верным известиям, крысы чуть ли не полностью опустошили одну деревню и все прилегающие к ней угодья.
— Газеты ничего подобного не сообщали!
Он посмотрел на меня иронически и не удостоил ответом. А я представил себе, как во все концы земли растекаются несметные полчища крыс, а толпы людей, спасаясь от них, устремляются куда глаза глядят. О боже, неужели это возможно?!
А впрочем, что же тут невозможного? Разве и прежде Аллах не насылал на людей потоп и стаи хищных птиц? И разве люди когда-нибудь согласятся пожертвовать всем личным во имя общей борьбы? И победят ли?
Третье наше собрание г-н А. М. начал с поздравлений:
— Прекрасно, господа! Наша активность дает свои плоды. Потери весьма незначительны, а в дальнейшем, бог даст, их и вовсе не будет. Мы приобрели богатейший опыт в борьбе с крысами, и не исключено, что именно к нам будут обращаться за помощью жители других мест. Господин губернатор выражал большое удовлетворение по этому поводу.
Один из нас было пожаловался:
— Все это так, но наши нервы…
Г-н А. М. прервал его:
— При чем здесь наши нервы? Лучше не омрачайте наши успехи необдуманными словами!
— Когда начнется нашествие крыс?
— Точно этого никто не знает. Да это и неважно, главное, что мы готовы к борьбе.
И после минутного молчания продолжал:
— Получены новые, особо важные инструкции, они касаются обработки окон, дверей и вообще всех щелей и отверстий, которые имеются в домах. Закройте все двери и окна. Особенно тщательно проверьте, плотно ли прилегает дверь к порогу, и, если обнаружите щель, в которую может проникнуть хотя бы божья коровка, заделайте ее плотным деревянным щитом. Во время утренней уборки, если вы открываете окно в комнате, один человек должен подметать, а другой стоять рядом с палкой в руках и следить, не появится ли крыса. Потом окно плотно закрывается, и в следующей комнате уборка производится таким же порядком. По окончании уборки квартира должна представлять собой герметически закупоренное помещение — невзирая на жаркую погоду.
Мы молча переглянулись, и чей-то голос проговорил:
— Так долго не выдержишь.
Хозяин квартиры, чеканя слова, отпарировал:
— Вам надлежит неукоснительно выполнять инструкции.
— Даже в тюремной камере и то существуют…
Г-н А. М. не дал договорить:
— Мы находимся в состоянии войны, в чрезвычайных условиях. Нам угрожает не только разорение, но и эпидемии, об этом нужно постоянно помнить!
Мы покорно продолжали выполнять все распоряжения и приказы. Ожидание засасывало нас, как болото, становилось невыносимым. Нервы были взвинчены до предела, и это оборачивалось каждодневными конфликтами и скандалами между мужьями и женами, родителями и детьми. Мы следили за новостями, и норвежская крыса, огромный зверь с длиннющими усами и злобным взглядом стеклянных глаз, парила над нами как символ зла, занимая наше воображение, все наши помыслы и разговоры.
На последнем собрании г-н А. М. сказал:
— Друзья мои, создана группа из опытных специалистов, которая будет инспектировать здания, квартиры и все прочие места, которым угрожает опасность. Это не потребует никаких дополнительных расходов.
Новость всех нас обрадовала и вселила надежду на то, что хотя бы часть забот будет с нас снята. Через несколько дней бавваб уведомил жильцов, что приходивший инспектор осмотрел вход в здание, все лестницы, крышу, гараж, похвалил нас за стаи кошек, бродившие по всем этажам, и призвал не терять бдительности и немедленно уведомлять о появлении любой крысы, будь она норвежской или египетской. Примерно неделю спустя после собрания в дверь моей квартиры позвонили, и бавваб предупредил, что пришедший инспектор просит разрешения произвести осмотр. Хотя время было не очень подходящее — жена только что закончила возиться с обедом и мы собирались сесть за стол, — я немедленно вышел на площадку встретить гостя. Передо мной стоял мужчина средних лет, довольно полный, с густыми усами. Его квадратное лицо, с коротким приплюснутым носом и словно остекленевшими глазами, смахивало на кошачье. Я поздоровался, еле сдержав улыбку, и подумал про себя, что лучшего инспектора трудно было бы сыскать. Он вошел следом за мной в квартиру и стал осматривать крысоловки, яды, окна, двери, удовлетворенно кивая головой. Но, увидев в кухне маленькое окошко, забранное металлической сеткой с очень мелкими ячейками, решительно настоял, чтобы окно было закрыто.
Жена было запротестовала, но инспектор пояснил, что норвежская крыса легко разгрызает проволоку. А убедившись в том, что указание его выполнено, стал поводить носом, с явным удовольствием вдыхая запахи съестного. Я пригласил его к столу.
— Только невежа отказывается от чести, — вымолвил он.
Мы быстренько накрыли для него на стол, сказав, что сами уже отобедали. Он уселся, словно был не в гостях, а у себя дома, и начал с удивительным проворством и безо всякого стеснения поглощать все, что стояло на столе. Из деликатности мы оставили его одного. Через некоторое время я счел своим долгом заглянуть в столовую и узнать, не нуждается ли гость в чем-нибудь. Я сменил ему тарелку и тут заметил, что во внешности инспектора произошла разительная перемена. В изумлении я не мог отвести от него взгляда. Мне показалось, что облик его напоминает вовсе не кота, а крысу, причем именно норвежскую крысу.
