спросил Отто.
— Подъезжаем к Айи-Теодори, — сообщил майор.
Седой капитан за все это время не произнес ни слова. Сквозь большие черные очки Марианна не могла разглядеть его глаз, как не могла бы с уверенностью сказать, спит он или бодрствует. Вид у него был скучающий, безучастный ко всему происходящему вокруг.
Когда поезд подошел к станции, Марианна опустила оконную раму и выглянула наружу. Из помещения телеграфа появились два эсэсовца и побежали вдоль поезда.
«Откуда им знать, в каком я вагоне», — успокаивала она себя.
— Где артисты едут? — спросил ее эсэсовец, пробегая мимо.
— Во-он в том вагоне! — указала она на последний вагон, вздохнув с облегчением.
Значит, не за ней. Эсэсовцам, наверно, хочется, чтобы артисты дали им представление. Марианна уже хотела отойти от окна, но тут ее внимание привлек Йоганн, однорукий, игравший на губной гармошке; он двигался от своего вагона вдоль состава, а оба эсэсовца с Чахоточным направлялись к телеграфу.
Марианна стала соображать, как бы уговорить Отто пойти в последние вагоны, вдруг удастся узнать, зачем их вызывали.
— Может, зайдем к артистам, попросим их спеть…
— Поезд здесь стоит недолго, скоро тронемся, — возразил Отто. — Ведь в последние вагоны на ходу нельзя пройти.
— Но можно побыть у них до следующей станции! — настаивала девушка.
— Идея неплохая, — поддержал ее майор.
— Ступайте, — разрешил им Отто. — Я стал тяжел на подъем, могу часами сидеть на одном месте.
— Завидую вам! — отозвался майор. От него так и разило туалетным мылом.
— И я с вами, — вдруг выйдя из летаргии, промолвил седой капитан.
— Мы берем на себя приятную миссию сопровождать барышню!
— А я, пожалуй, без вас немножко вздремну… — заметил Отто. — Дорога утомляет.
Все трое заспешили к выходу, чтобы успеть перейти к артистам до того, как тронется поезд. К последним вагонам они подошли одновременно с Йоганном.
— Вы не приютите нас у себя до следующей станции?
— Отчего же, пожалуйста.
— И сыграете нам что-нибудь? — Марианна изо всех сил изображала интерес.
— Отчего же, пожалуйста, — повторил Йоганн. Тон его стал резче.
И тут Марианна увидела в единственной руке Йоганна мешочек с апельсинами! И апельсины были недозрелые. Местные жители хорошо знали пристрастие немцев к незрелым цитрусовым как панацее от всех болезней и на каждой станции выносили к поезду мешочки с фруктами, продавая их за несколько марок или выменивая на солдатский хлеб.
Марианна растерялась. Вспомнила пароль: «Некоторые едят апельсины недозрелыми». Неужели однорукий и есть связник?
Из предпоследнего вагона доносились песни. Марианна со своими спутниками заспешила туда, но однорукий остановил их.
— Пойдем лучше в другой вагон, — предложил он, указывая на последний, бывший почтовый. — Там просторнее.
Белокурая аккордеонистка и еще одна очень юная немка не знали, куда посадить нежданных гостей. Вагон был специально переоборудован для артистов — здесь был своего рода клуб, служивший также столовой.
Треть вагона занимали большие сундуки с костюмами и реквизитом. На остальном пространстве размещался стол с двумя скамейками. В углу на привинченном к полу железном столике стояла газовая плитка.
Играл патефон, крутилась пластинка со старыми мелодиями в исполнении Зары Леандер.
— Артистическая атмосфера! — прокомментировал майор.
— Да… К тому же здесь тепло…
Пока они рассаживались, подошли еще несколько человек из труппы, узнав о визитерах.
— А не влетит нам от импресарио? — забеспокоилась блондинка.
— Что делать, раз гости пришли? — отозвался один из артистов.
— Но ведь он разрешает заходить сюда только на время еды.
— Это случай особый… — Йоганн взглянул на Марианну.
В голосе однорукого ей почудилась насмешка.
Патефон остановили, и Йоганн заиграл на губной гармошке. Играл он превосходно, хотя и держал гармошку одной рукой, от этого Марианна ощутила какую-то неловкость, наблюдая за ним. Между тем аккордеонистка поведала ей на ухо, что в свое время Йоганн был замечательным пианистом, ему пророчили большое будущее, но вот лишился руки в первые дни вторжения во Францию и докатился до этой труппы.
Время шло, а поезд все еще стоял. Артисты стали рассказывать о гастролях в тылу. В тех сундуках, объясняли они, народные костюмы всех областей Германии. Солдатам приятно вспоминать родные места.
— Только почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее! — хохотнула аккордеонистка.
— Глупости! — оборвал блондинку Йоганн и переменил тему разговора.
Неожиданно вагон качнуло — поезд тронулся.
— Где импресарио? Он отстанет! — испугалась блондинка.
Они вышли на площадку, и Марианна увидела, как Герман на ходу вскочил на подножку вагона, где остался Отто. «Что ему понадобилось в нашем вагоне?» — с недоумением подумала она.
А вдруг именно за, этим его и вызывали эсэсовцы? Чтобы сообщить о ней? Кто он — связной или враг?
