Лелло жил в уютной квартирке-мансарде с видом на виа Бертоле. Одна беда — последние годы два этажа до мансарды давались Массимо все тяжелее.
Когда-то он взбегал по этим ступенькам и останавливался лишь на площадке, чтобы перевести дух. Но то было прежде, три года назад. Сейчас сам Лелло, человек рассудительный и независимый, нашел бы подобную прыть смешной. Поднимаясь в разболтанной, обшарпанной кабине лифта, Массимо пытался убедить себя, что Лелло и впрямь человек независимый и рассудительный. Во всяком случае, достаточно рассудительный, чтобы спокойно принять новость, которую он ему сообщит сегодня вечером или завтра. Массимо с силой постучал в дверь. Лелло ни за что не хотел покупать обычный электрический звонок, он непременно хотел отыскать звонок-ключ. Наконец он нашел на базаре «Балун» бронзовый молоток и повесил его на дверь.
— А, это ты, — сказал Лелло. — Входи же.
Они никогда не целовались ни при встрече, ни при расставании. С первого же раза Лелло отказался обмениваться поцелуями — все-таки они не муж с женой. А раз так, зачем же рабски подчиняться семейным обычаям. Личная независимость, свобода заключаются и в том, что они оба вправе избегать банальных привычек и телячьих нежностей. Нет, он может не волноваться, такой человек, как Лелло, спокойно воспримет любой поворот в наших отношениях. Между тем Лелло провел Массимо через прихожую, которую пышно именовал «мой кабинет», подчеркивая этим, насколько он отличается от серого рабочего кабинетика в муниципалитете, где он просиживал целые дни, в гостиную, где стоял низенький квадратный столик светло-серого цвета. Его Лелло купил два года назад на выставке американской мебели и посему называл не «чайный столик», а «коффитейбл». Обычно на нем валялись кипы журналов, газет, писем, пачки сигарет. Но сейчас на столике были разложены географические карты и туристские путеводители. Значит, разговор пойдет о летнем отпуске.
Рано или поздно нам пришлось бы об этом заговорить, подумал Массимо. И все-таки ему захотелось вдруг исчезнуть, раствориться или, на худой конец, отложить объяснение на завтра.
— Сегодня мы с тобой держим военный совет, — сказал Лелло, перехватив его взгляд.
Какая глупая метафора, с невольным раздражением отметил Массимо.
— Кстати, вот твой заграничный паспорт, — сказал он, вынимая из кармана паспорт и осторожно кладя его на стол.
— Ты просто чудо! — воскликнул Лелло и показал на карты в знак того, что и он не терял времени даром. Сел на черный диван и, когда Массимо опустился рядом и закурил, с важным видом произнес: — Итак, я полагаю, в этом году мы будем штурмовать Грецию, не так ли?
Массимо это предвидел, и настроение у него испортилось окончательно. Раньше Лелло ограничивался Италией, так как зарабатывал он скудно, однако считал своим долгом участвовать в расходах и поэтому заграничное путешествие не мог себе позволить. Но со временем ему повысили оклад, и число летних отпускных километров соответственно возросло. В прошлом году они добрались до Сплита в Югославии.
— А-а, Грецию.
— Да, — подтвердил Лелло. — Вот смотри. — Он развернул огромную карту Греции. — При одном взгляде на нее и на цепочку островов вспоминаешь о море, и сразу становится теплее. Она не напоминает тебе медузу?
Массимо Греция казалась скорее похожей на рваный лоскут, но он промолчал.
— Море там удивительной красоты — фиолетовое. Представляешь себе? А острова! Фольято и Ботта обещали мне составить список всего, что мы непременно должны посмотреть, и рассказать о самых удобных гостиницах и самых колоритных ресторанах.
Карты, проспекты, путеводители у них были, но Лелло хотел непременно получить сведения из первых рук.
— Да, но в этом году в Грецию собралась целая армия моих друзей, — солгал Массимо.
У него не было «целой армии» друзей, а из тех, что были, никто не собирался проводить летний отдых в Греции. Но он знал, что Лелло его друзей побаивается и недолюбливает, считая их богатыми бездельниками («Эти твои миллиардеры!»).
— Неужели? — с искренней досадой воскликнул Лелло. Он, похоже, на миг растерялся. Но сразу воспрянул духом. — Не обязательно же мы должны с ними встретиться. Греция велика. Можно поехать на север страны, в горы, либо на Цикладские острова. Или, на худой конец, в Тессалию. Вот смотри.
— Говорят, там пейзаж унылый, монотонный… — начал было Массимо.
— Конечно, Греция — пока совсем дикая страна. Но как раз поэтому… — Он покосился на Массимо и потушил сигарету. — Впрочем, нас никто не гонит именно в Грецию. Мы прекрасно можем остановиться и на Югославии.
— Но в Югославии мы уже были, — негромко вставил Массимо.
— Только на побережье, а не во внутренних районах. А там такие монастыри!…
Опять голые горы, стада коз да деревенские ресторанчики, с тоской подумал Массимо.
— Но раз тебя не привлекают ни Греция, ни Югославия, есть и другой вариант. — Он сделал многозначительную паузу. — Сицилия! А от Сицилии за несколько часов мы доберемся на корабле до…
До Марокко, до Турции? — домыслил Массимо, вконец расстроившись.
— Прости, я не расслышал, где мы можем высадиться, в Турции?
— В какой еще Турции — на Липарских островах! — торжествующе вскинув руку, воскликнул Лелло.
