Адвокат, видимо, колебался между желанием поскорее избавиться от непрошеного посетителя и любопытством. Победило последнее.
— Значит, до конца вы не уверены? — спросил он.
— Не уверен. Потому и обращаюсь к вам за помощью.
— Не вижу, чем бы я…
Бекас перебил его:
— Скажите, госпожа Дендрину была здорова?
Адвокат снова вооружился хладнокровием.
— Ну, на здоровье она не жаловалась?
— Вы имеете в виду психические расстройства?
— Да нет, не обязательно. Я спрашиваю вообще.
Адвокат не торопился с ответом.
Наметанный глаз старого полицейского сразу уловил колебания человека, который и правду не хочет сказать, и солгать не решается — как бы потом отвечать не пришлось.
— Не знаю, — наконец выдавил он. — У меня нет оснований думать, что она страдала от какой-нибудь серьезной болезни.
«Значит, что-то есть! — подумал Бекас. — Если бы у Дженни Дендрину со здоровьем было в порядке, этот тип живо бы меня отшил, а не стал бы тянуть резину».
— Ее ведь лечил господин Даперголас? — продолжал Бекас.
— Да. Что он вам сказал?
«Ага, — сообразил Бекас, — эти голубчики переговорили между собой».
— А вы разве не знаете? — простодушно спросил Бекас.
Адвокат прикусил язык, поняв свою оплошность.
— Стало быть, насчет ее здоровья вы не в курсе? — не унимался Бекас.
— Я уже сказал. И потом, какое отношение имеет ее здоровье…
— Самое прямое, — прервал его Бекас. — Ну ладно, не буду вас больше утруждать.
Он не сомневался, что Димитриадис знает. Скорее всего, Макрис прав: она сама убила себя. Только это надо доказать. Тут необходимо свидетельство ее врача, а он не хочет отвечать — по крайней мере ему, Бекасу.
Рядом из такси вышла красивая девушка. Бекас поспешно сел в освободившуюся машину и сказал шоферу:
— Улица Арсакиу.
Прокурор Каридис был его старый приятель. Бекас, как всегда, застал его заваленным работой — достаточно было взглянуть на груду бумаг на столе. И тем не менее прокурор очень ему обрадовался.
— Говорят, ты вышел на пенсию.
— Вот уж три месяца.
— Ну и как тебе живется вдали от преступлений?
— Не в такой уж дали, — сказал Бекас. — Судьбе было угодно опять приблизить меня к одному из них.
— Да? И к какому же?
— К убийству Дженни Дендрину.
— Что ты говоришь! Этим делом как раз занимаюсь я.
— Знаю, — сказал Бекас. — Потому и пришел.
— И с чем же ты пришел?
— Видишь ли, у меня есть основания считать, что Дендринос невиновен, что это самоубийство.
Приветливая улыбка прокурора сразу померкла. Человеку всегда неприятно, когда кто-нибудь ставит под сомнение результаты его трудов.
— Но ведь вина Дендриноса доказана.
— И я так думал, — сказал Бекас. — Но факты…
Стараясь не задеть самолюбия прокурора, Бекас рассказал ему обо всем: о знакомстве с Дженни Дендрину, о разговоре с Мариной и с Дендриносом, о Макрисе и — главное — о показаниях горничной. Прокурор задумался.
— Все это весьма любопытно. А ты уверен, что не попался в ловушку? Ведь Дендринос и горничная могли заранее договориться.
— Думаю, что нет. Если бы Дендринос рассчитывал на показания горничной, он бы как-то упомянул об этом на следствии. Да и горничная, судя по всему, даже не подозревает, какое значение я придаю ее словам. А вот Дженни Дендрину позаботилась, чтобы все предстало нам не так, как было на самом деле.
— Значит, собираясь покончить с собой, она задумала свалить вину на мужа?
— Я почти уверен. Она его ненавидела, ревновала к этой молодой актрисе и не могла допустить, чтобы они были счастливы после ее смерти.
— Я считал тебя серьезным человеком. А ты ведешь себя, как… — прокурор запнулся, подыскивая не слишком обидное слово.
— Частный детектив? — подсказал Бекас.
— Ну, что-то в этом роде. — Прокурор добродушно улыбнулся.
Одно время Бекас и сам корил себя за авантюризм. Но, чем больше он анализировал факты, тем яснее ему становилось, что он на верном пути.
— Я недооценил эту женщину. Она чудовищно эгоцентрична, — сказал он.
— Но эгоцентрики, как правило, не убивают себя.
— Убивают, если узнают, что обречены на мучительную смерть.
— Ладно. Изложи-ка мне поподробнее свою версию. Хочешь кофе?
— Нет, спасибо.
Прокурор, если и не поверил доводам Бекаса, то, во всяком случае, заинтересовался ими.
— Мне пришло это в голову, когда я услышал об одной ее странности. Дженни Дендрину ненавидела здоровых людей. Это бывает, если человек неизлечимо болен.
Прокурор слушал молча.
— Сначала я не придал этому значения. Но потом вспомнил, что ситуация складывалась так, как будто Дженни отлично знала время убийства. Тогда я сопоставил эти две детали и пришел к выводу, что в те дни ей, должно быть, стало известно о своей болезни и неминуемой смерти. Она очень любила себя. Такие люди не допускают и мысли о возможных страданиях. И она решает покончить с собой. Но ведь тогда муж унаследует ее состояние и будет счастлив с любовницей. И Дженни задумала таким образом наказать их обоих.
