Та же страстность видна и в строках письма Арендт Карлу Ясперсу в 1965 году: «Истинная реальность вещей в лучшем или худшем случае подразумевает безраздельную любовь к истине и абсолютную благодарность за сам факт рождения». Только эта благодарность может преодолеть тоску и негодование по поводу того, что все в мире может рано или поздно исчезнуть (Ален Финкелькраут отметил это в прекрасной книге «Неблагодарность» 1999 года). Но благодарность зависит от осознания того, что ты был рожден, что ты чей-то ребенок, что ты несешь в себе обещание нового начала.
Многие из нас в ужасные дни локдауна собственными глазами видели врачей и медсестер, которые готовы были буквально пожертвовать собственной жизнью, чтобы помочь пациентам с коронавирусом. Но мы бы преуменьшили значимость их поступка, если бы рассматривали его только как героический акт воли: эти люди призывают нас быть благодарными за рождение, которое подобно восходу Солнца, его свету, внезапно вспыхивающему во тьме испытаний. Доказательство того, что жизнь существует, – это то, что она зарождается каждую секунду.
8. Шок перед лицом тайны
О чем мы на самом деле думаем, когда говорим о «реальности»? Я не имею в виду теории, которые стоят за этим или которые сознательно и бессознательно влияют на наши повседневные мысли. Вместо этого я хочу начать с очевидного и тревожного наблюдения, что невидимый и неконтролируемый вирус бесшумно и неуклонно ворвался в нашу жизнь и подорвал общественный порядок, и перед нашими глазами замаячил грозный обрыв, а под ногами разверзлась пропасть, дна которой не видно. Мы оказались на краю, сбитые с толку и напуганные, и изо всех сил попытались не упасть в эту пропасть, но при этом совершенно не поняли, как все это преодолеть и вернуться к «нормальной» жизни. Привычным миром овладел хаос, он разрушил обычаи, отношения, планы и мечты и заставил нас задаться вопросом, было правдой то, чем мы жили до этого, было это реальностью, или просто нестабильной условностью, или хрупкой иллюзией.
В глубине каждой фразы, которой мы пытались успокоить друг друга, и в назойливой болтовне, скрашивающей долгие дни карантина, пряталось чувство беспомощности перед лицом непредвиденного. И правда в том, что рано или поздно мы со всем смиримся, но нечто подобное может вернуться в любой момент и совершенно непредвиденно, эта вечная угроза теперь всегда будет маячить на горизонте. Не просто приступ тревоги или чувство психологической незащищенности, а настоящий шок перед лицом тайны.
Чтобы понять значение слова «реальность», мы сегодня вынуждены признать, что реальность по своей природе подразумевает «тайну». И это слово спустя долгое время снова возвращается в наш язык и восприятие мира, чтобы дать нам понять: реальность – это не только мы, она больше нас, непредсказуема и не поддается контролю. Сегодня это кажется неоспоримым, потому что эта инаковость внезапно и мощно коснулась нас, когда мы не были к ней готовы. Но долгое время – а это фактически все время существования нигилизма – слово «тайна» было на втором плане и становилось все более маргинальным в словаре развитых обществ.
Каждый из нас с первого проблеска сознания несет в себе некое понимание тайны, особенно когда мы сталкиваемся с главными переживаниями в жизни: со сладкой неожиданностью любви, незаслуженной радостью рождения ребенка, горькой драмой смерти близкого человека. Таинственные моменты, которые оставляют глубокие трещины на кажущейся монолитной поверхности жизни, заставляют нас внезапно ощутить ее непостижимую глубину. Это вызывает одновременно удивление, страх и тревогу. Именно это шокирующее «реальное» беспокоит и ставит под сомнение рутину «реальности», воспринимаемой как должное, если пользоваться терминами Жака Лакана. Об этом напоминают незабываемые образы некоторых великих художников современности, например, «прорези» на холстах Лучо Фонтана[34] или обугленная мешковина и «треснувшие» картины Альберто Бурри[35]. Прорези, трещины, отверстия, раны демонстрируют таинственное измерение реальности и настоящую природу тайны – те места, где видимое соотносится с невидимым, а невидимое заставляет нас полностью раскрыть видимое.
Долгое время тайна была ограничена рамками иррационального или того, что мы просто не можем объяснить. Темная и загадочная территория, на которую не могут проникнуть наши теоретические умозаключения. Современный рационализм пытался разными способами нейтрализовать то, что превосходит нашу способность измерять мир, что априори не входит в доступное нашему разуму знание. Иногда вплоть до резкого требования позитивизма объявить эту тайну не чем иным, как суеверием, которое наука по мере своего развития неизбежно разоблачит. Реакция на утверждение иллюзорности тайны привела в XX веке к реабилитации тайны как чистого неуправляемого хаоса, который всегда готов поглотить нас, или как печати нашей экзистенциальной недееспособности. Таким образом тайна либо исключалась из сферы нашего все измеряющего разума, либо ограничивалась доказательством его бессилия.
