Спецагент ФБР Джон Леви остался стоять, прислонившись к стене за стеллажом и скрестив на груди руки. Он смотрел на Эмиля исподлобья и расположился так далеко от него, очевидно, опасаясь каких-нибудь выходок. Они находились в кабинете начальника полиции, но даже здесь Леви побаивался его.
Вера подозревала, что агента мучает неопределенность. Кто этот странный детектив с крашенными в угольно-черный цвет лохматыми волосами и пирсингом? Какие у него полномочия? Что ему разрешено и кто дал ему власть вести себя так? Каков его потенциал как криминалиста, так ли он хорош, как о нем все шептались? Для Леви Эмиль стал той еще темной лошадкой.
Наконец вошел комиссар Исла, который был вчера в музее – невысокий, короткие черные волосы с залысинами и седая бородка, благородные морщины, жгучие испанские глаза, лет около пятидесяти пяти. Этакий Жан Рено из «Девушки в тумане». Он был одет в серый костюм с белой застиранной рубашкой, пуговицы расстегнуты едва не до середины, под воротником поблескивало золотое распятие. Войдя, он глухо поздоровался, глядя в пол, одной рукой застегнув пару пуговиц. Видно, что человек одинокий, – есть надежда, преданный делу, раз совершенно не обращает внимания на внешний вид. К тому же еще и стеснительный – взгляд он так и не поднял.
Он прошел за свой стол, отодвинул стул, сел, раскрыл лежащий справа ноутбук и включил его. Минуту он сидел молча, глядя на сцепленные перед собой пальцы. Брови его были слегка приподняты, и он качал головой, точно вел безмолвную внутреннюю беседу.
– Итак, господа, – начал он на отличном английском, – вчера, к несчастью, был упущен опасный преступник, список преступлений которого пока не определен окончательно…
В дверь постучались, заглянула Зоя.
Вера не сдержала вздоха.
Сестра Эмиля, видимо, служила брату своеобразным пультом управления другими участниками расследования. Этот параноик боялся, что у него отнимут дело и начнут действовать вразрез его планам, и решил выключить мозг каждому из мужчин из следственной команды.
Зоя преобразилась: она сняла дреды, гладкие шелковистые волосы убрала назад в аккуратный хвост, и тот струился черной змеей меж ее лопаток. Надев черную водолазку с высоким под подбородок воротом и широкие черные брюки с завышенной талией, она приобрела притягательность строгой учительницы. Египетские стрелки на веках и алые губы создавали впечатление таинственности.
Она поздоровалась по-французски и, прежде чем войти, бросила на комиссара долгий томный взгляд. Тот смутился, запыхтел, встал, тотчас перейдя на плохой французский, и пригласил войти.
Зоя пересекла его кабинет неспешной походкой пантеры и села на стул напротив брата.
Если бы она опять задумала сдобрить свое появление музыкальным сопровождением, какую бы взяла песню? Наверное, ту, замусоленную, – певицы Сэм Браун «Стоп!» или, может, мелодию из «От заката до рассвета», под которую танцевала Сальма Хайек с питоном на шее в баре с вампирами?
Эмиль представил сестру комиссару, перечислив все регалии, включая диплом Парижского института криминологии и диплом музееведа Школы Лувра. Зоя сидела с прямой спиной, как литая бронзовая статуэтка, изящно отбросив на стол комиссара локоть, в ней чувствовались легкость, сила и загадка. Комиссар смотрел завороженно. С этой минуты его можно было считать выключенным.
Вера невольно взглянула на Джона Леви, с усмешкой следящего за хорошо срежиссированным Эмилем спектаклем. Спецагент покачал головой и фыркнул. Никто на него даже не посмотрел. Перехватив Верин взгляд, он в отчаянии покачал головой, но поделать ничего не мог. Игра, которую затеял Эмиль, велась на тонких и не доступных его топорному уму уровнях. Вера слегка пожала плечами, безмолвно отвечая, что тоже бессильна.
– Итак, подозреваемый – Хавьер Барба, – начал комиссар и замолчал.
Он долго собирался с мыслями, что в присутствии смотрящей на него Зои сделать было трудно.
– Хавьер Барба 1988 года рождения. Отец – американец мексиканского происхождения, Фернандо Барба, офицер полиции, умер от передозировки этиловым спиртом прямо за столом в кухне собственного дома, когда Хавьеру было семь. Мать – испанка, родом из Мадрида, Сесилия Барко, журналистка, арт-критик, повторно вышла замуж через три года после того, как овдовела. Хавьер Барба закончил Вашингтонский Университет – степень бакалавра по математике и информатике.
