думал, через ”д”, а спросить как-то неудобно было.
Из квартиры матери Яшина Егоров позвонил на работу, вызвал своих сюда, в Реутово. Взглянул на часы: минут сорок добираться будут.
— Ну что, показывай свой арсенал.
Пистолеты хранились в красивых коробочках, по пять стволов в каждой.
— А это что за ерунда, Яшин?
Яшин взглянул на одну из коробок, лицо его побледнело. Он увидел, что среди маузеров лежит пистолет другой марки. Инстинктивно потянул руку к нему, но Егоров прикрикнул:
— Отставить! Сам удивился, да? Или, может, тебе такую коробку и сдавали на хранение, раз ты к оружию не притрагивался?
— Не притрагивался! Это Ашотик, наверное, гад! Я похвастался, он смотрел… Подменил, гад!
— Ашотик? Дружок старый? Старые связи?
— Да нет у нас больше никаких связей! Он просто встретил меня, расхвастался, мол, бизнес идет вовсю, давай ко мне, не трусь, научу, как действовать надо, я в деньгах купаюсь… Ну, только для того, чтоб он отцепился, честное слово! А он, гад…
— Он не просил, чтоб ты ему стволы уступил?
— Нет, я сразу сказал: партия продана, ее вот-вот заберут у меня.
— И ты действительно не выходил из комнаты?
— Да нет же, говорю. Я вообще старался глаза от коробок не отрывать, но, вспомнил, мать чего-то позвала, я с ней поговорил, от стола не отходил даже, только вот так голову повернул… А Ашотик в это время коробки закрывал. Вот гад, подменил!
У Ашотика Манукяна не было времени стирать с оружия отпечатки пальцев. Положить ”грязное”, взять ”чистое” за три-четыре секунды — больше ни на что времени у него не было. Значит, есть надежда, что на ”беретте”, лежащей в коробке с маузерами К 50 9, сохранились пальчики владельца.
Может, это та ”беретта”, которая оставила пулю в позвоночнике Лапина?
3
Ну и сутки выдались, до удивления насыщенные событиями!
У Светланы Луговой изъято десять стволов ”магнумов”. Мать Житкова тоже дала интересную информацию. ”Я чуствовала, что все этим кончится, просила его: возьмись за ум, брось эти рынки, этих баб… Он пообещал на постоянную работу устроиться, опять на междугородние перевозки. Все, сказал, мама, через неделю в рейс уезжаю, сейчас вот только по делам на пару дней отлучусь — и буду готовиться… И все, не вернулся”.
Мальчики проверили — точно, в эту пятницу, то есть через три дня, Житков уже должен был ехать в Ростов-на-Дону, везти туда какие-то электрообмотки, провода, лампы… Похоже, вместе с электрооборудованием уложил бы он в кузов машины и коробки с маузерами. А может, и пятьдесят стволов автоматов поместились бы туда?
”АК 5,45 — 50 КОР”.
”КОР”… Лапин писал записку Егияну. Как Егиян по двум-трем буквам фамилий мог бы определить владельцев оружия? Нет ни адресов, ни телефонов. Вопросик остается.
Подтверждено, что Лапин убит из ”беретты”, найденной у Яшина. На пистолете пальчики Ашотика. Значит, Леонид Леонидович именно с ним выехал за город.
Ашотик узнал об оружии от Яшина, поделился информацией с Егияном, и тот взял Лапина за жабры.
Все пистолеты, что значатся в списке, — одной системы, это одна импортная партия, а не с дальневосточных запасов оружейника. Видимо, Лапин не посчитался с монополией Леона на право торговать стволами и, раздобыв маузеры, захотел сбыть их сам. Не получилось.
На автостоянке близ Птичьего рынка обнаружен рефрижератор с киевскими номерами. Водитель — Тарас Ярема. Следует несколько замысловатым маршрутом: Москва-Ростов-на-Дону-Киев. Ребята об этом узнавали аккуратно, так что никаких подозрений у ”дальнобойщика” возникнуть вроде не должно. С каким грузом едет — пока не ясно.
Звонил Зубрицкий. У него прострелена мякоть ноги, лежит дома. ”Представляешь, новое мое начальство говорит, а нечего было москалям помогать, и не свалила бы пуля. Не шутя говорит — серьезно. Куда идем, Володя, а? Мои хлопцы дом Аббасовой на контроле держат, квартира опечатана, никто туда не войдет, но больше, к сожалению, я пока ничего не смогу для тебя сделать. Погоди, подлечусь малость…”
А ждать некогда. Оружие — оно ведь не только в коробках лежит, оно еще и стреляет. И в Закавказье, и в Ростове, и в Москве. Вот и эти, в общей сложности сто десять стволов, кому-то предназначались. Егоров уверен: все автоматы и пистолеты он отыщет, никуда они от него не денутся. Но Егоров сомневается в другом: как бы и на этот раз не переиграл его Егиян, не вышел сухим из воды. А играть Егиян умеет.