— Видали? — сказал Йоганн. — В наш вагон он уже не успевал.
Это объяснение было так необходимо Марианне, чтобы успокоиться. Она вспомнила слова блондинки: «Почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее». Что это значит? И чего в конечном счете добиваются она и ее товарищи? Во все подробности ее никогда не посвящали. Неужели немцам удалось завладеть ценностями?.. А если и так, то могут ли они быть спрятаны в этих сундуках, вокруг которых вертится столько людей — любой может в них залезть. Правда, лучший тайник тот, что у всех на виду. Может, немцы именно на это рассчитывают?
Сундуков было шесть. Все одинаковые, выкрашенные в темно-серый цвет, что делало их похожими на ящики с боеприпасами. Рассматривая сундуки, Марианна вдруг почувствовала на себе взгляд Йоганна.
— Зачем вызывали Германа? Насчет представления? — полюбопытствовала аккордеонистка.
— Нет… Говорят, мы забыли несколько костюмов после спектакля, — ответил Йоганн, продолжая глядеть на Марианну.
— Но мы ничего не забывали! — запротестовала аккордеонистка. — За костюмы я отвечаю!
— В таком случае я тебе не завидую! — со смехом заметила вторая немка.
Тем временем Йоганн подошел к столу и высыпал из мешочка апельсины.
— Угощайтесь!.. В недозрелых больше витаминов. — Он произнес эту фразу ровным голосом, ни на кого не глядя.
Марианна потянулась за апельсином, но рука ее застыла в воздухе. Пароль это или нет? Он должен был сказать, что некоторые едят апельсины недозрелыми. Она взяла один и потерла кожуру, наслаждаясь ароматом. На Йоганна даже не взглянула. Вдруг ловушка? Телефонный разговор на вокзале могли подслушать. С другой стороны, фраза подходит к случаю, возможно совпадение… А если Йоганн купил апельсины специально, чтобы иметь предлог произнести пароль? Все взвесив, Марианна решила пока помолчать. Отколупнула ногтем кожуру и снова стала вдыхать аромат.
— Вы любите апельсины? — спросил Йоганн.
— Мы из них варенье варим, — ровным голосом ответила Марианна.
— Но, фройляйн, при этом теряются витамины! — Майор был возмущен таким кощунством.
Поезд шел по склону, усаженному виноградниками. В течение многих веков люди трудились, укрепляя террасы, уступами поднимающиеся к вершине горы. Сейчас виноградники выглядели заброшенными. Как видно, хозяева ушли из этих мест: кого взяли, кто скрывается, кто пробился в горы к партизанам.
Седой капитан и тут сидел с отсутствующим видом. Только раз, взглянув на часы, тихо проговорил, хотя его никто не спрашивал:
— Уже два часа…
Макс вернулся на виллу, где, сидя как на иголках, дожидался Аристидис.
— Проснулся? — Макс кивнул на дверь комнаты, где заперся старик.
— Нет.
Аристидис опять попытался поймать взгляд Макса. Тот прошел прямо в кабинет, не глядя в его сторону.
«Что за обращение! — рассердился, как всегда, с опозданием Аристидис. — Держит меня тут, как будто так и надо. За кого он меня принимает и что такое он сам? Что я, ему служу?» Все это Аристидис собирался бросить «в лицо» этому типу, но его дерзость, как обычно, выхода не нашла. Так и с начальником: Аристидис разговаривал с ним «на равных» и высказывал все «начистоту», только мысленно.
Сидя в одиночестве, Аристидис терзался сомнениями. С одной стороны, не хотелось впутываться в темные истории; с другой — он был горд тем, что сумел «зацепить» важное дело. В тисках противоречивых чувств он ощущал себя то как затравленный зайчишка, то как лев или по меньшей мере хитрющая лиса. Само собой разумеется, что испытывать одновременно такие сильные чувства было тяжело, просто-таки невыносимо для ничтожного служащего из торговой инспекции.
А Макс в кабинете звонил по телефону:
— Говорит ноль тринадцать! Как дела?
— Наши люди выехали на улицу Лезву, — сообщил лысый майор. — Потом на квартиру к барышне.
— К ней поедешь один, без сопровождения. Постарайся, чтобы тебя никто не заметил.
— Понял!
— И пошевеливайся! Чтобы узнать один адрес, два часа угробили!
— Но… видите ли… — начал было оправдываться собеседник, но Макс перебил его:
— Вижу! — И положил трубку.
Немного подумав, он набрал номер Антониса. Хотел убедиться, что человека, за которым поехали, застанут дома.
На звонки долго никто не отвечал, и Макс готов был уже бросить трубку, как с другого конца провода донеслось: «Алло!»
Максу показалось, что голос у того немного запыхавшийся. Он послушал, как Антонис несколько раз нетерпеливо прокричал «алло», и положил трубку. Через несколько минут этот Канакис предстанет перед ним со связанными руками, и тогда выяснится, каковы планы его сообщников.
Антонис в недоумении глядел на трубку. Когда зазвонил телефон, они с Фотисом выходили из квартиры. Он бросился обратно, потому и запыхался.
Фотис тоже вернулся в холл.
— Кто звонил?
— Не знаю. Положили трубку.