Макс не настаивал. Выпил еще стаканчик кофе, не глядя на Аристидиса, и снова глубоко вдохнул восхитительно чистый воздух…
Маленький «фиат» Фотиса тяжело дыша бежал по шоссе. Иногда Фотис подгонял его, стараясь выиграть время, потом снижал скорость, чтобы дать ему передохнуть.
Когда он подъехал к контрольному пункту, где незадолго до этого проезжал Макс, тот же офицер проверил у него документы. Все в порядке. Фотис преподнес ему блок сигарет. Подошел также лейтенант греческой жандармерии.
— О, господин Фотис! Давненько не видали вас на здешних дорогах.
— Что поделаешь!.. Дела ведь не спрашивают, куда тебе хочется ехать, а куда нет, — с дружеской улыбкой отозвался Фотис.
Получив свою долю сигарет, жандарм попросил Фотиса на обратном пути завезти ему килограмма два муки.
— Вам наверняка не один я даю поручение, господин Фотис. Только — сами понимаете… Не подмажешь — не поедешь!
Лейтенант еще немного задержал его своей болтовней, так что, тронувшись наконец в путь, Фотис обнаружил, что на расшаркивание у него ушло лишних пять минут. А впереди еще два контрольных пункта, да к тому же надо заехать на станцию Айи-Теодори за информацией. Фотис свернул с шоссе, станция в Айи-Теодори помещалась в небольшом двухэтажном домике, стоявшем посреди поля. Внизу — служебные помещения, наверху — квартира начальника станции, он же кассир и телеграфист, заместителем на случай болезни служила у него жена. В «штате» числился еще один старичок, исполнявший все прочие обязанности. Фотиса они знали, он не раз к ним обращался, и они всегда охотно оказывали ему необходимые услуги.
Чтобы проверить, дошло ли его распоряжение, Фотис попросил старика отбить телеграмму. Старик охотно согласился.
— Это для немецких артисток, они едут поездом на Салоники, — добавил Фотис, набрасывая текст телеграммы.
И вдруг старик переменился в лице.
— Да я, господин… — пробормотал он и дрожащими пальцами взял телеграмму.
— Отправь немедленно.
— Да я в этой штуке ни черта не смыслю! — Старик делал вид, будто впервые в жизни держит в руках телеграмму. — Скоро придет хозяин, он и отправит.
— Да ты что!.. Я же сам видел, как ты работал на телеграфе, — настаивал Фотис.
— Меня? — Старик изобразил удивление. — Ах, ну да, было дело… Позабыл все, да и рука дрожит…
— Ладно… Подождем начальника станции. — Фотису захотелось обнять старика за то, что тот отказался. — На, возьми. Это тебе, сигареты.
Старик колебался: брать или не брать?
— Не надо… Я ж ничего не сделал. — Лицо у него было огорченное.
— Ну и что? — Фотис смотрел на старика почти с нежностью. — В другой раз сделаешь. А это… Возьми за прежнюю помощь.
Фотис покинул станцию довольный. Распоряжение задерживать телеграммы дошло и сюда, стало быть, железнодорожная организация Сопротивления мобилизована полностью.
Некоторое время Фотис ехал по шоссе параллельно железнодорожному полотну. Вскоре показался мост через реку Кифисос. На нем контрольный пункт — один из самых строгих: здесь всех обыскивают. Пройдя контроль, Фотис двинулся дальше. В одном месте ему пришлось остановиться: на дороге собралось довольно много народу.
Подошел молодой жандарм и велел принять вправо.
— Что случилось?
— Несчастный случай. Труп на шоссе.
Выйдя из машины, Фотис присоединился к собравшимся. Офицер проводил предварительный опрос свидетелей.
В центре внимания был очевидец — совсем мальчишка: он взволнованно рассказывал:
— Я вон там был, в ущелье… Ходил ловить куропаток. Слышу, машина едет. Дай, думаю, погляжу, может, чего уронили. Вижу, он несет камень. Вдруг — бам! Из пистолета… Он упал сперва на колени. А потом еще и еще… Я решил — партизаны… Спрятался за дерево, подождал немного — ничего…
Фотис подошел поближе к убитому. Тело распласталось на большом камне. На обочине отчетливо виднелись следы автомобильных покрышек.
— Гляди, здесь будто кофе пролили! — заметил один из местных.
— Кто-нибудь знает убитого? — спросил Фотис.
— Он не из нашей деревни, а документов при нем нет…
— Его ограбили. Ни денег, ни бумажника.
— Когда это случилось? — поинтересовался Фотис.
— Да с полчаса назад.
— Может, он из тех, кто ходит по деревням в штатском? — предположила какая-то женщина.
Убитого оттащили на обочину. Фотис взглянул на него еще раз и поехал дальше. «Фиат» трясло как в лихорадке. «Не надо гнать, а то еще застряну в дороге», — подумал Фотис и сбавил скорость.
Аристидис заблуждался, рассчитывая, что в худшем случае в газетах напишут о «трупе неизвестного» и т. д. Ничего о нем не напишут. И о том, как он погиб, никто не узнает. Его зароют там же, на обочине шоссе, поставят наспех сколоченный безымянный крест… Жители ближней деревни немного посудачат о происшествии на дороге да и забудут.