Почему Егорова заинтересовала сейчас квартира Аббасовой? А потому, что не верит Егоров в альтруизм киношника. Аббасова у него не одна, мужик он любвеобильный, но если каждой любовнице по квартире дарить… И потому, легче и удобней было ему Жанну в московской гостинице содержать, рядом с собой. Нет, Аббасова, скорее всего, просто сторож. Вот только что она сторожит в четырех стенах?
Андрюха Зубрицкий на этот вопрос, к сожалению, пока ответить не поможет. Надо москалю ехать к хохлам и вести дипломатические переговоры. ”Оно вам надо, чтоб стволы по Крещатику да Оболони гуляли?”
Егоров сидит в гостиничном номере за столом с Панкиным, внимательно смотрит на то, что выходит из-под пера журналиста. А журналист рисует схему квартиры Аббасовой. Коридор, шкаф для обуви, комната, трехсекционная ”стенка”, книги, бар. Диван, возле него туалетный столик. Телевизор, под ним тумбочка с открытой полкой. Два стула, кресло. Все. Кухня бедненькая. Холодильник, стол, два навесных шкафчика, три стула. Встроенных антресолей, кажется, нигде нет. Да, кинопроектор стоит на полу, в углу.
— Женя, если бы ты вздумал что-либо в комнате спрятать, то куда это можно поместить, а?
— А что именно спрятать? Я имею в виду, что по объему? Письмо или ящик какой?
Письмо вряд ли, письмо можно хранить где угодно… Оружие Егиян тоже не будет держать. Вполне возможно, он вообще не может им пользоваться.
Зачем же ему нужна была квартира?
Трехсекционная ”стенка”, диван, туалетный столик… Ну а в какой квартире нет всего этого?
— Я говорю, что он в квартире прятал? — переспросил Панкин.
Знать бы, что. Может, вообще он там ничего не прятал, приобрел ее на всякий случай, вложил лишние деньги в недвижимость.
— ”Стенка” какой модели?
— Модели? Я профан в этом деле. Но хорошая, белая.
Егоров засмеялся. Белая мебель. Кинопроектор на кухне.
— Женя, хочешь, я тебя удивлю? Ты забыл еще об одной вещи, которая стоит в комнате. Там еще растение в кадке стоит. Фикусовое дерево. Или что-то в этом роде.
Панкин удивленно взглянул на него, потом понимающе кивнул:
— Андрей сказал, по телефону. А что, это так важно — цветок?
— Не знаю. Скорее всего, не важно. Я просто понял, зачем ему нужна была квартира. Он в ней фильмы свои снимал.
— Фильмы? А знаешь, наверху ”стенки” лежали софиты, или подсветки. Бобины.
— Пустые, с лентами?
— Нам не до того было, чтоб проверять это.
— Ну и ладно. Не в лентах дело. Я уже насмотрелся на них.
По пути домой Егоров принял-таки решение ехать в Киев. Надо навестить Андрюху ну и взглянуть заодно все же на квартиру Аббасовой. Мало ли что…
У выхода из метро стоял его старый знакомый — некрасивый тонкогубый пацан.
— Ты что-то сегодня никому ничего не предлагаешь, — сказал ему Егоров. — Весь товар закончился?
Пацан скривился в улыбке:
— А чего тебе надо, дядя? Все достану, только плати.
— Тебя как зовут?
— Да пошел ты…
Парень круто повернулся и побежал вниз по ступенькам.
4
”Л 100 9 — 25 КО” и ”АК 5,45 — 50 КОР”. 75 стволов. Хранители их не выявлены, никого на горизонте. Из ”старой гвардии” ребята Егорова перетряхнули всех на КО и КОР — безрезультатно. Яшин тоже божился: никого не знает, кто занимался бы сейчас оружием. По поводу маузеров к нему никто не заходил, никто не звонил. А это означает: либо со смертью Житкова обрываются все нити между хранителем оружия и хозяином, либо тому же хозяину стало известно, что пистолеты изъяты милицией. Это мог ему передать клерк, тот самый клерк в погонах, который продавал информацию Егияну. Интересно, что предпринимает сейчас сам киношник для того, чтобы оставить стволы за собой? Какие его задания выполняет сейчас Ашотик?
Кстати, Манукяна надо брать. Манукяна есть за что брать: за ”беретту” с его пальчиками, а значит, за подозрение в убийстве Лапина. Конечно, у Егияна до черта помощников, но арест Ашотика вдруг да нарушит его спокойствие. Расшевелить надо зверя, раздразнить, чтоб он сам пошел на рогатину…
Егоров взглянул на часы: восемь утра. Пора, наверное, разбудить телефонным звонком Панкина и поставить перед ним задачку…
— Женя, ты скор на руку? Быстро пишешь? Надо бы статью одну сочинить, для прессы. Мол, как стало известно, милиция напала на след торгашей оружием, и один из них, кавказской национальности, показал, что в этом деле замешан сотрудник МУРа. Это стало известно только что, так что не сегодня-завтра ожидается скандал с разоблачением… Отпечатаешь материал — и сразу неси его… Нет, не в редакцию, а к нам, якобы для того, чтобы комментарий на статью получить, понял? Пусть она тут покрутится по отделам… Ни меня, ни моего шефа не будет, так что смеяться над твоим творением будет некому, а разговоры по кабинетам могут пойти…
Потом Егоров заглянул в кабинет, где сидел старший лейтенант Тагир Коркия.
