— Куаду пытался покончить с собой. — Эмиль нырнул в футболку и отодвинул свободный стул. — Прыгнул с четвертого этажа своей квартиры на Риволи. Только что звонил Кристоф. Нам надо быть через час в Париже. Зоя, я возьму твой «Мини Купер».
Зоя было открыла рот, чтобы возмутиться, но Эмиль не дал ей ничего сказать.
— А нечего было тащить меня сюда. Я разве просил?
Он повернулся к замершей с альбомом в руках Вере.
— Вы поедете со мной, — опять не то вопрос, не то утверждение. Скорее последнее.
Потом он опустил глаза к альбому и добавил:
— А, ты уже все ей рассказала, мама. Жаль… Было так забавно смотреть, как она считает меня восставшим мертвецом. Всю малину мне испортила! Хотя, может, Вера уже сама обо всем догадалась. — Он расстегнул ремешок ее часов и положил их на стол возле ее тарелки. — После того как провела рекогносцировку нашей квартиры.
Вера потупила глаза, занявшись часами, и долго не могла пристроить их на руке. Он же спал как убитый! Как понял?
— Куаду не тот, кого вы ищете. Но он знаком с убийцей, — перевела разговор в другое русло Зоя, очевидно, желая исправить неловкость ситуации.
— Ты составила профиль убийцы? — оживился Эмиль.
— Да.
— Давай, валяй.
— Сначала поешь.
— Ну, только не начинай, — развел руками он и налил себе апельсинового сока.
— Сначала поешь, — с нажимом повторила Зоя. Эмиль прорычал ругательство, схватил яблоко и вместе со стулом придвинулся к сестре. Уронив локоть на стол, он стал грызть яблоко в такой опасной близости от ее лица, что Зое пришлось утереть щеку от брызг сока и отстраниться от него.
— Весь наш Эмиль в своем репертуаре, — вздохнула Валери.
— Профиль, — проговорил Эмиль с полным ртом, нарочно жуя страшно непривлекательно и так, что подбородок запачкался соком, как у маленького ребенка.
— Мужчина около сорока лет… — начала Зоя.
— Он точно убивает не впервые. Такой опыт только к сорока и набирается. Согласен, — прокомментировал Эмиль, утирая рот ладонью.
— Эстет, разбирается в искусстве.
— Ну, понятно: платье, поза, макияж. Жертву перед смертью сытно накормил.
— Придерживается строгой дисциплины. Он перфекционист.
— Не оставил ни единой улики: ни волос, ни кожи, ни отпечатков. Опытный и довольно взрослый, но не старый.
— И… и работал в сфере обслуживания. Может, продавец, подмастерье, что-то связанное с одеждой. И сейчас служит… в дневное время.
— С одеждой? — Эмиль выпрямился, лицо его стало серьезным. — Ты что?.. Считаешь, что наш парень — «Призрак Тюильри»?
— Но теперь в платье найден мальчик, — вставила Вера. — За двадцать лет убийца не мог сменить ориентацию.
— Вы полагаете? — недоуменно воззрился на нее Димитрий, с интересом слушавший беседу детей.
— Вряд ли он сменил ориентацию, — ответила Зоя. — Человек в момент убийства испытывает самые искренние порывы. Как бы страшна ни была эта мысль, но нет более искреннего человека, чем убийцы в момент убийства. Если ему нравились девочки и он задумал их убивать, он не станет убивать мальчиков.
— Значит, это другой человек? — не поняла Вера. — Подражатель?
— Нет, он же, — сказала Зоя.
— Откуда такая дикая уверенность? — вспылил Эмиль.
— А ты все еще думаешь на Куаду? — усмехнулась Зоя. — Две версии, шитые белыми нитками.
— Да я сердце готов из груди вырезать и заложить, что это он! — горячо выпалил Эмиль.
— А вот и нет. И ты сам уже понял, что ошибался, только вредничаешь, не желаешь в этом сознаваться. Хочу видеть съеденное до конца яблоко, потом продолжим дискуссию.
Эмиль посмотрел на нее с ненавистью, молча доел яблоко, схватил ее руку и шлепнул огрызок в ладонь.
— Почему ты считаешь, что он разбирается в искусстве?
Зоя медленно положила огрызок на стол и вытерла руки о салфетку. Взгляд ее был странно остекленевшим, будто она заглядывала в будущее.
— Мальчик был одет в точно такое же платье, как на картине «Дама в белом» Поля Сезара Эллё, — пробормотала она. — И пошито с большой тщательностью, особенно шляпка.
— Картина висит в Лувре? Не помню такой.
— Нет… она из русского музея. Имени Пушкина.
— Куаду ее заставлял изображать картины. — Эмиль жестом указал на Веру. — Когда я ее нашел, она сидела полуголой посреди Люксембургского сада и изображала что-то из Мане. А «Призрак» никогда прежде не делал из трупов картины.
— Да, не делал. Я видела фотографии.
— Тогда почему ты считаешь, что это именно он?
— Оружие выбрано то же.
Глаза Эмиля расширились и тотчас сузились.
— Не нож, не стилет, не шило. — Он откинулся на спинку стула, заговорив очень быстро, точно пытаясь поспеть за своими мыслями-скакунами. — Тонкая игла рапиры! Даже не шпага, хотя в газетах писали, что «Призрак» орудовал ею. Почему он выбрал рапиру — узкое, тонкое лезвие? Он знает, как пользоваться только этим, однажды выбранным оружием. Он знает, как будет течь кровь, если проткнуть рапирой, ведь он не хочет залить все кругом. Он хочет, чтобы вся кровь была впитана юбками. Я бы взял стилет, конечно. Но он тогда был молод — в свой первый раз…
Эмиль замолчал, обдумывая свои слова.