— А я как-то о них не подумал! — отозвался Массимо. Острова! Сколько их всего на Средиземном море?
Тысячи, десятки тысяч. Один красивее другого, девственно-чистые, без кинотеатров, без кока-колы, а иные даже без кемпингов.
Массимо слегка поморщился.
— Представляешь себе, будем жить в рыбацком домике, отрезанные от всего мира, без водопровода, без электричества! — не унимался Лелло. — Пароход пристает к берегу лишь раз в неделю. Утром рыбак приносит тебе вместо кофе омаров.
— Неужели там не найдется чашки кофе? Знаешь, рано утром есть омаров…
— Чудак. Это я так, для примера. Главное, ты словно сливаешься с первозданной природой. Никаких тебе гостиниц, официантов, лавочников.
Всего десять дней такой первобытной жизни, и ты станешь человеком в лучшем смысле этого слова. И на серебристых скалах, с таким видом, словно он сбрасывает с себя доспехи средневекового рыцаря, Лелло избавится от коротеньких акрилиновых штанов, как он это уже проделывал на других скалах и в чванливом Сент-Тропезе, в лагере нудистов, с тоской подумал Массимо.
— Не слишком ли примитивная жизнь? — осторожно вставил Массимо.
— И потом, почти совсем рядом Стромболи с его вулканом, — невозмутимо продолжал Лелло. — Ночью подплываешь к острову на лодке и видишь, как из кратера стекает огнедышащая лава. Помнишь тот фильм?
— Еще бы не помнить эту ерунду!
Лелло скривился, но промолчал: боялся сказать какую-нибудь банальность о киноискусстве.
— Все ясно, тебя не интересует и Стромболи, — резко бросил он.
— Отчего же, должно быть, это очень красиво! Но хотелось бы пожить в месте более спокойном и, скажем так, более домашнем…
Он задержал дыхание. Момент для объяснения самый подходящий. Сразу же твердым голосом сказать, как он сам хотел бы провести отпуск. Либо уступить Лелло, безропотно ему покориться. Но он ничего не ответил, только мрачно расхохотался.
— Что с тобой происходит? — вскинулся Лелло.
— Ничего, а что такое?
Сколько миллиардов и даже триллионов людей вот так же, небрежным тоном, отвечали: «Ничего, а что такое?» — примерно в тех же обстоятельствах и с той же отчаянной и бесполезной решимостью пехотинца, который руками закрывается от пламени огнемета.
— Прости, но тебе не угодишь! Греция не подходит, Югославия и Сицилия — тоже, Липарские острова — диковаты, Стромболи ты уже видел в кино… Тебе что, захотелось меня позлить?
— С чего ты взял, Лелло! Просто на этот раз не мешало бы внести какое-то разнообразие в летний отдых.
— Не понимаю, разнообразие в каком смысле? — (Во всех, хотелось ему ответить, только бы не чувствовать больше хруста песка меж пальцев ног, вкуса чеснока во рту, запаха жидкости от клопов в ноздрях. Имеет же человек право…) — А-а, понял! — воскликнул Лелло, выплыв в ластах из глубин сомнений, еще более уверенный в себе, полный надежд. Он крепко обнял Массимо. — О, милый, что же тебя тревожит?
В какое он снова попал дурацкое положение! Чем больше медлишь, тем труднее дается потом объяснение: попробуй ему теперь возразить, объяснить, что он заблуждается. Это как в автобусе: билет надо пробить сразу и тут же начинать пробираться к выходу. Иначе автобус уже подъезжает к твоей остановке, а ты все еще пробиваешься сквозь строй мокрых плащей.
— Так что с тобой? — глядя на него медово-ласковыми глазами, настаивал Лелло.
Увы, автобус уже снова тронулся в путь, а дверь, далекая, недостижимая, с тоскливым скрипом захлопнулась. И тут Лелло осенило.
— Ты хочешь уехать или уплыть совсем далеко? — Он снова воодушевился. — В Африку, да? Ну отвечай же, в Африку? Поплывем на грузовом судне, проведем отпуск в Дакаре?
— Нет, в Монферрато, — недрогнувшим голосом сказал Массимо.
Лелло засмеялся, приняв это за шутку.
— Где?
— На моей маленькой вилле в Монферрато.
— На какой еще вилле?
— На моей.
— Но ты же там сто лет не был!
— Вот именно. Она начала разваливаться. В этом году я собираюсь ее полностью отремонтировать.
— А потом?
— А потом отдохнуть на ней с месяц.
— Ты это серьезно?
— Вполне.
Лелло снова закурил и мрачно улыбнулся.
— Прости, но я тебя не понимаю…
— Тут нечего понимать, Лелло. Просто мне захотелось хоть раз посидеть спокойно на одном месте и отдохнуть по-настоящему. — Карта Греции упала с коффитейбла на пол. В полумраке Массимо различал на ней Албанию и часть Югославии. — Все дело в том…
— В чем, мне ясно, — перебил его Лелло. Он встал, подошел к окну и, не оборачиваясь, добавил: — Ты надеялся, что я откажусь провести свои двадцать четыре дня таким дурацким… — голос у него прерывался, — таким дурацким образом. Не так ли?
За две, максимум три секунды надо было ответить, что он заблуждается. Дальнейшее молчание означало бы лишь одно: Лелло не ошибся в своих догадках. Но он продолжал молча разглядывать карту, которая все больше таяла в полутьме. Еще можно было различить голубизну Адриатического моря с жирной надписью посредине, но берег и острова уже окутались туманной дымкой.