— Тагир, ты знаешь, за что тебя ценю?
— За то, что я шустрый и догадливый, Владимир Владимирович. Вы уже мне как-то говорили об этом.
— Сегодня я ценю тебя за то, что ты жгучий брюнет и у тебя типичная морда уголовника.
— Спасибо, шеф. Ваша откровенность меня окрыляет.
— Знаю, знаю. Потому на этих самых крыльях ты полетишь сейчас на один рынок, найдешь нашего общего знакомого Ашотика Манукяна — он сегодня там крутится, я только что получил информацию — и попробуешь поговорить с ним насчет приобретения какого-нибудь импортного пугача. Клюнет — хорошо, езжай с ним куда надо, бери. Не клюнет — все равно тащи Ашотика уже к нам — пора.
Потом Егоров пошел к начальству.
— Сергей Павлович, я опять насчет Киева. Не разговаривали с хохлами, а?
— Дважды, — сказал Сергей Павлович. — Первый раз о дружбе, братстве, правовом пространстве, о том, что у нас есть кое-какая информация, которая заинтересовала бы Украину…
— Ну и?..
— Ну и ничего. Мужики там новые в министерство пришли, упертые, понимают только слово ”самостийность”, в гости звать не думают. Просто повезло, что я, оказывается, с одним из них брал когда-то в Запорожье Колю Мочуна. Ты не помнишь, это давно было. Гастролер. Прибалтика, Крым, Ленинград, Киев — и всюду за ним кровь тянулась… Видишь, Егоров, как у нас дороги переплетены? А кто-то хочет, чтоб мы забыли друг друга…
— Я вне политики, Сергей Павлович. Потому меня интересует ваш второй звонок к хохлам.
— Второй звонок был от них. На квартиру Аббасовой гости решили наведаться, их на всякий случай взяли. Сегодня на рассвете это случилось. Может быть, квартирные воры, а?
— Квартирные воры, Сергей Павлович, абы к кому не лазают, этому вы меня еще десять лет назад учили. У Жанны нечего было брать: ни хрусталя, ни золота, ни шуб.
— Похоже, что так. Домушники приезжие, один москвич, другой уроженец Киркиджана, это в Карабахе.
— Бывал я там, но меня больше интересует, что еще киевляне говорили.
— А что они скажут? На кофе с коньяком пригласили. Действительно, говорят, порознь порядок наводить трудно, ветры, говорят, мусор туда-сюда носят, и надо всем венички взять…
— Сергей Павлович, не лирик я и не политик. Это пусть наши президенты за чаем на общие темы рассуждают, а мне конкретная информация нужна.
— Конкретная? Ну, пожалуйста. Борт на Киев — через полтора часа, летим мы туда вместе с тобой, а поздно вечером возвращаемся. Завтра нам надо быть на совещании. Вопросы есть?
— Я думаю, пора брать Ашотика Манукяна, Сергей Павлович. И всех тех людей Егияна, за которыми есть грешки.
— Гильзы им подкидывать не собираешься?
— Да поумнел я, поумнел, товарищ полковник. Это Егиян ”святой”, а за теми грешки всамделишные. То ларьки кооперативные чистили, то на рынках разборки затевали, то наркотой промышляли. Егияну ведь трудно за всеми уследить, вот мы ему и помогаем. Я уверен, Ашотик приторговывал оружием тоже без ведома Леона, собственный бизнес открыл.
— Ну давай. Только бы киношника не напугать до такой степени, чтобы не исчез с наших глаз.
— Не исчезнет. Вы же моих мальчиков знаете. Я, кстати, собираюсь сейчас с ним парой слов перекинуться.
— Ну, если парой… минут через десять выезжать надо.
Трубку Егиян взял сразу, словно сидел в номере гостиницы и ждал, когда зазвонит телефон.
— Я по поводу той записки, Леон, что в кейсе с деньгами была. Кажется, мне удалось ее найти. Ты напрасно думал, что я в ней не разберусь.
— Записка? Ты что-то путаешь, майор Егоров, ни о какой записке я никому ничего не говорил.
— Ну как же, ради нее ты ведь приезжал ко мне, тебе ведь не так деньги нужны были, как она.
— У нас получается глупый разговор, майор. Я понял, что в нашей встрече был заинтересован ты. Ты предлагал свои услуги на службу моей коммерции, я тебе аванс заплатил, рассчитался за найденный кейс, ты обещал и в дальнейшем делиться со мной информацией… Но я не пойму, о какой записке ты толкуешь.
— Мы по ней нашли прямо целый арсенал оружия, Леон. В четырех местах. Твой осведомитель тебе об этом еще не сообщил? Кроме того, мы арестовали Манукяна, еще кое-кого… Как видишь, я полученный от тебя аванс отрабатываю честно, сообщаю тебе обо всем.
