— Вера, — проронила она.
— Алексей, — представился тот. — Хороший у вас французский, акцента совсем нет.
— Спасибо, — удивленно ахнула она. Хотела спросить: «Давно ты знаешь этого ублюдка, который ведет себя, как последний псих?», но вовремя вспомнила совет доктора Ливси.
— Пожалуйста. — Русский парнишка, кареглазый, русоволосый, с грустной улыбкой эмигранта протер стол, присел на корточки и принялся собирать с тротуара осколки.
— А вы откуда его знаете? — успела Вера перефразировать свой вопрос в более-менее корректную форму.
— Я здесь уже два года работаю. Его знает вся улица. Так сказать, городской сумасшедший, как бы его назвали у нас.
— Серьезно?
— Да и, кстати, я пробыл на вашей должности ровно две недели, а потом послал его к чертям.
— Не поняла. — Руки Веры, сжимавшие телефон, стали ватными.
По загривку пробежал холодок. О господи, поддавшись жажде приключений, она бросила работу в хорошей клинике, бежала из родной страны, приняв предложение какого-то сумасшедшего… И теперь рисковала закончить свои дни, протирая столы в бистро?
— Он нанимает себе ассистентов, прессует их, заставляя бросить работу и, видимо, этим тешит свое самолюбие.
— Непохоже, — недоверчиво мотнула головой Вера.
— У него их было около семи человек.
— Погоди… Ты что, тоже… психолог? Ему на должность… требовался психолог.
— Вообще-то я окончил МГУ.
— Ему нужен человек, чтобы искать подход к подозреваемым и все такое, — недоумевала Вера, убеждая, скорее, саму себя.
Алексей поднялся, держа в салфетке разбитую тарелку.
— Как бы оно ни было, это избалованный придурок из богатенькой семейки таких же сумасшедших, решивший поиграть в частный сыск. Его дядя, вынужденный оставить работу в престижном адвокатском бюро, присматривает за ним, чтобы не угробил себя.
— А чем занимается его семья?
— Виноделы. А еще за городом у них оздоровительный санаторий, ну, знаешь, типа таких, для хиппи.
— Для хиппи?
— Зожники, йоги, не пьют, не курят, не едят мясо, медитируют, ходят в белых одеждах… Короче, прими мои соболезнования… Извини, ничего что на «ты»? Сто лет по-русски не разговаривал.
— Да, но… он всех ассистентов из России приглашал?
— У них предки — русские эмигранты, наверное, поэтому.
День был безнадежно испорчен. Вера отправилась пешком к Лувру — побродить по набережной, может, покататься на кораблике, — совершенно не испытывая радости от прогулки. Оглушенная и расстроенная, она весь день фланировала по улицам. К утреннему скандалу присовокупился тот факт, что Париж оказался невероятно дорогим городом. Такси, кофе, билеты в музеи и на выставки стоили столько, что за пару недель она рисковала истратить все свои сбережения. Спасало лишь то, что сами улицы и люди представляли немалый интерес. Глазеть по сторонам, слава богу, пока бесплатно.
Вера потопталась босиком по песку на площади Каррузель, обошла Триумфальную арку, поняла, что стоять в очереди у пирамиды нет ни сил, ни желания, двинула в сторону Елисейского дворца вдоль набережной, перекусывая блинчиками и жареными каштанами. Полдень переждала в тени у фонтана Медичи в Люксембургском саду, лежа прямо на траве. Благодаря тому, что туристический сезон уже закончился, да и после пандемии здесь людей было не так много, как у Лувра. Хотя в родном Питере у Эрмитажа Вера видала и побольше.
Под вечер, вновь вернувшись к Лувру и присев на бордюр у Сены на набережной Франсуа Миттерана, она безучастно жевала очередной шоколадный креп и пялилась на бесконечно длинную стену одного из величайших дворцовых комплексов мира, наполовину загороженного неприглядным забором из профнастила, под которым ветер перекатывал фантики, бумажки, пакеты. Но даже мусор и эта серая плащаница профнастила смотрелись по-особенному, по-парижски.
Гул мотора она услышала издалека. Еще вчера не придала бы этому звуку никакого значения — столько байков она не видела ни в одном городе. Но сейчас неприятно засвербело под ложечкой.
Эмиль подъехал, выключил мотор, снял шлем и аккуратно повесил его на ручку. Вера разглядела эту черную, остроносую, обтекаемую махину со значком «BMW» и наискось начертанными ярко-красными буквами «RR», похожими на две молнии. Перед мотоцикла напоминал клюв ворона или какой-то фантастической птицы из «Гарри Поттера».
— Благодарю, что послушались и стерли ваши сторис из Сети, — присев рядом, проронил Эмиль тоном английского лорда. Извиняться он и не собирался. Вера уже остыла, тем более что история Алексея стала для нее поводом сделать вызов. Самой себе, Эмилю, да и официанту тоже. Он не продержался, а она — продержится.
— Этот человек, с которым вы говорили утром, когда я уехал…
— Как вы узнали? — удивленно вскинула брови Вера. — Вы же уехали!
— Юбер сказал. Он видел вас с балкона. Этот человек посоветовал мне взять в напарники женщину. Сгоряча, когда уходил. Но совету я внял.
Вера промолчала, не зная, как отреагировать на подобную откровенность, от которой за версту несло сексизмом.
