Егор только угрюмо молчал и смотрел на стенку. Он не хотел иметь никаких дел ни с кумом, ни с Гамлетом, ни с кем бы то ни было в этом чертовом изоляторе.
Через час в этом же кабинете произошел совершенно другой разговор.
— Ну что, Дзарахов, ты, как я посмотрю, тут у меня слишком вольготно себя почувствовал. Собрал, понимаешь, вокруг себя кодлу своих друзей и родственников, пьешь водку, наркотой балуешься, других заключенных ущемляешь, вот сегодня того же Абдулова «опустил», — Руслан Александрович, раскачиваясь на стуле, так и буравил своими черными глазами сидящего перед ним Гамлета.
— Какой еще такой наркотой, кого я там опустил, гражданин начальник? — Гамлет, широко распахнув глаза и состроив физиономию невинно оболганного, развел руками. — Ничего я об этом не знаю. Да я вообще никого не трогаю, парюсь тут потихоньку за чужие грехи и жду справедливого суда.
— Ну, насчет чужих грехов ты мне тут не заливай, ты на себя со стороны посмотри — на тебе ведь пробу ставить негде. Так что сидишь ты тут за дело. А вот КАК ты здесь сидеть будешь до суда, а может быть и после, это только от меня зависит, — тут же подхватил опер. — Может, будешь так же как и сейчас, комфортно балдеть в кругу друзей и родных, а может ведь получиться и совсем по-другому. Вот разгоню я нахрен вашу «братскую» кодлу, а тебя самого закатаю для начала на пару недель в карцер, а там, глядишь, еще чего придумаю, чтобы осложнить твою распрекрасную жизнь. У меня ведь, ты, наверное, слышал, фантазия на эти вещи весьма богатая.
— За что, начальник? — протянул Гамлет, продолжая смотреть честным взглядом на кума. — Врут все, сволочи, ничего ведь подобного не было.
— Неправильный задаешь ты вопрос, Дзарахов, неправильный, — не отрывая пристальный взгляд от собеседника, покачал головой опер. — Тебе ведь не «За что?» нужно спрашивать меня, а «Зачем?»
— Ну и зачем же?
— А нужна мне от тебя одна маленькая услуга, а там глядишь, и я в ответ прикрою глаза на некоторые твои безобразия. Одолжения, как ты сам, наверное, понимаешь, всегда должны быть взаимными.
— Ну уж нет начальник, чтобы я сукой становился, никогда такого не будет, — сразу покачал головой Гамлет. — Дело твое, можешь разогнать всю нашу хату, или загнать меня в карцер, но этого ты от меня не добьешься.
— Да чего ты так разволновался? Мне ведь ничего такого от тебя и не надо, — успокаивающе поднял ладонь опер, — я же не сказал, что тебе нужно на кого-то стучать или сексотом становиться. То, что мне нужно, я и так знаю. Ты это, наверное, уже заметил?
— Да уж заметил, начальник, — заиграл желваками Гамлет.
— Ну вот. А нужно мне всего лишь прижать одного человечка. Немного так, самую малость, прижать и все, никаких тебе репрессий и разгонов, если, конечно, ты меру в своих художествах будешь знать. Я, конечно, накажу вас немного, чисто для виду, но перегибать палку не буду…
Поздно ночью, когда большинство арестантов в камере уже уснуло, Гамлет собрал малый семейный совет. Рядом на столе тихо бормотал что-то включенный телевизор, на который тупо пялилось несколько сонных арестантов. Гамлет сидел за столом и тихим шепотом передавал своим собеседникам суть сегодняшней беседы с кумом. Рядом с ним расположились только его самые близкие друзья Дато и Давид.
— В общем так, — подытожил Гамлет в конце рассказа, — кум попросил меня немного прижать Каратилу, у него к нему есть какой-то свой интерес, а взамен он пообещал нас не трогать.
— Бля, пацаны, как-то в падлу нам по мусорским закидонам щемить кого бы то ни было, хотя этот тип мне по-любому не нравится, — усомнился Давид. — Каратила он там, или дзюдоила — мне это лично по фигу. Если по-чесноку — то я бы его чисто для собственного кайфа чуток поприжал.
— Ну так давай совместим приятное с полезным, — упрямо качнул головой Гамлет, — сделаем это для собственного кайфа, и заодно кум от нашей хаты отстанет.
— Для этого подходящий повод надо найти, — буркнул Дато, — у него вон в знакомцах Антон и другие авторитетные пацаны числятся, на него просто так не наедешь.
— Ну так давай-ка вместе помаракуем, как такой повод создать. Он ведь здесь случайный пассажир, поэтому надо подловить его на каком-нибудь косяке и потом спросить с него по полной. Тогда ни у кого из авторитетов не будет повода заступиться за него.
На следующий день несколько парней из семьи южан сели играть в карты на отжимания. Игра шла бурная, с веселыми подначками и приколами, так что некоторые не задействованные в этой забаве арестанты с завистью смотрели на веселящихся парней. Поймав взгляд молодого худенького паренька, соседа Егора по нарам, банковавший Дато дружелюбно улыбнулся ему:
— Чего скучаешь? Давай, присоединяйся.
— А можно? — удивился Эдик, попавший в СИЗО за мелкую кражу. До сих пор парни из первой семьи его особым вниманием не удостаивали, и поэтому ему весьма польстило предложение Дато, тем более, что игра шла не на деньги.
— А чего ж нельзя?! — расплылся в радушной улыбке Дато, ловко сдавая карты. — Ставка у нас чисто символическая — всего десять отжиманий от пола. Даже если проиграешь, особо не напряжешься.