Егиян помолчал, наверное, не соображая, к чему говорит ему обо всем этом Егоров. Потом честно признался:
— Никак не пойму, зачем ты звонишь, зачем дурака валяешь. Я никакого отношения к оружию не имел и не имею, и не надо меня брать на пушку. Хочешь говорить серьезно — приезжай ко мне в номер, может, чем-то смогу помочь.
— Я бы с удовольствием, да некогда. Вылетаю в Киев, там на одной квартире тайничок интересный обнаружили… Вернусь — позвоню, хорошо?
Егиян опять замолчал. Секунд через двадцать он, так больше и не сказав ни слова, бросил трубку. Егоров улыбнулся. Кажется, Егиян начал выходить из себя. Только бы ребята его не упустили!
5
Тайник в квартире Аббасовой нашли на удивление быстро. Ниша в стене под мойкой была заложена легкой шиферной плиткой и поверху оклеена обоями, точно такими же, как и на стенах кухни. В тайнике не было ни золота, ни оружия, ни наркотиков, ни фальшивых документов. Не было ничего, что стоило бы тщательно прятать. Только две аккуратно выставленные стопки бобин с кинолентами стояли у стенки. Слой пыли говорил о том, что, по крайней мере, три-четыре месяца к ним никто не прикасался.
На бобинах не было никаких надписей, стояли лишь номера. Лента под номером один рассказывала о девочке, сначала подглядывающей в замочную скважину за любовными утехами матери и ее многочисленных любовников, а потом вкусившей на практике прелести секса. Вот так они и принимали мужиков: девочка — на кухонном столе, мать — на фоне фикусового дерева.
— Егияна уже можно привлечь за развращение малолеток, — сказал Сергей Павлович.
— Произведение искусства, — закачал головой один из киевлян, приехавший с ними на квартиру к Жанне. — Черта с два подкопаешься. И потом, эту лярву мы знаем. Это с виду она дите, а по годам уже…
Бобина под номером два была черной, видно, засвеченной. Минуты три покрутили ее и сменили на новую.
Тот же фикус, та же комната с белой мебелью, те же занавески на кухне. И, в принципе, тот же сюжет. Не знают удержу голые бабы.
Номера четыре, пять, шесть, семь… Эти фильмы смотрели не то что без интереса, а уже с раздражением, с ненавистью. Одни и те же приемы, одни и те же лица, одна точка съемки…
— Их действительно стоило хранить в тайнике, — сказал после просмотра Сергей Павлович. — Только не стоило оттуда вытаскивать. Ты, Егоров, сексуальный маньяк, если ради такого вот просмотра притащил меня заграницу. Осталось выпить кофе — и домой, да?
Егоров пожал плечами.
Пили кофе, довольно долго болтали ни о чем, потом опять заговорили о Егияне. На кой черт надо было прятать бобины? Ленты с подобными фильмами лежат в комнате прямо на шкафу — их тоже просмотрели. Обыкновенная порнуха мелкого пошиба. ”Актрисы” местной милиции все знакомы: проститутки, отирающиеся возле центральных гостиниц. Мужики, скорее всего, — просто лоботрясы: с криминальными мордами вряд ли кто лез бы под объектив. Такого же содержания бобины были в машине Егияна при его московском задержании. Они валом лежали на заднем сиденье ”Жигулей”. Ради этих вшивых кинолент покупать квартиру и делать в ней тайник? Тайник для того, чтобы хранить в нем хлам?
— Как Аббасова себя чувствует? Ничего нам сказать не может? — спросил Сергей Павлович.
— Ей сейчас не до разговоров, дай Бог, чтоб жить осталась.
— Что ж, тогда — спасибо за кофе…
— Минуточку, — попросил Егоров. — Давайте все же до конца докрутим ту, засвеченную, пленку. Их выбрасывают, испорченные пленки, а не хранят.
— Они все тут испорченные, — пробурчал один из киевлян. — Для свалки.
Ближе к концу ленты пошли кадры: черная ”Волга” у подъезда дома. К ней подходит человек в плащ-накидке, садится на переднее сиденье, рядом с водителем. Тотчас справа от машины появляются трое людей, все с оружием. Разлетаются стекла ”Волги”, падает на асфальт военная фуражка из открывшейся дверцы. Стрелявшие быстрым шагом уходят, оглядываясь на машину, можно разглядеть их лица.
Все. Дальше опять — черная пленка. Теперь уже до конца.
— Это то, что вы искали? — спросил киевлянин.
— Мы не знаем, что мы искали, — признался Сергей Павлович. — Вышли на ленту об убийстве Балахнина. Все было так, как говорилось на суде.
— Значит, ничего полезного для себя из поездки не выудили?
— Ну почему же, выпили прекрасный кофе…
Уже в самолете Егоров сказал:
— Надо, Сергей Павлович, определить точку съемки. В чьей квартире был с кинокамерой Егиян.
— Это ты к чему?
— Правильно думаете, Сергей Павлович. К тому. Дом, откуда шла съемка, на восемьдесят процентов нашими заселен: милиция, войска… При Чурбанове ордера получали.
— И Егиян в день покушения на Балахнина отважился прийти на квартиру к своему осведомителю?
