— Будем, значит, знакомы, меня Егором зовут — Егор доброжелательно протянул соседу руку.
Тот внимательно посмотрел на него, и криво усмехнулся.
— В первый раз в доме оказался?
— Ну, не первый, — пожал плечами Егор, не опуская руки — второй, если честно. В первый раз я в камере надолго не задержался, вышел через три часа после задержания.
— А меня Витосом кличут, Виталиком значит — крепыш, наконец, протянул свою руку в ответ и тут же удивленно поднял брови — Ой, ну ты и жмешь краба, прямо как тисками.
— Извини, не рассчитал — виновато улыбнулся Егор.
— Спортсмен, наверное?
— Ага.
— Ты, Егор, братуха, тут в доме руки кому попало не тяни. Здесь тебе не воля — наставительно сказал ему Витос, разминая слипшиеся от рукопожатия пальцы — мало ли, кем я мог оказаться. Запомоился бы в один момент, и потом всю жизнь бы себе изгадил.
— Как это запомоился? — спросил Егор, удивленно подняв брови.
— Эх ты, сал-лага. — покровительственно улыбнулся Витос — В любом доме есть люди — это черная блатная кость, есть мужики — это основная масса арестантов, и есть разная там перхоть — чушкари и пидоры. Есть еще, конечно, красные или козлы, но они обычно в отдельных хатах сидят. Так вот, нормальные арестанты никогда не должны общаться ни с чушкарями, ни с пидорами: нельзя с ними здороваться, ломать вместе корянку — жрать то есть, нельзя пользоваться одной с ними посудой, иначе законтачишся и станешь таким же как они.
— Да, интересно тут у вас — удивленно покачал головой Егор.
— Теперь уже у нас. — ехидно хохотнул Витос — теперь тебе, братуха, надо побыстрее входить в курс дел, чтобы косяк какой не упороть по незнанке. Потому что, как говорят мусора, незнание законов не освобождает от ответственности. Так что интересуйся жизнью в доме, я тебе что сам знаю — расскажу, а там, глядишь, и еще кто подскажет…
— Слышь, Витос, ну с пидорами все понятно, а кто такие чушкари? — через время спросил Егор, устроившись на своем месте поудобней.
Витос причмокнул губами, задумчиво попробовал языком пустое место, где еще недавно был выбитый при задержании зуб, и, хитро подмигнув Егору, ответил.
— Это те, кто упорол какой-то косяк, либо просто разная блевотина, которая вообще за собой не следит. Ты чушкаря от честняги-арестанта сразу отличишь чисто по внешнему виду. Чушкарь, он и выглядит как чушкарь и занимается всякой хренью, типа драит в хате сортиры. Правда, из чушкарей иногда можно все же выйти обратно в мужики, если община так решит, но сделать это ой как не легко.
— А когда в хате нет ни пидаров ни чушкарей, тогда кто сортиры драит?
— Ну, путевым пацанам тоже не в падлу за собой убрать, это же наш дом и мы его поддерживаем в порядке — туманно пояснил Витос.
— А ты что, уже сидел?
— Не сидел, а топтал зону, или гостил на даче у хозяина, сидят только бабы на шершавеньком — наставительно поднял палец Витос — Я только несколько месяцев как откинулся. Четыре года от звонка до звонка в Пермском крае — это тебе не сахар.
— А за что так тебя угораздило?
— Здесь такие вопросы задавать не принято, мало ли кто с какой целью интересуется, но тебе, как своему пацану, скажу — было одно дело. Про ограбление инкассаторов в Москве в восемьдесят девятом слыхал?
— Не-а.
— Ну как нет? — даже обиделся Витос — Это же громкое дело было, во всех центральных газетах еще тогда писали. Ограбили инкассаторов в центре, прямо рядом со сберкассой, там еще одного из инкассаторов наглушняк из ТТшника завалили.
— Да нет, я не слышал — виновато пожал плечами Егор — я сам не отсюда, а из Осетии, до нас эти вещи не доходят.
— Ну тогда понятно. Я в том деле водилой был, мне еще восемнадцати не было, поэтому, когда нас взяли, мне дали только четыре года, а остальных раскрутили по полной — кому десять, а кому двенадцать лет… Я поначалу год на малолетке прокантовался, а потом меня на взросляк на общий режим перевели. По сравнению с малолеткой, там был просто курорт.
— Да ладно тебе — недоверчиво хмыкнул Егор — разве к детям отношение в тюрьме не помягче, чем к взрослым?
— Да какой там хрен мягче — возмутился Витос, и, рывком поднявшись со шконки, возбужденно заходил по камере взад-вперед.
— Запомни, хуже малолетки нет ничего. Там, блин, сплошной беспредел творится, кто сильнее и наглее — тот и прав. Там петушнуть путевого пацана — просто как два пальца обоссать. Видел бы ты, что мне увидеть пришлось — поседел бы. Хуже нет озлобленной и озверелой пацанвы, которую оторвали от родного дома и закрыли на зоне. У них всех там мозги совсем набекрень, понапридумывали себе понятий, таких, о которых на взросляке и слыхом не слыхивали. Про прописку на взрослых зонах уже почти везде забыли, а вот на малолетке эту традицию до сих пор блюдут свято. Или передадут тебе родаки с дому дачку с продуктами, а ты половину продуктов сразу на хрен выкидываешь, потому как, по малолетским поняткам, жрать их западло: колбасу — потому, что она на член похожа, помидоры — потому что они красные, пшено — потому что его петухи едят, яйца опять же есть нельзя… В общем, жизнь там — не приведи господь, каждый день по краю ходишь, все как волки друг на друга смотрят и думают, как тебя укусить, чтобы за счет тебя самим подняться.