— Ответственные, исполнительные, снисходительные к чужим слабостям, с ними легко найти общий язык. Вы работали с детьми, как именно — я видел по вашему блогу. Это стало важным мотивом сделать вам предложение.
— Вы себе няньку искали?
Эмиль растянул губы в деланой улыбке.
— Вы обидчивы? — ответил он вопросом.
— Нет, — с вызовом бросила Вера.
— Я тоже. Не будем терять времени. Едем к писателю. — Он встал, перевесил рюкзак со спины на живот и направился к своему железному коню. — Я захватил шлем сестры, он прикреплен к сиденью. Здесь штрафуют, если не носить его во время движения. Надеюсь, вы не против. Иначе штраф будете оплачивать сами.
«Исполнительная и ответственная» Вера молча отстегнула шлем, надела его и села позади своего шефа. Сидеть было неудобно, потому что седло для второго пассажира резко уходило вверх и было узким. Она кое-как пристроилась, руками вцепилась в какую-то торчащую деталь позади себя, проверила, прочно ли ухватилась. Но когда Эмиль снялся с места, обвила его пояс руками, вжавшись лицом в спину. Какой он худющий! Щекой Вера чувствовала выпирающую лопатку под черной кожаной мотокурткой. Улицы Парижа померкли ко всем чертям — она зажмурилась. Лишь увидела промелькнувшие квадратные башни Нотр-Дама, опутанные лесами, когда чуть приоткрыла один глаз: убедиться, что еще жива.
У входа в парк Тюильри, за решетчатой оградой с каменным основанием толпились туристы, дети, пожилые месье и мадам с собачками, мамочки с колясками, какие-то мутные личности, разодетые, как на дискотеку 80-х, полно темнокожих. Цветной россыпью стояли палатки с конусами ярко-розовых, голубых, зеленых крыш, высокие постеры с футболистами, мультяшными героями, гигантские статуи рожков с мороженым, карусели всех размеров и форм, американские горки и, конечно, колесо обозрения, куда Эмиль и потащил Веру первым делом.
Желающих прокатиться было не особенно много: в очереди стояли группка подростков, томная парочка влюбленных, компания студентов и четыре китайца в масках. Вера не любила экстремальные виды досуга и все эти аттракционы обычно обходила стороной. А вот Эмиль, скорее всего, относился к той категории психотипов, которым непременно нужно было испытывать взрыв адреналина, иначе они чувствовали себя мертвецами.
Кабинка, раскачиваясь и поскрипывая, медленно начала свое восхождение. Солнце падало к горизонту, окрасив размашистое песчано-ажурное здание Лувра в нежно-розовый, его стены приятно контрастировали с зеленью парка и серым полотном крыш, ощетинившихся трубами и мансардными окошками. Перед глазами будто распростерлась фотография, обработанная сепией, чуть подпорченная нечистым стеклом кабинки.
— Он живет в этом доме. — Эмиль достал из рюкзака бинокль. — Угол Риволи и 29 Июля. Над кафе «Тюильри». Четвертый этаж. Как только увижу его в окнах, спустимся и навестим.
— То есть мы будем кататься до тех пор, пока он не явится домой? — не сдержала ужаса Вера.
— Жаль, что вам нельзя больше вести свою страничку, а то бы поснимали. Смотрите, какой вид. — Эмиль, не отрываясь, пялился в бинокль, следя за удалявшимся от него домом с высокими арками на первом этаже и опоясанным строгими юбочками балконов по второму и четвертому. Лицо его было искажено гримасой впередсмотрящего.
— А я вас не смогла найти, — сказала Вера.
— Я не веду соцсети.
— Однако вы узнали о моих сторис, едва они были опубликованы.
— У меня есть пара фейковых аккаунтов, разумеется.
— Значит, вы из тех, кто просто подглядывает, — усмехнулась Вера.
— А зачем, по-вашему, все эти соцсети? — Эмиль говорил с ней, не отрываясь от бинокля. — Чтобы такие, как я, следили за такими, как вы.
— За такими, как я? — Веру возмутила его колкая откровенность. — За какими это такими? Нормальными людьми, которые общаются, устраивают встречи в прямых эфирах, делятся друг с другом радостями, поздравляют с праздниками? Между прочим, соцсети стали настоящим спасением для людей по всему миру в пандемию, когда мы не могли выйти даже на улицу.
— Все это хорошо звучит: общность, радость, тру-ля-ля, — но когда я вижу мамашу, поздравляющую своих трехлеток и пишущую целое полотно пожеланий, меня тянет блевать…
— Но ведь она имеет право на выражение чувств. И вообще проявление материнской любви — что может быть прекрасней.
— Бэ. — Эмиль высунул язык, продолжая бегать биноклем по окнам углового дома на Риволи. — Зачем выставлять это на обозрение? Бесполезная трата жизни.
— А на что, по-вашему, стоит тратить жизнь?
— Ну уж точно не на то, чтобы крутиться перед камерой, изображая имбецила.
— Что? Изображая кого?
— Ну или обкурившуюся первоклашку. Зачем ты это делаешь? Включаешь камеру и крутишься, завороженно глядя, как поднимаются волны платья? Зачем все блогеры делают это в сторис? В особенности девчонки.
Обомлевшая Вера не сразу сообразила, что сказать. Она даже не сразу заметила, что Эмиль обратился к ней на «ты».