— А почему бы и нет? Во-первых, осведомитель вряд ли знал о намерениях киношника, а во-вторых, Леон мог специально привязать к делу о покушении человека в погонах: "мы теперь одной крови…” Деньги деньгами, но надо еще и страхом мента связать. Потому осведомитель и разыскал Панкина, чтобы при его помощи вытащить Леона от нас. Ему было что терять, кроме денег, если бы Егиян заговорил.
6
Старший лейтенант Тагир Коркия с поручением справился блестяще. Ашотик Манукян повез его на квартиру, где и вручил маузер из яшинской коробки. За окончательным расчетом Тагир доставил Манукяна туда, куда и следовало.
На допросе Ашотик сказал о Егияне только одно: ”Если он узнает, что я торговал пистолетами, он меня убьет”.
— Не убьет, вы будете сидеть в разных камерах, — пошутил Егоров.
Манукян шутки не понял.
— Егиян? Будет сидеть? — и засмеялся.
— Вы хотите гибель Лапина только на себя записать? — спросил Егоров. — На ”беретте” ваши пальчики. Знаете, какая статья за это светит? А чистосердечное признание еще дает вам какой-то шанс.
— Егиян шанса никакого не даст…
В тот же день еще трое помощников Леона были арестованы.
А к вечеру Сергей Павлович вызвал в свой кабинет подполковника Салова:
— Что-то вы бюрократом становитесь, товарищ Салов. Материалы под сукно кладете, вместо того, чтобы разбираться с ними.
— Не было никогда такого, товарищ полковник.
— А где статья, которую принес журналист Панкин? Он от нас комментария ждет, а я даже не знал, что он там нацарапал опять. Почему у себя держите?
— Я… Не хотел вас отвлекать… Там просто бред…
— Пусть бред, я и не такое читал. Но вы же меня кроме всего прочего в неловкое положение ставите, Салов. Оформили командировку в Ростов-на-Дону, уехали бы завтра туда, а о материале товарища Панкина никому ни слова не сказали… Так с прессой работать нельзя.
— Виноват, товарищ полковник, я немедленно позвоню этому журналисту, дам ему ответ.
— Какой ответ? О чем там хоть речь шла, в статье?
— О мафии. Будто кто-то из наших сотрудников повязан с торговцами оружием. Я же говорю, бред!
— Как? Наши замешаны в продаже оружия? Чтобы потом из этого же оружия мы и пули получали?
— Бред!
— Естественно, естественно… Да, Салов, тут у нас спор зашел, со специалистами нашими… Скажи, Салов, Леон Егиян, когда Балахнина убивали, из какого окна у тебя съемку вел, из кухни или из зала?..
Потом Сергей Павлович пригласил к себе Егорова.
— Этот иуда много рассказать может, и рассказал уже порядочно. Можно брать Егияна.
— У меня нет уверенности, товарищ полковник, что мы найдем оставшиеся стволы. Все-таки одних автоматов — полсотни. Ярему, конечно, отследим, ну, а если он пустым в Ростов поедет?
— Что предлагаешь?
— Поделиться нашей информацией с Леоном. Нет, я вполне серьезно…
7
— Я к вам, Егоров, с бутылкой, с цветами, а вы ко мне с чем? С пустыми руками, да?
— С информацией, Леон, с толковой информацией. Это больше чем бутылка.
”Люкс” Егияна без заметных излишеств, номер как номер.
— Кофе?
— Лучше чай.
— Хорошо, минут через десять будет чай, с лимоном. А пока — приступим к деловой части нашей программы, а? Зачем я вам понадобился?
— Леон, ты по телефону сказал неправду, никакого аванса я от тебя не получал, только процент от возвращенной суммы. Думал, меня прослушивает начальство и заинтересуется твоей сказкой?
— Чем черт не шутит. Ты же тоже надеешься, что я твоей сказкой заинтересуюсь. Что тебе нужны деньги, к примеру, на машину. И ты решил мне кое-что продать и кое-что узнать от меня, так?
— Так. Кроме последнего. Мне не надо ничего узнавать, Леон, я и так все знаю, кроме несущественных мелочей. И если бы я хотел, то мы бы сидели не здесь, а в моем служебном кабинете.
— Вот как? Есть на то основания или опять к гильзам бы прибегли?
— Без них бы обошлись.
— И о чем бы мы говорили?
— Я бы начал с самого начала, Леон. С твоей поездки на Дальний Восток, где ты познакомился с Лапиным, помнишь?