Я вернулся к жене. Голова у меня шла кругом. Я ничего не сказал ей о своих наблюдениях, но попросил ее пойти к гостю и быть с ним полюбезней. Жена отсутствовала какую-нибудь минуту, потом вернулась бледная и растерянная, испуганно бормоча:
— Ты видел его лицо?
Я утвердительно кивнул головой, а она прошептала:
— Не правда ли, этому невозможно поверить?
Мы стояли в оцепенении, забыв про время, как вдруг из столовой донесся его довольный голос:
— Благодарю!
Мы бросились к нему, но он был уже у двери. Мы успели увидеть только спину, а в тот момент, когда он на мгновение обернулся, — мелькнувшую на его морде норвежскую улыбку.
Мы остались стоять за захлопнувшейся дверью, ошеломленно глядя друг на друга.
СУЛЕЙМАН ФАЙАД
Иуда
Пер. В. Кирпиченко
Уже совсем стемнело. Она свернула направо, в боковую улицу. Во тьме вырастали силуэты собак. Со всех сторон доносился лай. Ей стало страшно. Мелькнула мысль: может, сесть на корточки, чтобы собаки не набросились? Она всегда так делала в детстве. Но одумалась: она ведь давно выросла, собаки не тронут ее, только облают, — и продолжала путь. Собаки умолкли. Она улыбнулась про себя, вспомнив, что в стае всегда есть маленькая собачонка, которая ведет себя задиристей больших псов.
Все двери закрыты. Луна еще не взошла. Набавийи радостно было сознавать, что все спят, а она идет одна в эту тихую, теплую летнюю ночь. Она напряженно всматривается в темноту. Вот он сидит на пороге дома, прислонившись к дверному косяку, широко расставив ноги. В руке у него недокуренная сигарета. Набавийя нарочно громко затопала по плотно сбитой земле. Он повернул голову, поднялся ей навстречу:
— Набавийя…
Он взял ее за руку, и от этого прикосновения по телу пробежала дрожь. Подняв к нему лицо, она ощутила его горячее дыхание. Сердце учащенно забилось, голос вдруг охрип:
— Рашад!..
— Пойдем.
Он тянул ее за руку, увлекая в дом. Набавийя слабо сопротивлялась, шептала:
— Нет, нет… Зачем?
— Иди, не бойся. Нам нужно поговорить.
Она переступила порог и недоверчиво протянула:
— У тебя нет света…
Рашад хотел закрыть дверь. Она громко зашептала:
— Нет, нет, не закрывай! Еще рано.
Едва сдерживая смех, он возразил:
— Тебе хочется, чтобы какой-нибудь прохожий увидел нас вместе?
Она смотрела на него, не чувствуя в себе сил возражать. Покорно вымолвила:
— Хорошо, только отпусти руку. Он отпустил и снова сказал:
— Ну иди же сюда, поговорим в комнате.
Она последовала за ним в темноту. Рашад остановился.
— Погоди, я зажгу фонарик. В испуге она воскликнула:
— Что ты! Увидят через окно!
— Как хочешь, Набавийя.
В полумраке она видела, как он расстилает циновку, кладет сверху тюфяк, на него подушку.
— Иди ко мне. Садись рядом.
Набавийя стояла неподвижно. Рашад обнял ее.
— Отпусти, Рашад. Что ты делаешь? Сдавленным голосом он шептал ей:
— Не бойся, Набавийя, не бойся. Я люблю тебя, очень люблю.
Его нетерпеливая, страстная настойчивость дала ей силу сопротивляться. Она мягко отстранилась, спросила холодным тоном:
— Так вот для чего ты позвал меня? Тогда я уйду.
Он умоляюще произнес:
— Набавийя, я не видел тебя несколько месяцев.
Ее тронули эти слова. Захотелось броситься ему на шею. Но она сказала с деланной холодностью:
— С тобой бесполезно разговаривать.
Он протестующе зашептал:
— Почему же бесполезно?
Снова попытался привлечь ее к себе, она оттолкнула его.
— Я ухожу.
Но он почувствовал в ее голосе колебание и крепко обнял ее.
Набавийя сказала:
— Пусти, я подниму крик.
И, не выдержав, рассмеялась:
— Мой сын один дома.
— Твой сын спит сладким сном.
Он еще сильнее стиснул ее в объятиях. Она прошептала:
— Говорю тебе, я подниму крик.
— Кричи сколько угодно. Все равно не отпущу тебя.
Он покрывал поцелуями ее шею, и у нее перехватило дух. Она задыхалась, словно с головой погрузившись в воду.
…Лампа горела тусклым светом. Рашад поднялся, завесил окно простыней и снова лег рядом. Набавийя открыла затуманенные счастьем глаза. Их взгляды встретились. Рашад молчал. Она положила свою ногу на ногу Рашада. Рашад подумал: «Вот проклятая, крепко она меня зацепила». Но вслух этого не сказал, только вздохнул. В голове мелькнула давнишняя мысль…
— Набавийя, а что, если мы поженимся?
Сердце у нее громко забилось, но она сказала:
— Поженимся? А как же Амин?