— Увидимся! — И он еще раз пожал мне руку.
Фон Шелленберг, слушавший с неприкрытой скукой короткую речь Джо, сел на диван и развернул утреннюю газету. Я старался затеряться в туристской массе и не привлекать к себе внимания, хотя это было и нелегко. Немец никогда не открывал рта без особой на то необходимости, и со времени завтрака мы не сказали друг другу ни слова.
Закурив, я погрузился в изучение списка участников четвертого маршрута. Фон Шелленберга посадили в третий автобус. Он купил два места, очевидно имея в виду меня. В нашем автобусе ехали также Жак, Анн-Мари и Ивонн Поссары — французское семейство, которое было уже мне знакомо. Преподобный Лео Папино также был мне известен. Предстояло только познакомиться с неким Вэнсом Фридменом.
Вестибюль наполнялся багажом и туристами, у конторки портье отъезжавшие платили по счетам. Носильщики сбились с ног.
Автобусы были поданы ровно в десять. Раскрашенные в черно-белую полосу, они напоминали стадо зебр. На дверцах были обозначены название маршрута и порядковый номер. Водители эффектно выстроили их у входа в отель и открыли багажные отделения.
Гид Джо подал сигнал, и его четыре помощника принялись усаживать туристов в автобусы. Одновременно шла погрузка багажа. Фон Шелленберг невозмутимо продолжал читать газету. Я ждал, когда он поднимется с дивана.
В вестибюле оставались лишь немногие, и я подозвал носильщика, чтобы он взял наши чемоданы.
— Пора, — сказал я немцу.
Тот огляделся и направился со своим портфелем к выходу. Я следовал за ним, как и положено телохранителю, справа, за спиной. Случись что, я мог левой рукой столкнуть его с линии огня, а правой выхватить пистолет.
Утро было теплым и солнечным, огромный голубой купол неба был чист, если не считать редких облачков, чьи завитки только оттеняли небесную синеву. В такой день ничего нет лучше, как отправиться за город.
Автобусы быстро заполнялись. Носильщик поставил наши вещи в багажное отделение третьего автобуса, и я дал ему на чай.
Ни на кого не глядя, фон Шелленберг забрался на заднее сиденье и развернул газету. А я ждал, пока водитель захлопнет крышку багажника.
— Доброе утро честной компании, — раздался вдруг громкий голос, и в автобус поднялся толстый американец в шортах цвета хаки, пестрой рубашке с короткими рукавами и с улыбкой от уха до уха. Французское семейство демонстративно проигнорировало его появление.
Но американца это ничуть не обескуражило.
— Общий привет! Когда же этот балаган отчалит? У меня уже зад затек от неподвижности.
Один лишь водитель улыбнулся шутке. Тогда янки обратился ко мне:
— Фридмен, Вэнс Фридмен. Из Питтсбурга, штат Пенсильвания.
Я кивнул, и он протянул мне мясистую пятерню. Американец выглядел этаким пузанчиком-балагуром, впервые за долгие годы выбравшимся в отпуск. Волосы, поредевшие на лбу, подернулись сединой. Круглое красное лицо свидетельствовало о чрезмерных возлияниях — сетка лопнувших сосудов покрывала нос, окружья глаз и оттопыренные уши.
— А вас как? — спросил он громко.
Я ответил, и он несколько раз повторил мое имя — для пробы.
— Как оно пишется?
Я заглянул в его карие глаза — он спрашивал вполне серьезно, и я назвал свое имя по буквам. Он повторял их вслух за мной, точно занося в картотеку.
— Рад познакомиться. — Он снова протянул мне пухлую ладонь. — Прекрасная погода, верно?
— Вроде так, — согласился я.
Но что-то меня все-таки настораживало. Ах да, список туристов! Я извинился и поспешил назад, в вестибюль отеля.
— Я еду в четвертый маршрут по Цаво, — сказал я клерку из турбюро. — Покажите, пожалуйста, список моих попутчиков.
Клерк достал папку. Я ткнул пальцем в имя Вэнс Фридмен.
— Почему оно не напечатано, как другие, а вписано от руки? — спросил я.
— Бронирование производилось в последний момент, — ответил клерк и захлопнул папку.
Я вернулся в автобус. Вэнс Фридмен между тем пытался втянуть в беседу Ивонн Поссар. На ней был коричневый дорожный костюм, плотно облегавший округлые бедра и высокий бюст. Но, увидев меня, он тут же ее оставил.
— Великолепная дамочка, верно?
Я кивнул.
— Откуда вы?
— Из Найроби.
— Ваша страна — одна из самых прекрасных на свете, ничего подобного я еще не видел.
— А вы много путешествовали?
— Изрядно.
Еще бы, подумал я. Джо в это время велел туристам рассаживаться по местам. Он оказался человеком расторопным, и в считанные минуты автобусы были готовы к отправке.
В десять тридцать мы тронулись. Джо ехал в нашем автобусе, его место было рядом с водительским. Говорил он без умолку, шутил, рассказывал анекдоты, стараясь со всеми быть предельно дружелюбным, но пассажиры отмалчивались, даже американец не спешил ухватиться за столь благодатного собеседника.
К полудню наш "караван" спустился по каменистому серпантину в знаменитую долину Рифт-Вэлли. Дорога извивалась по склону, подобно тоненькой черной змейке, но на дне долины она распрямлялась, убегая к синеющим горам. Справа, в десяти километрах, вздымался серый конический кратер вулкана Лонгонот. За ним, на северо-западе, лежало, словно мираж, озеро Найваша.