Это произошло за полгода до того, как у Лапина сгорел оружейный склад. Никто из бывших сослуживцев оружейника по фотографиям Егияна не опознал. Тут Егиян работал аккуратно. Зато нашлись девочки, гостившие в номере киношника. Проститутки хихикали, рассказывая о Леоне: ”Фантазер…”
Потом загорелся склад, уволился Лапин, отбыл в столицу. Потом под Ростовом был остановлен рефрижератор с автоматами… Судя по всему, об этой партии оружия Егиян не знал. Мало того, что оружейник попытался надуть компаньона, научившего его уму-разуму, так он еще и засветился! За это Лапин должен был ответить. Егиян его хорошенько прижал и выведал, что Леонид Леонидович серьезно вмешался в его монополию поставщика стволов на воюющий Кавказ: готовит к отправке туда еще одну партию, теперь уже не только ”своего”, дальневосточного, но и раздобытого на стороне оружия. Лапин понял, что за это придется отвечать, что все вырученные деньги надо отдать Егияну, но как их было жалко! И тогда возникла идея с кофейным кейсом. Я, мол, тебе, Леон, готов был вернуть все, но не виноват, что доллары похитили. Вполне возможно, что Лапину удалось бы переиграть киношника, но, желая полностью обезопасить себя, он решил подстраховаться и завести знакомство с милицией. Он заявил: лучше во всем признаться и сесть, чем держать ответ перед Егияном. Наверняка в квартире его стояли ”жучки”, и Егияну стало известно о последнем разговоре оружейника с журналистом. Было непонятно только, чем этот разговор закончился, ведь они оба спустились вниз.
Лапина решено было срочно убрать — если не сегодня, то завтра он заложит всех. Его в срочном порядке вызвал по телефону к себе Егиян, Ашотик сел в машину сопровождающим и…
К Панкину пока решили присмотреться. Чем черт не шутит, Панкин ведь может найти деньги и может действительно привлечь к этому делу толковых ментов. Кейс нужен был Егияну. Кроме долларов, там лежала записка: у кого и сколько оружия хранится. Эти люди наверняка были знакомы Егияну, и Лапин обошелся лишь обозначением начальных букв и цифрами…
Потом ”мавр”, то бишь журналист, сделал свое дело: нашел профессионала и подключил его к работе. Но, на свою беду, профессионал этот оказался Егоровым, человеком, который уже знал и Лапина, и Егияна, и кое-что про оружие, объединившее эти две личности. Егиян хотел поймать на живца, но сам попался. Он не предполагал, что Егоров может самостоятельно выйти на журналиста. И вот тогда он решил обрубить конец, связывающий его с Лапиным. Дверь в квартиру Панкина заминировали…
Когда Егоров в первый раз позвонил Егияну, тот сделал соответствующий вывод: значит, Лапин сболтнул-таки журналисту его фамилию, рассказал, кому ”шел” кофейный кейс. Можно было сразу после звонка бежать, затаиться, но Егиян рассудил здраво: раз Егоров всего-навсего позвонил, то он или не обладает всей информацией и всеми фактами, достаточными для ареста Леона, или просто не ставит своей задачей этот самый арест. А если так, то почему бы и не откликнуться на звонок?..
Егоров прервал свой монолог, потому что в дверь постучали, она открылась, и на пороге возник ”Шварценеггер” с серебряным подносом в руках. Ни слова не было произнесено, лишь короткий обмен взглядами. Парень, поставив поднос на стол, тут же исчез.
— Бутерброды, чай с лимоном… Как видишь, здесь даже стены выслушивают наши желания. Давай подкрепимся, я слышал, что длинные речи очень утомляют организм. Ты ведь не все сказал?
Егоров неопределенно пожал плечами:
— Почти все.
— Тогда перескажи все это Панкину, — Егиян жестом пригласил Егорова за стол и продолжил. — Он может занимательную байку сочинить. Все на эмоциях, без доказательств.
— Это идея. Панкин со мной гонораром поделится. Ему действительно больше фактов и не надо давать. Я не скажу ему, что в Киеве на квартире одной очень симпатичной девочки я нашел киноленту…
Ложечка в руках Егияна застыла, он перестал размешивать чай. ”Много фильмов у этой девочки, что среди них привлекло внимание мента?”
— Не художественную, доказательную, так сказать. О том, как тройка молодцев в московском дворике машину расстреливала. При желании можно определить, с какой точки велись съемки. Это — раз. Два — о записке, той, в кейсе, тоже умолчу. Зачем знать Панкину, как я ее прочел, что в ней написано и была ли она вообще в кейсе? — тут Егоров решил блефовать. — Вдруг журналисту захочется после этого встретиться с теми, кого имел в виду Лапин, а они расскажут о своем знакомстве с человеком, которому и раньше оказывали кое-какие услуги, а?
— И с кем же может встретиться журналист? — поднял Егиян на Егорова свой отяжелевший взгляд. — Кто может дать ему какую-то информацию обо мне?
— Ему — никто. Я же сказал, что все Панкину знать не обязательно… Хороший чай. Можно еще чашку?
Егиян промолчал. Егоров вытащил из кармана записку в четыре строчки, положил перед собой.
— Я принес ее. Не знаешь, зачем я это делаю, а, Леон?
Егиян даже не сделал попытки взглянуть на листок. Он внимательно изучал свою уже пустую чашку, словно таким образом хотел на ней прочесть ответ на заданный вопрос. Наконец прочел.
— Есть две причины тому. Первая — ты не знаешь, о чем она, эта записка, подбрасываешь ее мне, а потом твои пинкертоны начнут следить за каждым моим шагом и… Но я сразу тебя должен предупредить, Егоров: это напрасная затея.
— И напрасно твое предупреждение. Я прочел записку.