Но кризис наших дней – он же и кризис нигилизма – заставляет нас сосредоточиться на присутствии тайны в нашей жизни и знаниях. Только эта тайна сложна для восприятия и далека от назидательности и сентиментальности, она ставит нас в затруднительное положение в деле понимания целостности мира и самих себя. Становится ясно, что существует некая логика тайны, без которой наше собственное рациональное понимание мира работало бы не столь эффективно. Разве это не тот опыт, который есть у всех или хотя бы у некоторых из нас, когда мы имеем дело с разными вещами и признаем, что реальность имеет бесконечно больший смысл, чем мы можем придать ей своими попытками ее измерить? И когда это происходит, разве мы не сумеем познать мир в куда большей степени, не только глубже, но и шире?
Но эта проблема никогда не отступит на задний план и не разрешится раз и навсегда. Когда разум признаёт тайну, начинается драматическая борьба – мы заявляем, что можем решить проблему жизни, а реальность продолжает нас упорно провоцировать. И поэтому всегда найдется кто-то – снаружи и внутри нас, – кто продолжит равнять тайну со «сладкими грезами» (по выражению философа Дэниела К. Деннета, одного из последователей редукционизма), плодом наших эмоций и иллюзорных ожиданий, которым не соответствует никакая реальность.
Но остается нерешенным один беспокоящий нас вопрос: наше сознание. Наше «Я» – самая невероятная загадка для нас самих. Можно сказать, что сегодня фокус переместился с метафизики на когнитивные науки. Для многих разум – загадка, потому что мы до сих пор не знаем, какие биохимические процессы в мозгу ответственны за наши сознательные, рациональные и свободные действия. Потому что по большей части, как писал Джон Р. Сёрл[36], «сознание является частью нашей биологической природы в той же степени, как пищеварение, секреция желчи, митоз или мейоз»[37] (“Il mistero della realtà”, 2019).
С этой точки зрения обмен мнениями между Сёрлом и Деннетом в начале эпохи «биологического натурализма» представляет особый интерес для темы «тайны». Последний в своей книге 2005 года о „сладких грезах“, или «философских иллюзиях сознания», сравнил путь, который нам необходимо пройти для освобождения от предполагаемой тайны сознания с тем, который был уже на тот момент пройден (благодаря астрономической теории Коперника, пришедшей на смену модели Птолемея). Чуткому наблюдателю, которым является каждый из нас, продолжает казаться, что Земля стоит на месте, а Солнце и Луна вращаются вокруг нее, но каждый из нас знает, что на самом деле все иначе, это просто перцептивная иллюзия. Точно так же попытка объяснить возникновение сознания только биологическими процессами в нашем мозгу неизбежно приведет к возникновению иллюзии о любой концепции существования сознания иной реальности, по отношению к которой сознание так и останется «загадкой» или «чудом». Короче говоря, сознание – это феномен, который можно и нужно объяснять «в третьем лице» («Оно»), поскольку «первое лицо» («Я») – лишь обманчивая перспектива. Так,
однажды наступит день, когда философы, ученые и обычные люди будут улыбаться окаменелым следам нашего заблуждения относительно сознания [и говорить]: «Кажется, что эти механистические теории сознания что-то упускают, но, конечно, это иллюзия. На самом деле, говоря о сознании, они объясняют все, что нужно объяснить» (курсив мой. – К. Э.).
Кто скажет сегодня, что Земля находится в центре вселенной? И когда мы говорим, что завтра взойдет Солнце, мы отлично понимаем, что речь идет об иллюзии, и понимаем, почему это иллюзия так как знаем, как на самом деле движутся планеты. Кто сможет когда-нибудь сказать (а вскоре это случится, если верить Деннету), что сознание – это проблема ментальной субъективности людей, если сознание можно будет объяснить механистически и такой проблемы больше не будет? Конечно, мы продолжим говорить о себе «я», но при этом будем знать, что это литературное изобретение, удобное и необходимое для жизни, но на самом деле ложное, несуществующее. Мы вернемся к этому вопросу в главе 16, пока же поговорим о Деннете.
Сёрл отвечает на эту «элиминативистскую» позицию, он заявляет, что процедура разоблачения иллюзии путем объяснения того, чем она отличается от реальности, неприменима для сознания по той простой причине, что, даже когда мы обманываем себя, мы на самом деле уже активно задействуем наше сознание. Обмануться можно, но это не иллюзия, и даже более того, возможность обмануться – это подтверждение реальности (аргумент, уже приведенный великим Декартом[38]).