— Прекрасный сюжет для романа, — заметил прокурор. — Тебе, старому полицейскому волку, не пристало так увлекаться романтическими гипотезами.
— Но гипотезу можно проверить, — сказал Бекас.
— Как?
— У Дженни был лечащий врач, которому она верила. Знаешь, из тех, что обслуживают высший свет. Наверняка своему успеху обязан лишь связями и личным обаянием. Некий Даперголас. Тайна у него в руках.
— Так почему же ты его не спросишь?
— Он не пожелал со мной говорить об этом.
Прокурор улыбнулся. Ему все-таки не хотелось признавать, что он посадил в тюрьму невинного человека.
— Вот видишь!
— Я уверен, что он солгал.
— И что ты от меня хочешь?
— Чтобы ты его спросил.
— Но, если он солгал тебе, с какой стати он мне будет говорить правду?
— Одно дело — полицейский на пенсии, а другое — прокурор, облеченный всеми полномочиями. Я уверен: Даперголас побоится скрыть правду от правосудия.
— Возможно, ты и прав. — Прокурор явно колебался.
Бекас посмотрел на него почти умоляюще.
— Я уверен, что прав.
13БЕКАС ИДЕТ ВА-БАНК
Он вышел из Дворца правосудия, так и не получив определенного ответа. За обедом он был не в духе, и жена, не удержавшись, полюбопытствовала:
— Плохие новости?
— Ничего хорошего, — только и буркнул Бекас.
Она по обыкновению допытываться не стала. Обед прошел в молчании. Затем последовал обычный ритуал чтения газет. Подавая кофе, жена заметила, что он то и дело поглядывает на часы.
— Спешишь?
— Да. К пяти мне надо быть у одного человека.
Даперголас принимал с пяти до семи.
— К пяти? Но сейчас только три.
В распоряжении Бекаса было целых два часа. Но он не мог усидеть на месте. Вышел из дома в четыре и долго бродил, борясь с нетерпением. Без четверти пять он был уже у дверей приемной. Сестра, открывшая ему дверь, не выказала особой радости при его появлении. «Видно, Даперголас ее предупредил», — подумал Бекас.
Как ни странно, в приемной он оказался один.
Вскоре врач открыл дверь, и лицо его скривилось.
— Опять вы? — ледяным тоном произнес он.
— Да.
На сей раз старый полицейский не стал изображать ягненочка. На прокурора надежда была слабая, и Бекас решил действовать сам. Эту партию он должен выиграть.
Сестра за спиной Даперголаса сверлила Бекаса колючим взглядом. Она была больше похожа на звезду Голливуда, снимающуюся в роли медсестры.
— Что вы от меня хотите? — с той же враждебностью спросил врач.
— Надо поговорить.
Теперь перед Даперголасом стоял уже не проситель-пенсионер, а полицейский при исполнении.
— Слушаю.
— Наедине, — Бекас слегка кивнул в сторону медсестры.
Сейчас или никогда! От волнения у Бекаса неприятно засосало под ложечкой.
Врач колебался. Решительный тон полицейского явно на него подействовал.
— У меня нет секретов от сестры, — выдавил он.
«Еще бы, ведь она наверняка не только сестра», — подумал Бекас и произнес с металлом в голосе:
— Мне нужно поговорить с глазу на глаз.
Бекас играл ва-банк. С Даперголасом он теперь обходился так, как в былые времена с преступниками, у которых надо было вырвать признание. А что, если врач не сробеет да и выставит его за дверь?.. В те секунды, что понадобились Даперголасу, чтобы принять решение, Бекас изо всех сил старался не выдать своего состояния.
— Прошу тебя, Мэри, оставь нас, — обратился к медсестре Даперголас.
Бекас понял, что начало положено. Теперь будет легче. Даперголас пропустил его в кабинет, а красотка медсестра вышла в приемную.
С первой победой вернулась и уверенность в себе. Многолетний опыт научил его почти сразу определять, какой из его противников «сломается», а какой нет. Даперголас «сломался», хотя и прикрывается надменностью.
— Итак…
— Прежде всего должен сообщить, что перед тем, как прийти к вам, я был у прокурора. — И, не дав собеседнику времени опомниться, добавил: — По роду своей деятельности вы не обязаны знать уголовное право и, возможно, не в курсе, что сокрытие правды от правосудия карается законом. А если по причине такого сокрытия следствие идет по неверному пути, вина, естественно, усугубляется.
У врача начала слегка подергиваться левая бровь.
— Не понимаю вас, — сказал он.
«Очень хорошо понимаешь, — подумал Бекас. — Иначе сразу бы вышвырнул меня из своего кабинета».
— Поясню. Как вам известно, Ангелос Дендринос обвиняется в убийстве жены.
— И что же?
— Но он невиновен. Его жена покончила с собой. И вы это знаете.
— Вы ошибаетесь.
— Хорошо, скажем иначе: вы знаете, что у нее для этого были причины.
Он опять предупредил ответ Даперголаса:
— Каждый частный врач обычно имеет своего рентгенолога. С кем работаете вы?
— Зачем это вам?