Егиян испытующе взглянул на него.
— Прочти… прочти четвертую строчку.
— МАГ 45–10 ЛУ. ”Магнум”, сорок пятого калибра, десять штук, находятся у Светланы Луговой. Ну, у этой о тебе почти никакой информации. Хотя Житков во многое ее посвятил. Маузеры, кстати, на этой квартире изъяты.
”Все-таки существует слепая удача, — удовлетворенно отметил про себя Егоров. — Четвертая строчка. А если бы он спросил о второй или третьей? Хорошо бы побыстрее сменить разговор, благо, повод для этого есть”.
— Первая причина отпадает. Какая вторая?
— Вторая… — повторил зачем-то Егиян и недовольно крикнул, неизвестно к кому обращаясь. — Где чай?
Егоров невольно проследил за его взглядом. Егиян обращался к стенке, на которой не висело ничего: ни ковра, ни картины. Но тотчас в номере опять появился знакомый амбал, — бутерброды, чай на подносе, — безмолвно прошествовал к столу, поставил этот поднос, забрал старый, быстро удалился.
— Вы задержали моих людей…
— По делу, Леон, — тотчас перебил его Егоров. — Манукян попался на торговле оружием, продавал пистолет, другие тоже взяты на горячем.
— Пистолет? Я ведь его предупреждал… Что ж, палец о палец не пошевелю, хотя мог бы… Вот это и есть вторая причина, Владимир Владимирович. Вторая причина того, почему ты здесь. Ты умен, ты очень умен. Если тебя интересуют деньги, то только большие деньги. Если тебя интересует какая-то информация, то вряд ли ты ограничишься расспросами о том, кто звонил журналисту и рассказывал ему о незаконном задержании моей персоны и о Комаре. Тебе надо большее, да?
Егоров молча пил чай.
— Ты знаешь, Егоров, что если… К моим услугам будут лучшие адвокаты. Они будут говорить, что не грешно делать бизнес на том, на чем его вполне открыто делает страна. Если можно продавать оружие в Азию или Африку, то почему нельзя — Иванову или Сидорову? Мой бизнес кормит и политиков, и военных, и милицию. На меня работает не один Салов, которого, как я понимаю, ты уже вычислил, так? Ты масштабно мыслишь, Егоров, и это хорошо. Те люди, которых вы задержали, — даже не пешки, они вряд ли подвинулись бы со своей горизонтали. Мне чай носит — он любого нашего чемпиона за пояс заткнет, он уроки, знаешь, у кого брал? Ко мне на поклон приходят те, кого ты по телевизору чуть ли не ежедневно видишь. Я неуязвимей любого депутата. Ты все знаешь и ты пришел ко мне служить. Так?
— Зачем вы убили Балахнина? — спросил Егоров.
— ”Вы”? Я никого никогда не убивал. Мои руки чисты! — он показал ладони Егорову, но, встретившись с его взглядом, дернул плечами. — Произошла ошибка. Даже две. Не того стукнули, кого надо было, — в назидание другим, — и, кажется, засветился я. Сколько ты хочешь получить за эту пленку? И вообще — сколько ты хочешь?
— Я думаю, у нас еще будет время поговорить об этом, — сказал Егоров. Встал и направился к выходу. Остановился у двери. — Записка на столе. Надеюсь, ты в ней разберешься сам… Да, Салов много знает о тебе? Он уже арестован.
Егиян стоял у стола и держал записку, оставленную майором.
— Салов? Он не страшен. Корбак… Но Корбак очень и очень не захочет видеть меня, дающим показания. Какого черта он связался с Лапиным, а не сразу со мной, а? Он уже под ”колпаком”?
— Нет, я никому о нем не говорил…
8
Панкин и Егоров стояли в пивбаре, том самом, где впервые встретились и пили пиво. Они взяли трехлитровую банку с собой и собрались с ней ехать к Егорову домой, но и тут решили пропустить по кружке.
— Ну и?.. — спросил журналист, возобновляя прерванный на время стояния в очереди разговор.
— Из всех Корбаков нужного легко вычислили. Пятьдесят стволов автоматов — их ведь не на балконе хранят, так? Дача нужна. А у этого — дворец на берегу Пахры, двести квадратных метров, плюс два гаража, плюс мастерская под землей, плюс подвалы офигенные. Сорок лет мужику, из ”новых русских”, так сказать. Коммерсант. Две овчарки, два ночных охранника — отставники, между прочим, подполковники, боевая подготовка — на высоте. Но мы все же умудрились совершить туда экскурсию. Что значит ”как”? Детали — это неинтересно. Лучше спроси, что мы там нашли. Кроме автоматов, кучу любопытных вещей. Филиал Алмазного фонда из Грановитой палаты. Плюс ко всему обнаружили, что подвалы заминированы, и в любое время все добро будет погребено под землей. А во дворе этой дачечки, знаешь, что увидели? Рефрижератор Тараса Яремы, якобы для перевозки мебели из Москвы в Ростов-на-Дону. Соображаешь? Стволы готовились к путешествию по линии Лапина-Житкова. Так и уехали бы, если бы Егиян о них не узнал и не назвал бы мне фамилию этого самого Корбака.