— А на взрослых зонах что, лучше?
— Лучше, конечно, хотя это тоже, смотря куда попадешь. На черных зонах живется лучше всего, там все решает вор или положенец и там порядку больше. Мужики работают на промке, блатные, конечно, вообще не работают, им западло на хозяина вкалывать, но и мужиков они не особо донимают, потому что понимают — на мужиках вся зона держится. Опять же, при хорошем смотрящем грев с воли идет регулярно — чай, сигареты, сахар и прочая лабуда. Вор держит общак, разруливает дела с администрацией, решает все спорные вопросы между арестантами, не допускает беспредела, в общем — заботится об общем благе… Мне лично пришлось весь срок кантоваться на красной зоне, там смотрящего не было и всем козлы заправляли…
— А кто такие козлы?
— Козлы, или красные — это такие же зеки, но которые работают на администрацию — активисты типа. За это им дают разные поблажки на самой зоне, а потом, после того как пройдет половина срока, могут выпустить по УДО — условно досрочному освобождению. Козлам на мужиков наплевать, чтобы выслужиться перед «кумом» и Хозяином, они будут их гнобить, лишь бы те план делали и левак на пользу Хозяину гнали. На красных зонах и администрация больше арестантов зажимает, и сами козлы чаще беспредельничают, а черную масть там на дух не переносят, настоящие блатные и отрицалы там из ШИЗО не вылазят.
Витос наконец остановился и, присев на корточки, нагнулся, с интересом заглянув под шконку.
— А ну-ка, что там у нас есть? — с этим возгласом он подсел еще пониже, и опершись правой рукой об пол, левой выгреб из под шконки черную, полностью закопченную мятую алюминиевую кружку, пустой пластиковый шприц и несколько засохших мятых окурков.
— Опа, смотри ты — обрадовался он и, брезгливо отбросив в сторону использованный шприц, начал вертеть в руках кружку — сейчас мы по-шустрому пробьем соседние хаты и попросим здешних бродяг подогнать нам чаю — чифирь с тобой на пару замутим. У тебя спички или зажигалка есть?
Витос, не вставая с корточек, вопросительно посмотрел на Егора, который без особого энтузиазма смотрел на его действия.
— Нет, я не курю.
— Хреново, мою зажигалку и сигареты мусора при шмоне забрали. Ладно, попросим братву, они нам заодно и спички подгонят.
Витос поднялся на ноги и стал стучать кружкой в стену.
— Эй соседи, отзовитесь, есть там кто?
Спустя несколько секунд ожидания из-за стены послышался приглушенный сиплый голос.
— Чего надо?
— Да я вот только с воли зарулил в эту хату, и сейчас на полных голяках. Не подсобите чаем и спичками?
— А ты кто сам будешь?
— Честный арестант.
— Не красный? — с некоторым сомнением спросил другой голос.
— Да нет, бродяги, я у хозяина всегда мужиком ходил. — Витос, хотя собеседники его видеть не могли, прижал руку к сердцу.
— А с тобой там кто? — дотошно уточнил сиплый.
— Первоход. Он нулевый, вообще пока тему не сечет.
— Ладно, у нас к вам дороги нет, потом чуток попозжа зашлем к вам пупкаря с гостинцем.
— И сигареток, если можно, парочку добавьте — обрадовался Витос.
— Ну, ты парень не промах! — раздался гогот за стеной.
— А то! — радостно осклабился Витос.
— Ладно, ждите, сделаем.
Через некоторое время в двери открылась кормушка и на шконку, на которой тихонько разговаривали Егор с Витосом, полетел бумажный сверток. Витос, мгновенно вскинувшись, поймал его на лету и сразу же развернул. В свертке лежало несколько сигарет, потрепанный коробок спичек и небольшой бумажный кулечек с гранулированным черным чаем.
— Ну, братуха, теперь живем — глаза Витоса радостно заблестели при виде открывшегося перед ним богатства.
Он подскочил к стенке, и постучав в нее кулаком громко крикнул.
— Душевно, бродяги.
— Кушай, не обляпайся — загоготали из-за стены.
Егор равнодушно пожал плечами, он пока еще был не в силах оценить, что же так обрадовало его соседа. Витос, бормоча что-то неразборчивое себе под нос, присел на шконку, и начал деловито скручивать листы бумаги в длинные трубки. Накрутив несколько таких трубок и скептично оценив полученный результат, он снял с себя рубаху, обнажив совершенно белое, не успевшее загореть тело с татуировками в виде оскаленного тигра на одном плече и грудастой русалкой закрепленной на якоре на другом. Потом он окончательно оторвал надорванный рукав своей рубахи и, разорвав его на полосы, скрутил их аналогично листам бумаги. После этого он подошел к раковине и, открыв кран, тщательно помыл кружку и набрал в нее воды. Обмотав ручку кружки куском разорванного рукава, он протянул ее Егору.
— На, будешь держать кружку, а я пока займусь огнем.
Егор молча взял кружку и присел на корточки рядом с Витосом. Тот зажег спичку и поджег от нее первую бумажную трубку, сунув ее горящим концом прямо под кружку с водой. Бумажная трубка горела ровным пламенем, и происходило это намного медленнее, чем если бы горел развернутый лист бумаги. Витос дождался, пока она догорит почти до конца, и тут же рискуя обжечь себе кончики пальцев, поджег от нее вторую трубку, продолжая непрерывно нагревать воду в кружке. Израсходовав таким образом почти весь запас бумаги и несколько тряпок, он все же сумел вскипятить воду. После этого, отсыпав щедрую порцию чая в свою ладонь, он аккуратно высыпал гранулы в кипяток, накрыв кружку сверху оставшимся небольшим кусочком бумаги, и удовлетворенно кивнул Егору.