Эдик тут же перебрался на нары к игрокам и с удовольствием влился в общий игровой процесс. Через некоторое время внимание Егора, который лежал на своем месте и читал довольно замусоленную книжку «Анжелика маркиза ангелов», невесть как оказавшуюся в камере, привлекли бурные крики, доносившиеся с противоположной стороны.
— Не, ну что ты, бля, лепишь тут гнилые отмазы? — Громко возмущался вчерашний малолетка Арсен. — Ты давай не соскакивай с темы. Если проиграл — отвечай как путевый пацан.
— Да я не отожмусь столько сразу, — пытался оправдаться Эдик, — давай я по частям.
Остальные игроки возмущенно загалдели.
— Ни хрена!
— Ты че, бля, фуфломет что ли?
— Надо было раньше вскрываться, зачем повышал ставку!
— Как это не отожмешься? — наконец подытожил общее мнение Давид. — А зачем тогда ты сел играть? Давай отжимайся сто раз и ты свободен.
Эдик обреченно встал со своего места, вышел на пространство между нарами, принял упор лежа и принялся отжиматься.
— Давай, давай, не сачкуй, делай полные отжимания!
— Ниже, ниже!
— Руки выпрямляй полностью…
Обрадованные очередным развлечением арестанты обступили худенького парнишку, который из последних сил пытался делать четкие отжимания на дрожащих от напряжения руках.
— Шестьдесят девять, семьдесят… — громко считал Арсен.
— Все… Не могу больше, — взмолился Эдик, из последних сил выпрямив руки.
— Не-е-т, брат, шалишь!
— Давай, давай, отжимайся, тебе еще тридцатник остался.
— Никаких скачух!
Эдик, согнув руки, извиваясь как червяк, пытался подняться вверх, но измученное тело отказывалось его слушаться. Наконец он сдался и упал лицом в бетонный пол.
— Все, больше не могу, делайте что хотите, — сдавленно прохрипел он.
— Что хотим? — ехидно прошипел Арсен — А ты знаешь, что за такие косяки и за такие слова ты можешь даже своей жопой ответить?
Эдик угрюмо молчал, сидя на полу.
— Давай, фуфлыжник, отжимайся еще тридцать раз, — нетерпеливо дернул его за плечо Давид, — а то действительно мы тебя кольнем в тухлую вену кожаной иглой, и поедешь ты на курорт в хату три два, к Абдулле в гости. Он, наверное, там тебя уже заждался.
— Это беспредел, — тихо прошептал Эдик.
— Что!? Что ты там сказал? А ну повтори? — мощный татуированный Давид угрожающе навис над скорчившимся на полу пареньком.
В камере стало очень тихо, казалось, что даже воздух вокруг накалился, а время замедлило свой бег и стало тянуться подобно вязкой черной смоле.
— Это беспредел, — уже громче повторил Эдик.
Давид удивленно вскинул брови.
— Слышь ты, пацан, да я тебя щас и в самом деле огуляю.
Эдик сжался, как маленький звереныш, и ненавидяще уставился здоровенному отрицале прямо в глаза:
— А вот хрен тебе.
— Нет, ну ты, баклан, совсем попутал!
Озверевший Давид наклонился и, толкнув Эдика на пол, резким рывком попытался стащить с него спортивные брюки. Эдик громко завизжал и, изо всех сил вцепившись руками в свои штаны, стянутые до середины молочно-белых тощих бедер, стал отчаянно отбиваться от верзилы ногами. Давид, которого сопротивление жертвы только еще больше взбесило, начал наносить Эдику мощные удары правой рукой, продолжая левой стягивать с него штаны.
— Щас я доберусь до твоего очка, мудила, — злобно шипел он, успешно ломая слабеющую оборону своего противника.
Арестанты, находившиеся в камере, как зачарованные вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть то, что происходит на полу межу нарами.
— Убери от него руки!
Егор, который не в силах был безучастно наблюдать за разворачивающейся на его глазах мерзкой сценой, вскочил со своего места и резко оттолкнул Давида в сторону.
— Ах ты падла! Значит, ты с ним заодно! Пацаны, мочи его!!!
Давид, яростно выпучив, красные от злости глаза, кинулся на Егора, метя своим огромным кулаком ему в лицо. Одновременно с Давидом, на заступника Эдика слаженно бросились еще несколько крепких парней из «первой семьи». Все это выглядело так, как будто они были уже наготове, и только ждали сигнала к атаке. Егор не задумываясь, на автомате выбросил ногу, встретив налетающего на него Давида ударом пяткой в челюсть. От мощного йоко-гери в челюсть здоровенного парня подбросило и он, раскинув руки, с грохотом рухнул на нары, увлекая за собой еще пару человек. В это же мгновение Егор, не теряя времени, быстро крутнулся волчком вокруг оси и ударом правой ноги уширо в солнечное сплетение отбросил на решетку подбегавшего к нему Дато. Третьим ударом ноги, боковым маваши в голову, он уложил на пол неудачно для себя вылезшего вперед Арсена.
— Мочи его!
— Заходи сбоку!
— Одеяло, кидай ему на голову! Одеяло!
Пять или шесть человек, не остановленных примером уже пострадавших товарищей, обступали Егора полукругом. В узком, не более полутора метров шириной, пространстве между длинными нарами развернуться особо было негде, и Егор быстро вскочил на нары, смещаясь по ним к стене и занимая стратегически выгодное для себя положение. Из под ног у него тут же откатились пару человек, не желавших принимать участия в схватке.