Когда кончится война, может, кто-нибудь запросит через Красный Крест: «Кому известно что-либо о судьбе…»
Глава шестая
Случай составляет признанную часть таких построений. Мы превращаем случайность в предмет точных исчислений.
Оглядевшись, начальник поезда вошел в купе, где ехала с друзьями женщина, звонившая с вокзала. Высокий человек в шляпе, занявший место прежнего пассажира, в отличие от остальных, в особенности от юноши, который его сопровождал, был с виду спокоен.
— Как дела? — обратился к ним начальник.
— Это вы нам скажите, как дела, — возразил юноша.
— Долго еще? — полюбопытствовала женщина.
— С полчаса…
— Только бы проскочить! — вздохнула другая.
— Все будет в порядке! — заверил их начальник. — Приняты все меры, чтобы доставить вас благополучно. Не впервой… — Он ободряюще улыбнулся.
По глазам юноши было видно, что слова начальника его не успокоили. Он входил в личную охрану высокого человека в шляпе. Это был тот самый видный ученый, из-за которого устроили облаву немцы, когда Фотис с Антонисом выходили из кондитерской Коккалиса. Для его ареста был мобилизован весь личный состав спецслужб, в операции принимали участие и немцы, и их греческие пособники. Все они сбились с ног, разыскивая его, а он тем временем ехал с телохранителями в вагоне «Только для немецких оккупационных властей». Сотни людей, входивших в ЭАМ и ЭПОН, занимались его спасением.
Вначале ученый волновался: слишком уж многим было известно про его отъезд, как же тут сохранить секретность? Когда ему предложили уйти в горы и сформировать там политический комитет, он предполагал, что ему придется иметь дело с группой из двоих-троих, как обычно писали в книгах «про шпионов» из времен первой мировой войны. Однако постепенно он убеждался, что не двое, не трое, а сотни людей находятся в состоянии боевой готовности и, если потребуется, встанут на его защиту.
Он чувствовал поддержку и в самом поезде — взять хоть начальника и его людей, рассредоточенных по всему составу. К тому же офицер немецкой охраны уже трижды побывал в этом купе. Документы у всех в порядке, билеты куплены в Афинах. Никому бы и в голову не пришло, что поезд останавливался специально для того, чтобы посадить ученого и его сопровождающих.
Еще раз заверив пассажиров в том, что все идет нормально, начальник вышел. И словно бы в подтверждение его слов, невесть откуда появившийся юноша в кожаной куртке встал у окна спиной к двери. Начальник приостановился, делая вид, будто тоже любуется окрестным пейзажем, и проговорил шепотом:
— Ничего подозрительного?
— Какая-то возня в вагоне с артистами, — еле слышно ответил юноша. — Их главный все время бегает туда-сюда… Несколько часов провел в этом вагоне…
— Где Михалис?
— Здесь. — Он указал на дверь промежуточного купе.
— Гляди в оба!
— А я что делаю?
Начальник поезда теперь зашел в купе, где разместился вновь прибывший в кепке: он спал, надвинув кепку до самых глаз. Начальник принялся его расталкивать.
— Эй, господин! Проснитесь!
— Что там еще…
— Где вы сели?
— Что значит — где сел? Что же это творится, люди добрые? Меня уж три раза проверяли! Дадут мне наконец поспать?
Он встал, притворяясь недовольным, и протянул начальнику документы. Тот отошел к двери и стал с преувеличенным вниманием их рассматривать. Человек в кепке приблизился к нему почти вплотную, чтобы разобрать еле внятные слова:
— Присматривай за импресарио. Он то и дело заходит в соседнее купе…
— Ладно-ладно, не утруждайте себя. Документы у меня в порядке. Когда же эти проверки кончатся? — ворчал Михалис, усаживаясь на место.
Для порядка начальник еще раз заглянул в купе, где ехал Отто. Он уже повернулся уходить, как вдруг женский голос проговорил ему вслед:
— Какая следующая станция?
Спрашивала девушка, сопровождавшая Отто. Выглянув по привычке в окно, чтобы сориентироваться, начальник ответил:
— Лариса, барышня!
— И когда мы там будем?
— Через полчаса. Около шести.
Марианна пристально посмотрела на него. Уж не он ли связной? Но начальник ушел, не ответив на ее взгляд. Он успокоился, убедившись, что импресарио в купе нет. Трое офицеров играли в покер с «болваном». Отто везло, он был весел, смеялся и рассказывал анекдоты.
Отодвинувшись от играющих, Марианна закуталась в плащ Отто, висевший на крючке, и закрыла глаза. Хотелось спокойно подумать. Проверка Германа показала, что это не «свой». Провести тот же эксперимент с Йоганном не удалось, он в их вагон больше не заходил.
Как поведет себя Герман после неудачной попытки подловить Марианну? Не повторит ли тот же трюк с Йоганном, который проявил такой интерес к паролю с апельсинами? А если Йоганн действительно связан с Сопротивлением? Ведь сказал же Антонис по телефону: «Не удивляйся, что человек этот…»
Она стала ругать себя за то, что оставила Йоганна без внимания и даже не сделала попытки войти с ним в контакт. От волнения она даже задохнулась и резким движением сбросила с головы плащ.