Пиво было допито, Егоров и Панкин вышли из бара и не спеша пошли в сторону метро. Егоров продолжал говорить, Панкин задавал редкие вопросы.
Загружать рефрижератор начали к вечеру в четверг. С Яремой были три грузчика, они укладывали в машину старые кресла, кровати, куда и были зашиты автоматы. Загрузка уже заканчивалась, когда к даче подъехали люди Егияна: на трех легковушках, двадцать человек. Егияна самого поначалу не было, всем заправлял его ”чаеносец”, хотел хохла на горло взять, но ничего не получилось. Покричали они во дворе, покричали — и зашли в дом, с Корбаком стали выяснять отношения.
— И о чем конкретно они говорили? Ты знаешь?
— А как же, у меня запись есть, все до последнего словца…
Каждая из сторон считала оружие своей собственностью. Ярема и ”чаеносец” в любую секунду готовы были выхватить пистолеты, Корбак метался между ними, умоляя не поднимать шум, но спор разрешить не мог. Да, дело он имел с Лапиным, деньги выплатил ему, но если кто предъявит какие-то доказательства, что стволы принадлежат Егияну…
”Черта с два, — кричал Ярема. — Меня уже ждет покупатель, я уже получил с него задаток, а не привезу товар — полный расчет получу пулей”.
”И Егиян со мной так же рассчитается, если я не выполню его задание”, — бушевал ”Шварценеггер”.
”Сука, Лапин, подставил…” — стонал хозяин дачи.
”Чаеносец” связался с шефом и начал объяснять ему ситуацию. Потом он хотел передать трубку Яреме, но тот даже не захотел ее взять. ”Хочет толковать — пусть сюда едет.”
Егиян приехал. ”Неустойку я тебе заплачу и гарантирую, что никто тебя пальцем не тронет. Я знаю твоих покупателей, поговорю с ними”.
”А чего говорить? Если знаешь — давай я от твоего имени и отвезу им товар. Каждый свое получит”.
Логика в словах Яремы была железная, но Леона сдерживало то, что водитель просто-напросто мог его обмануть, увезти автоматы по другому адресу. ”Кому звонить в Ростов? Давай сейчас же с ним договоримся…” Следовали фамилии, телефоны. Если бы в Ростове кто взял трубку, дело, вполне возможно, закончилось бы миром. Но трубку никто не брал.
Пальцы враждовавших лежали уже на спусковых крючках, когда ”в гости” к дачникам нагрянули ребята в полумасках и бронежилетах…
— И что теперь? — спросил Панкин.
— А что теперь? — не понял вопрос Егоров.
— Егиян — он ведь опять может отвертеться, если чувствует ”крышу” над собой. У него действительно есть везде свои люди, а?
— Теперь против него серьезные факты. Уголовщина… А вообще, Панкин, ты не прав в принципе. У тебя так: если гаишник — то взяточник, если адвокат — то сволочь.
— Егоров, я понимаю, что и среди журналистов продажные шкуры есть. Но я в принципе говорю. Может же быть такое, что вот ты старался-старался, а Егиян опять останется на свободе, а?
Объявили их остановку, они пошли к выходу.
— Я сделал главное, Женя. Я сделал свое дело, понимаешь? Я изъял из обращения сволочей почти сотню стволов. Остался еще некто КО с двадцатью пятью маузерами, но это уже дело техники, это — день-два. Корбак нам его выдаст. Кстати, знаешь, что он сделал, когда наши в дом вломились? Рванулся к рубильнику, чтоб взорвать все и всех. Хорошо, наши вовремя над минами его поколдовали… Так вот, то поначалу взорваться хотел, а теперь все говорит, дрожит за шкуру свою. В общем, найду я маузеры. А если Егияна, как ты предрекаешь, выпустят, опять за ним охотиться начну… а ты опять будешь разоблачать гаишников, так?
— Так, — сказал Панкин. — А что, это не надо делать?
— Наверно, надо. Я согласен, Панкин, у тебя тоже куча забот. Сопляков этих видишь? Которые книжками торгуют? Страшно за них. Маузеры найдем, взяточников и предателей уволим, посадим. А с этими, с сопляками, что делать, а? Они сегодня все потеряли, завтра клиентами моими будут, понимаешь? Вот что страшно.
Старый его знакомый, некрасивый тонкогубый пацан, стоял, опираясь на тополь, растущий у выхода из метро. Другой рукой он безуспешно старался расстегнуть брюки.
— Свинтус, ты бы хоть подальше от людей отошел, что ли.
Пацан несоображающим взглядом посмотрел на Егорова:
— Отцепись, убью.
— Я тебя убью, сосунок. Вали отсюда, да побыстрей, пока я тебя в кутузку не отвел.
Пацан зашарил рукой по груди.
— Тошно, сосунок, да? Жрать надо меньше. И больше соображать.
— Убью, — сказал пацан, и тотчас в его руке блеснул металл.
— Мать… — Егоров сделал шаг вперед, но огонь уже вырвался из ствола пистолета и вошел в грудь Егорова.