Сантамария взял газетный лист и завернул в него проект Гарроне — этот проект ему еще понадобится.
— Где у вас телефон?
На лице Реджиса отразилось отчаянье, оттого что он не может предоставить в распоряжение господина комиссара сразу десять телефонов.
— В коридоре, идемте, я вам покажу, — заискивающим голосом сказал он.
Сантамария позвонил Де Пальме и сказал ему, что в основном их предположения подтвердились.
— А как ты поступишь с этим Реджисом?
— Никак… Он, в сущности, не ведал, что творил. Узнали что-нибудь насчет машины?
— Да, все совпадает: синий «фиат-124».
Кроме того, в комиссариате на виа Борго Дора, где никто, правда, не заметил подозрительной машины, один из агентов вспомнил, что каждую субботу утром агенты ближнего отделения транспортной полиции обходили все машины, оставленные возле «Балуна» в тех местах, где стоянка запрещена, и наклеивали извещение о штрафе. Не мешало бы с ними потолковать. Идея оказалась плодотворной. И синий «фиат-124» не избежал штрафа, копия квитанции — у Де Пальмы в кармане.
— Отлично, — сказал Сантамария, — значит, увидимся в условленном месте.
— Договорились.
Реджис, который на время разговора почтительно удалился в гостиную, услышав, что Сантамария повесил трубку, проскользнул в коридор.
— Господин комиссар, — сказал он, судорожно размахивая руками, — я хочу, чтобы вы знали… для меня этот день… эта встреча… хотел бы вам выразить… но не нахожу слов…
Вся прелесть людской неблагодарности заключается в том, что они этих слов даже и не ищут, подумал Сантамария, спускаясь в лифте.
По реке, хотя уже было час дня, еще плыло много лодок, в которых почему-то совсем неритмично гребли солдаты, получившие увольнительную, и юнцы в рубашках, небрежно бросившие свои пиджаки на сиденье.
Сантамария опустил оконное стекло. Без двух минут час. Не самое благоприятное время для визита, как выражаются люди из «высшего круга».
— Сверни направо, — сказал он шоферу, который притормозил у развилки дорог. Они проехали мимо трех старинных оград, поросших каприфолью. — Сюда, — сказал шоферу Сантамария. — Въезжайте!
Машина углубилась в темную, зеленую аллею. Ветки деревьев задевали за крышу и дверцу машины, и Сантамария невольно наклонил голову. И тут он заметил, что шофер поступил так же.
— Медленнее, — сказал Сантамария.
Одолев четыре поворота, совершенно неразличимых вдали из-за зелени, машина выехала наконец к широкой, квадратной, посыпанной гравием площадке перед виллой. Сантамария вышел из машины, и в глаза ему ударили слепящие лучи солнца, а ветер донес острый аромат цветов. Рука, в которой он держал бумажный рулон с проектом Гарроне, завернутым в мокрую газету, сильно вспотела. Он взглянул наверх: на всех трех этажах виллы, которая стояла к площадке торцом, окна были закрыты, к террасе вела каменная лестница, украшенная статуями, по всей вероятности восемнадцатого века. Он наверняка найдет Анну Карлу и Кампи на террасе, где они укрылись от солнца. Он зашагал по хрустящему гравию, а затем, щурясь от солнца, стал медленно взбираться по пологой лестнице мимо поросших мхом серых Венер и безруких Минерв. Когда он поднял глаза, то увидел Кампи, который стоял на последней ступеньке с веточкой в руке.
— О, это вы, Сантамария! — воскликнул Кампи. — Добрый день.
— Я немного не вовремя, — сказал Сантамария.
— Ну что вы! — Кампи жестом дал понять, что кое-кому вполне простительно являться и в обеденный час. — Анна Карла внизу, — добавил он. — Давайте спустимся, а то здесь можно умереть от жары.
Сантамария огляделся и увидел, что Анна Карла сидит к нему спиной на полянке под гигантским кедром, серебристые листья которого почти касались земли. Рядом стояли плетеные бамбуковые кресла, в траве валялись газеты и журналы.
— Анна Карла, посмотри, кто к нам пожаловал! — крикнул Кампи, когда они уже почти подошли к полянке.
Анна Карла обернулась, готовая одарить гостя дежурной улыбкой, но, узнав Сантамарию, сразу поднялась и торопливо пошла ему навстречу. Лицо ее выражало искреннюю, нескрываемую радость. Сантамарии показалось, что он никогда в жизни своей не видел столь красивой женщины и никогда еще он не испытывал такой нежности.
Может, это после Реджиса и его отвратительной физиономии, подумал Сантамария, ища спасения в иронии, факты, нужно держаться фактов.
— Что вы нам скажете, комиссар?
Она так же, как и Кампи, понимала: Сантамария не приехал бы, не будь серьезной причины. Но Кампи и тут старался навязать светские правила игры. А вот Анна Карла вела себя естественно и просто.
— Преступление раскрыто, — тусклым голосом объяснил Кампи. — Как видишь, комиссар нашел трубу.
Анна Карла решила, что Массимо шутит, но комиссар даже не улыбнулся.
— Серьезно? — взволнованно спросила она.
— Да, но это не труба, а свернутый лист ватмана, проект, — сказал Сантамария.
— Ах так! — воскликнул Кампи, разломив ветку надвое. — Значит, побудительной причиной было… Дайте мне подумать…
Сантамария дал ему подумать.