— Вот что не давало мне покоя. Мог ли он сделать паузу на целых семнадцать лет?
По губам Зои скользнула горькая усмешка.
— Маньяки порой останавливаются, возвращаются к обычной жизни. Становятся семьянинами и даже заводят детей.
— Интересно, есть ли у него дети?
— Может быть, есть… Может быть, именно рождение ребенка его и остановило. Кроме того, я бы отнесла его к параноидальному типу личности, а такие с возрастом становятся трусами, и им уже не до убийств.
— Убийства прекратились в 2005 году… Да-да! — Эмиль уронил локоть на стол. — Параноик? Я делал ставку на нарцисса. В нем совершенно отсутствует эмпатия.
— Не всегда у убийцы отсутствует эмпатия… — отвечала Зоя голосом сивиллы.
— Простите! — Валери поднялась.
Видно было, что ей совершенно не по душе разговор, который затеяли ее дети. Убийства, маньяки — как можно было говорить о таком в столь благостном месте, как санаторий «Тейя-Ра». Это ужасно засоряло эфир отрицательными энергиями!
Но она вежливо откланялась.
— У нас с Димитрием много дел. Мы вынуждены вас покинуть. Но будем рады, если вы решите несколько дней провести у нас, Вера, — обратилась она с невесомым рукопожатием. — Бесконечно рада знакомству.
Они удалились. Завтрак подходил к концу, постояльцы покидали террасу и столовую. Эмиль замер, раздумывая над словами сестры. Вера никак не могла понять, почему Зоя — искусствовед — так хорошо разбирается в убийцах и маньяках.
— Если убийства прекратились в 2005-м, — заговорил Эмиль, — значит, его ребенок мог родиться в 2006–2007 годах, ему сейчас от четырнадцати до шестнадцати.
— Как и ребятам из лицея Генриха IV! — Сердце Веры упало от осознания, что они внезапно подошли вплотную к тайне.
— То есть это может быть папаша одного из ребят, — быстро заговорил Эмиль. — Отца Адриена мы исключаем сразу, он не мог убить собственного сына. Отца того, первого мальчишки, скорее всего, тоже. Он до сих пор обивает пороги полиции и моего бюро, Юбер не знает, как от него отделаться. Либо это отец Тьерри, но он давно живет в Норвегии, либо его мать… Но ты говоришь, убийца — мужчина. Что еще можешь сказать об этом человеке?
Зоя молчала.
— Мне что, еще одно яблоко сожрать?
— Он… — начала та, все еще пребывая в раздумьях. — Его душевное состояние очень хорошо описал в своем романе Куаду. Жан Живодер — по сути тот, кого мы ищем. Бедняжка парень, работающий в сфере услуг, подвергшийся насилию или получивший травму, уничтоживший своего мучителя… Вы ведь читали, да? — обратилась она к Вере. — О том, как Жан Живодер замучил своими визитами королеву Екатерину и, в конце концов, убил ее.
Эмиль замер, слушая ее, пытаясь проникнуть в голову и самостоятельно разобраться в тех образах, которые приходили к этой странной девушке.
— То есть все-таки Куаду знал его? Они были знакомы?
— Скорее всего.
— А может, Куаду просто вдохновлялся похождениями маньяка, читая о нем в газетах?
Зоя опять надолго замолчала. Но Эмиль не посмел ее торопить, лишь терпеливо смотрел, как она усиленно думает.
— Нет, деталей в книге слишком много. Они совершенно точно были знакомы. Куаду — не из тех, у кого богатая фантазия. Он написал одну-единственную книгу. Сюжет он украл. Из жизни.
— Или это был он сам, — не удержался Эмиль. — Писал про себя.
Зоя закрыла глаза, сделав медленный, глубокий вдох, и замерла. Она сидела так довольно долго, потом медленно выдохнула и приподняла веки.
— Это не Куаду. У Куаду суицидальные наклонности, он очень чувствительный человек, но не убийца. Слишком впечатлительный. Он бы не смог совершить даже одно убийство, не говоря о двенадцати, которые на счету «Призрака Тюильри».
— Хорошо, — сдался Эмиль, отклонившись на спинку стула. — Что-то связанное с одеждой, говоришь… А ты знала, что на месте кафе «Тюильри», аккурат под квартирой Куаду была антикварная лавка? Убийства в деле о «Призраке Тюильри» происходили исключительно в парке Тюильри, Красного Человека тоже видели только там. И обвинили поначалу именно лавочника, поскольку у него нашли окровавленную рапиру. Надо прощупать всех, кто служил у него и чаще всего бывал в этой лавке.
Его взгляд загорелся, как у охотничьего спаниеля, взявшего след. Эмиль резко поднялся и быстрыми шагами направился к дверям, ведущим с террасы в столовую. На пороге он остановился, крикнув за спину:
— Вера, едем!
Глава 13Смерть автора по Ролану Барту
Под звуки отчаянного престо из «Лета» Вивальди они мчались по широкой трассе в Париж на синем «Мини Купере» со скоростью, превышающей дозволенную в два раза. Вера стиснула ручку двери, мысленно перебирая способы мягко вынудить Эмиля ехать помедленнее — просить было бесполезно, он честно сбрасывал до девяноста километров в час, но через минуту уже снова ехал под сто шестьдесят. Летний пейзаж было не разглядеть — за окошком авто к