Джо объявил притомившимся пассажирам, что на час дня назначен обед в гостинице на берегу озера. Однако лишь седовласая госпожа Поссар встрепенулась при этом сообщении и защебетала что-то по-французски, а дочь принялась переводить ее вопросы гиду. Тот пространно на них отвечал, остальным же туристам, казалось, все было безразлично.
— Водное пространство справа — это озеро Найваша, — несколько раз повторил Джо. — Фламинго гнездятся на другом озере — Накуру, что лежит вон за теми невысокими горами.
Туристы, за исключением француженок, бездумно уставились вдаль либо разглядывали карты и карманные путеводители. Нашего шофера, старика с выцветшими глазами, можно было принять за глухонемого. Джо предложил ему сигарету и сам закурил, оставив тщетные потуги расшевелить нас.
Я сидел сзади, рядом с фон Шелленбергом. Немец зарылся в газеты. Впереди нас сидели Фридмен и итальянский священник, который почти не говорил по-английски. Американец, отчаявшись найти собеседника, наконец умолк.
Лео Папино приехал из Венеции. Эту информацию я почерпнул из списка, который удалось раздобыть в отеле. Он явно думал о чем-то постороннем и лишь изредка щелкал затвором фотоаппарата.
Проехав еще немного, мы свернули с асфальта на проселок и покатили по засохшей глине к гостинице на берегу озера Найваша. Передние автобусы подняли такое облако пыли, что в ее кипящем водовороте наш "караван" стал невидим. По обе стороны проселка тянулась поросшая акациями долина. Там и сям пасся скот маасаев, дикие импалы щипали жесткую траву.
Мари Поссар без остановки что-то говорила мужу, а тот лишь кивал в ответ и изредка невесело хмыкал. Их дочь смотрела в окно. Лео Папино задремал. Вэнс Фридмен по карманному разговорнику зазубривал фразы на суахили, фон Шелленберг по-прежнему с удивительной прилежностью читал газеты.
Ровно в час мы были в гостинице у озера. Нас там ждали, столы уже были накрыты. Проголодавшиеся туристы набросились на "шведский стол", уплетая ростбиф, салат, фрукты, сладкое. Нас рассадили за столики по четверо. Еда была отменной, а вот компания могла быть повеселее.
Обед еще не кончился, когда я поднялся, чтобы позвонить Сэму.
— В люксе оказалось шесть различных отпечатков, — сообщил он без долгих проволочек. — В том числе твои и двух горничных. Видишь, я не поленился установить даже это.
— А остальные? — нетерпеливо спросил я.
— У нас в архиве они не значатся.
Он помолчал, давая мне время обдумать услышанное, потом продолжал:
— Можно предположить, что из трех оставшихся одни принадлежат твоему немецкому другу.
— Итак, уравнение с двумя неизвестными, — подытожил я.
— Вот именно.
Дело оказывалось не таким простым, как мне думалось вначале.
— Вероятно, прежний постоялец номера тоже наследил, — высказал дельную мысль Сэм. — Стало быть, мы имеем лишь одного неизвестного.
— Кто же он? — крикнул я в трубку.
— В этом весь вопрос.
Я поблагодарил его и сказал, что позвоню снова, когда все хорошенько обдумаю.
— Послушай, у меня есть идейка, — сказал он. — Дай мне двадцать четыре часа.
— Надеюсь, идейка стоящая, — сказал я.
— Лучше такая, чем никакой, — огрызнулся он и повесил трубку.
Когда я вернулся к столу, мои попутчики уже перешли к десерту. Ивонн Поссар оживленно болтала с Джо. Ее родители по-прежнему говорили друг с другом. Вэнс Фридмен больше не предпринимал попыток втянуть в разговор итальянца. Фон Шелленберга за столом не оказалось.
Выпив глоток кофе, я отправился на розыски тихого немца. Он сидел на скамейке, откуда открывался вид на озеро, и при моем приближении вскинул глаза.
— Кому вы звонили?
— Приятелю, — ответил я.
Он озабоченно пожевал сигару. Я рассказал ему про Сэма, но от этого его беспокойство не уменьшилось. Предоставив немца его невеселым мыслям, я уселся на соседнюю скамейку.
С озера дул прохладный ветерок. У самой кромки воды аисты охотились за лягушками. В некотором отдалении от берега ныряли в поисках съестного водоплавающие птицы.
Через полчаса Джо прислал за нами водителя. Мы заняли места в автобусе, и "караван" покатил вокруг озера на юг, в сторону Нарока. Впереди лежали бесплодные равнины Лоита.
Нынешний год выдался самым засушливым за последнее десятилетие. Тощий скот околевал вдоль дорог на глазах у беспомощных владельцев, смирившихся с ударами судьбы. Стервятники слетались на запах падали. Горы отбеленных дождями костей — вот и все, что оставалось от несчастных животных. Газели Томпсона, обессилевшие от голода, понурив головы, прятались в редкой тени колючих кустарников, ожидая неизбежного конца. Одинокие антилопы-гну походили на изваяния.
Продвигаясь дальше на юг, мы все сильнее страдали от духоты. Разговоры стихли, кое-кто уже клевал носом.