— В двух шагах от «Фарамона». Смотрел, как разгружают грузовик. Там вкалывал один мой приятель или вроде того, потому как он особо никому приятелем не приходился. Звали его Вивьен. Он разгружал овощи, а я ждал другой машины, чтобы тоже напроситься на разгрузку.
— Что произошло затем?
— В «Фарамоне» открылась дверь, и из ресторана вышел вот этот господин. Постоял, поглядел, как парни пыхтят. Я вижу такое дело, подхожу и прошу у него на глоточек красного. А он не франк мне дает, а монету в целых пять франков, так что мне на полную бутылку хватило.
— Встречались вы с ним на рынке раньше?
— Нет, никогда.
— А часто вы там бываете?
— Вот уже пятнадцать лет ни одной ночи не пропускаю.
— Мэтр Луазо, я готов предоставить вам возможность задать свидетелю несколько вопросов.
— В какой день происходило то, о чем вы сейчас рассказали?
— Да разве я дни считаю! Одно верно: в ту самую ночь прикончили Вивьена.
— Вы в этом уверены?
— Уверен.
— Вы не были пьяны?
— В три ночи, конечно, был пьян, но в девять вечера еще нет.
— И вы не сомневаетесь, что узнаёте его?
— Он меня тоже признал, по лицу видать.
Мегрэ обратился к Маосье:
— Это правда?
— Никогда не видел этого подонка.
— Что? Подонка?.. Подонка?..
Торранс вытолкал Того за дверь и ввел толстуху с отечными ногами и пальцами-сосисками. Она слегка покачивалась, хотя вроде бы не успела как следует набраться.
Усевшись, она огляделась и правой рукой ткнула в сторону Маосье.
— Это он, — просипела она; видимо, это был обычный тембр ее голоса.
— Кого вы имеете в виду?
— Мужчину, который в десять вечера вышел из ресторана, куда ходят шикарные типы полакомиться требухой.
— Вам известно название этого ресторана?
— «Фарамон».
— Вы уверены, что видели этого самого мужчину?
— А как же! Я еще приметила, как Тото с ним говорил. Он мне потом похвастал, что тот тип дал ему монету в пять франков. Тото и мне поднес стаканчик.
— Узнаете ее, Маосье?
— Еще чего! Никогда не видел эту бабу, и она меня никогда не видела на рынке.
Мегрэ повернулся к толстухе Нана.
— А потом вы его видели еще раз?
— Той же ночью, около трех. Я сидела на пороге дома, что на углу улицы Гранд-Трюандери и тупика Вье-Фур. Слышу шаги, и тут мимо меня проходит длинный, тощий тип. Узнать его было плевое дело, тем более что на углу торчит газовый фонарь.
— Вы знаете, куда он шел?
— В дом, который уже лет десять просится на снос, и со дня на день его-таки снесут.
Узнаете эту женщину, Маосье?
Впервые вижу.
Ну, если все ваши свидетели — такого же разбора… вздохнул мэтр Луазо.
— Торранс, уведите ее в коридор.
— Ввести третьего свидетеля?
— Подождите минутку… Маосье, на первом допросе вы отрицали, что обедали в тот вечер у «Фарамона». Вы настаиваете на своих показаниях?
Настаиваю.
— Где вы обедали? Не дома, это вы сами мне сообщили К вам приходила теща, а вы с нею не ладите.
— В какой-то закусочной на Больших бульварах.
— Вы могли бы узнать эту закусочную?
— Вероятно, мог бы.
— Пили что-нибудь?
— Я вообще не пью, разве что рюмку вина за едой.
— Итак, к «Фарамону» вы и не заглядывали?
Мегрэ подал знак Торрансу, тот ввел мужчину лет пятидесяти, одетого с головы до пят в черное.
— Садитесь, господин Жанлис.
— На работе меня чаще зовут Робер.
— Не объясните ли вы нам, что у вас за работа?
— Я второй метрдотель у «Фарамона».
— И по долгу службы, вероятно, замечаете, какие посетители приходят, какие уходят?
— Я чаще всего сам указываю им свободные столики.
— Узнаете ли вы кого-нибудь из тех, кто сидит в этом кабинете?
— Узнаю.
И метрдотель указал на Маосье, который слегка побледнел.
— Когда вы его видели в последний раз?
— Я его и видел всего один раз, в понедельник вечером. Он пришел один, а для наших посетителей это редкость. Поел довольно быстро, а когда уходил, я сам распахнул перед ним дверь.
— Вы это подтверждаете, господин Маосье?
— Я больше десяти лет не заглядывал к «Фарамону». Этот человек утверждает, что видел именно меня, хотя было это однажды, в зале, набитом людьми.
— Откуда вы знаете, что зал был набит людьми?
— Просто предполагаю, зная репутацию этого заведения.
— Между прочим, — ввернул метрдотель, — я нечасто вижу таких высоких и тощих посетителей.
— У вас вопросов нет, мэтр Луазо?
— Нет. Поберегу силы для официального допроса в присутствии судебного следователя.
— Благодарю вас, господин Жанлис. Я вас больше не задерживаю.
— Комиссар, есть у вас другие свидетели?
— На сегодня с этим делом я покончил.
Адвокат поднялся, явно испытывая облегчение.
— Сейчас мы перейдем ко второму делу.
— Есть еще и второе? Вам мало того, что вы обвинили моего клиента в убийстве бродяги, которого он в глаза не видел?