— Присядьте хоть на минуту, — вполголоса попросила Анна Карла.
— Нет-нет, я лучше постою, — ответил Сантамария.
— Вижу служебные кабинеты, — по слогам, словно ясновидец, проговорил Кампи, — много служебных кабинетов… Коррупцию или шантаж… Строительную аферу. Много миллионов.
— Браво, — сказал Сантамария.
— Лелло обо всем этом узнал, и потому его убили!
— Да, вы угадали.
— О, но все-таки! — воскликнула Анна Карла.
— Что с тобой? — холодно спросил Кампи.
— Но все-таки, кто же убил Гарроне и Лелло? Вы это знаете, комиссар?
— Да, — помолчав, ответил Сантамария. — И знаю, что их убили не вы. Я специально приехал, чтобы вам об этом сказать.
Кампи едва заметно поклонился Сантамарии.
— Не сочтите меня самонадеянным, но я это знал и прежде.
— Да, но я-то не знал, синьор Кампи. Поставьте себя на мое место.
Кампи расщепил веточку на тоненькие кусочки, а потом бросил их далеко в траву.
— Во всяком случае, я не держу на вас зла. И надеюсь, Анна Карла тоже.
— За то, что комиссар подозревал нас?! Да у него на это были все основания!
— Нет, глупая, за то, что он в действительности вовсе нас не подозревал и не принимал всерьез. Теперь вы можете в этом признаться, не правда ли, комиссар?!
— Верно, — солгал Сантамария. — Но я должен был притворяться, будто…
— Да, — задумчиво сказал Кампи, — мы порой всю жизнь притворяемся, будто…
Анна Карла взяла Сантамарию за руку и стала мягко подталкивать к шезлонгу.
— Вы отсюда не уйдете, пока все нам не расскажете, комиссар. Массимо, предупреди Розу, что комиссар останется с нами пообедать.
Не пытаясь высвободиться, Сантамария все-таки не сдвинулся с места.
— Благодарю вас, но я спешу. Я приехал, только чтобы сообщить вам новости о деле.
— Но какие? Пока вы нам ничего не рассказали!
— И не расскажет до самого ареста либо до задержания преступника. Разве не так, комиссар? — сказал Кампи.
— Так.
— Да, но мы с Массимо сохраним все в тайне, жизнью вам клянусь! — Она настойчиво дергала Сантамарию за рукав. — Кто убийца? Бонетто?
Сантамария отрицательно покачал головой. Ее любопытство вполне понятно, но оно казалось ему сейчас праздным. Он живо представил себе, как она рассказывает приятельницам: «В то воскресенье, когда Сантамария приехал на виллу и рассказал про…»
— Покажите хоть его! — Она протянула руку к свернутому в трубку проекту, но в последний момент раздумала и снова стала теребить рукав комиссара. — Мраморщик? Дзаваттаро?
— Понимаете, мне правда надо ехать, — сказал Сантамария. — Но как только эта история закончится, мы снова увидимся, и я, даю вам слово, все расскажу.
— Сегодня вечером?
— Нет, попозже.
— Тогда завтра. Встретимся завтра вечером у меня, — сказала Анна Карла.
Я перед ними в долгу, подумал Сантамария. Оба они, как умели, помогали ему. И еще вчера они были двумя «подозреваемыми в убийстве». Он должен, обязан им все рассказать, но ему не хотелось этого делать. После вопросов и ответов, воспоминаний во всех подробностях о «битве» они расстанутся, и каждый пойдет своим путем. Их больше ничего не объединяло и не могло объединять.
— Но если вы точно не знаете, я могу позвонить вам на службу, — сказала Анна Карла, пристально глядя на него. — Часа в три, хорошо?
— Хорошо, спасибо, — с холодком в голосе ответил он. Она отняла руку.
— Не знаю, право, как я дождусь завтрашнего дня. Я просто умираю от любопытства.
— Да, это очень жестоко, — сказал Кампи. — Но таковы методы полиции. Ничто не способно разжалобить этих железных людей, даже женское любопытство. — Потом не утерпел и сбросил маску светской выдержки. — Но кто все-таки это был, комиссар? Неужели так и нельзя нам сказать?
Сантамария вскинул свернутый в трубку проект.
— Это была пословица, — сказал он. — «Катива лавандера».
Анна Карла и Кампи были коренными туринцами. Они переглянулись, изумленно посмотрели на Сантамарию.
— Не может быть! — воскликнули оба.
— Может! — ответил Сантамария, попрощался и направился к машине.
— Синьора объясняла мне одну весьма любопытную вещь, — сказал Де Пальма Сантамарии, когда тот уселся в кресло. — Ты знаешь пьемонтский диалект?
— Увы, слабо, — ответил Сантамария.
Де Пальма сцепил пальцы и откинулся на спинку кресла. В гостиной царила полутьма и пахло свежим сеном, плесенью и каким-то странным настоем трав.
— Я спросил у синьоры, — продолжал Де Пальма, — откуда взялось название ее чудесного владения. Может быть, тут прежде был фруктовый сад? Представляешь, оказывается, фрукты здесь совершенно ни при чем! Не правда ли, синьора?
Синьора Табуссо медленно и осторожно перевела взгляд с Де Пальмы на Сантамарию. Но только на миг, затем снова перевела взгляд на свернутый в трубку лист ватмана, который Сантамария небрежно держал в руке.