Но Маосье побледнел, на этот раз весьма заметно. Резко обозначились круги под глазами и горькая складка у плотно сжатых губ.
— Мы слушаем вас.
— Маосье, вы помните шестнадцатое августа тысяча девятьсот сорок шестого года?
— Совсем не помню С какой стати? Наверно, я работал, как в любой другой день: в те времена я копил деньги и отдыхать не ездил.
— Вы работали в ателье Лесажа и Жело.
— Это правда.
Вид у него был недоумевающий и встревоженный.
— Вы часто разъезжали на грузовичке, на борту которого были намалеваны эти две фамилии.
— Верно, разъезжал.
— В тот день вам нужно было отвезти бидоны с краской вашим товарищам на улицу Курсель.
— Этого не помню.
— Вот передо мной заявление, сделанное вами комиссару Пьебёфу. Надеюсь, вы не станете отрицать, что несколько раз давали ему показания?
И Мегрэ показал ему папку.
— Что вы хотите этим доказать?
— Где вы жили?
— Не помню уже. Я часто менял гостиницы.
— Попытаюсь вам напомнить. Вы жили в гостинице «Жонар» на площади Аббатис. Знаете, кто жил там одновременно с вами?
— Я не водил знакомства ни с кем из постояльцев.
— С тем человеком вы недавно столкнулись на Центральном рынке, спустя двадцать лет. Я имею в виду Марселя Вивьена, у которого была любовница по имени Нина Лассав.
— Меня это не касается.
— Нет, касается. Она нередко навещала Вивьена. Я не знаю, следили ли вы за тем, куда она ходит, но привратница показала, что в течение двух месяцев перед ее смертью вы часто у нее бывали.
— Эта привратница здесь? — осведомился мэтр Луазо.
— Несколько лет назад она вернулась к себе на родину и там умерла.
— Иначе говоря, свидетелем быть она не может, и это вас устраивает. Итак, вы уже представили нам двух грязных, опустившихся пьянчуг, одного собирателя чаевых, а теперь еще и покойницу! Кто следующий?
— Всему свое время, — пробурчал Мегрэ, в очередной раз набивая трубку.
7
Адвокат глянул на часы, которые, как и часы Мегрэ, показывали десять минут седьмого. Он был еще молод и старался напускать на себя важный вид. Поднялся он с явным облегчением.
— Комиссар, вы закончили с моим клиентом?
— Еще не знаю.
— Мне придется уйти: через двадцать минут у меня встреча в моем кабинете, и я не могу пренебречь ею.
Комиссар сделал едва уловимый жест, как бы говоря: «Дело ваше».
Луазо повернулся к Маосье.
Примите добрый совет. Если вас еще будут допрашивать, не отвечайте. Это ваше законное право. Никто не может вынудить вас говорить.
Маосье не шелохнулся. Он стал сосредоточен, менее агрессивен. По всей видимости, отдал себе отчет в серьезности положения, а заодно понял, что его адвокат думает лишь о том, как выставить себя в выгодном свете.
Мэтр Луазо удалился с таким же важным видом, с каким пришел. Едва он вышел, Мегрэ пробурчал:
— Примите добрый совет. Если дело дойдет до суда, смените адвоката. Этот обозлит и судей, и присяжных.
Помолчав, комиссар добавил:
— Конечно, вы вправе не отвечать, но большинство ваш отказ расценит если не как доказательство, то как свидетельство виновности. Я не стану больше задавать вам вопросов, но вы, если захотите, можете в любое время меня прервать.
Мегрэ внимательно наблюдал за Маосье. У комиссара создалось впечатление, что уже в самом начале допроса тот был куда менее агрессивен, чем в Ла-Боль. Сейчас он походил на большого ребенка, который продолжал дуться, хотя этого ему уже совсем не хочется.
— Комиссар Пьебёф был превосходный полицейский, но вот любой ценой выяснить правду не постарался. Кстати, у Нины Лассав действительно была вишневая родинка на левой щеке?
— Это что, ловушка?
— Вовсе нет. В деле, составленном моим коллегой, достаточно доказательств, что вы были ее любовником.
— Привратница умерла.
— Но остались ее показания. Я нашел тут протокол очной ставки между ней и вами. Вы с вызовом спросили: «Как это вы узнали мою фамилию?» Вы были уверены, что она растеряется, не сможет ответить. А она вот что сказала: «Время от времени ко мне заходит поболтать подруга, и как-то днем мы сидели с нею в привратницкой. Если нужно, я могу дать ее фамилию и адрес. И вдруг под арку входит этот человек (она указала на вас). Мы прекрасно рассмотрели его сквозь стеклянную дверь. Подруга удивленно воскликнула: «Смотри-ка! Мой маляр. Он красит мне кухню и оклеивает столовую. Его зовут Луи Маосье, служит он в мастерской на бульваре Батиньоль». Подруга привратницы, Люсиль Госсе, была допрошена и подтвердила, что так все и было. Короче, благодаря ей вас так быстро нашли. В этот день, когда около четырех часов была задушена Нина Лассав, вы работали на улице Баллю в квартире вдовы Госсе. Она вышла прогуляться, а вы помчались к Нине…
Маосье, нахмурив брови, смотрел на комиссара. Казалось, что-то не укладывается у него в голове и он пытается понять.
— Могу зачитать показания привратницы. Почтальон доставил заказное письмо для жильца с четвертого этажа, и привратница понесла его наверх. Спускаясь, она встретила вас: вы поднимались к Нине. Вы по-прежнему отрицаете это?