Прошел службу в армии США в Ираке. Переехал в Мадрид, отучился в Университете Сент-Луиса, получив диплом бакалавра искусств. Работает… работал в музее Прадо. Проживает на кайя де Моратин, дом № 1.
– Пока все правда, – ответил Эмиль, не поднимая головы и продолжая полулежать на стуле, закинув лодыжку на колено и скроля новостную ленту.
– Теперь перейдем к деталям биографии этого человека. – Комиссар надел очки, которые крутил в руках, очевидно, не желая ими себя уродовать в присутствии Зои. – Первое, что надо отметить, он нашел своего отца мертвым, распластанным на столе в луже собственной рвоты, рядом…
– …бутылка «Джека Дениелса» и целая батарея банок из-под пива, – машинально добавил Эмиль.
– Да, точно. Бутылка «Джека Дениелса» и куча банок из-под пива… Как вы догадались? Уже читали дело Пейджа? – Комиссар снял очки и сначала посмотрел на Зою, потом на Эмиля.
– Нет, эта деталь всплыла из его переписки с Аксель Редда, за которой я установил слежку. Я же передал вам все материалы. – Эмиль поднял ладонь.
– Да, да, понял. – Мигель Анхель Исла надел очки и приник к экрану. – Его мать Сесилия Барко повторно выходит замуж через три года. Спустя два года ее второй муж погибает под колесами поезда. Его убивает сосед – Джозеф Пейдж. Он привязал того к рельсам… Так… У них были ссоры из-за собаки Хавьера, которая гадила на газон соседа. Очень громкий случай, поскольку на Джозефа Пейджа повесили еще и похищение двух девочек, что нашли мертвыми в Холден-парке.
Комиссар нахмурил брови, некоторое время читая про себя, затем продолжил:
– Три года спустя дочь соседа Барбы – Элис Пейдж погибает в выпускной школьный вечер. Ее находят в собственной спальне с размозженной челюстью и задушенной телефонным проводом. Обвинение падает на ее школьного друга, с которым у нее был половой акт за полчаса до смерти. Тут как будто тоже есть сходство с предоставленными вами материалами. В переписке был упомянут телефонный провод.
Вера внимательно следила за разговором. Испанец Барба родом из Америки… Ей представился милый загородный район, как из «Голубого бархата» Линча, с белыми двухэтажными домиками, хорошо политыми газонами сочно-зеленого цвета, пунцовыми розами и свежевыкрашенными низенькими заборчиками.
– Напомню: вчера Хавьер Барба просто испарился из оцепленного полицией здания музея. Не рано ли делать выводы? Может, он на самом деле жертва! – проговорил спецагент ФБР.
– Пока мы будем действовать по принципу бритвы Оккама – не громоздить без надобности выводы, а работать с тем, что есть, – отозвался Эмиль. Он спустил ногу на пол и убрал мобильник в задний карман джинсов. – Вы все материалы просмотрели?
– Все.
– Тогда вы без труда сделаете следующие выводы. Итак, начнем! С меня – картина преступлений и портрет преступника. – Эмиль потер руки. – Хавьер Барба, латинос, социальное положение невысокое, шизоидный тип личности, склонный к интроверсии, скрытный, когда надо, проявляет коммуникабельность и очень хорошо умеет прикидываться конформным. Мальчиком он был привязан к отцу, получил детскую травму, когда тот умер, – причем на его глазах – от алкогольного опьянения. Забиваем здесь гвоздик, наматываем красную ниточку и ведем ее к нескольким фотографиям тех, кто найден мертвым от острого алкогольного отравления в городских парках Мадрида в течение последних семи лет…
– Трех, – поправил младший инспектор Руиз. – Мы нашли только за три года. Больше нераскрытых не было.
– Согласен. Убивать он начал не сразу, когда переехал сюда, – кивнул Эмиль. – Надо ведь обжиться. Как считаете, Леви?
Эмиль нарочно задал вопрос с подвохом.
– Меня интересует, как вообще возможно накачать алкоголем? – пробурчал тот. – Насколько мне известно, этанол относится к химическим соединениям умеренной токсичности, а алкогольная кома может длиться до двенадцати часов.
– Западение корня языка, аспирации рвотных масс, сложные нарушения сердечного ритма, приводящие к его остановке. Мне продолжать? Как ни странно, острое алкогольное отравление – одна из самых распространенных причин оказаться на столе судмедэксперта и почувствовать его холодной нож на своем мертвом теле.
Веру передернуло. Она перехватила взгляд агента и, прикрыв веки, слегка качнула головой, пытаясь телепатически сообщить, что не стоит вступать с ним в перепалку. Если Эмиль начнет впадать в софистику, его никто не переспорит. Он забросает утверждениями типа «я – лжец», на которые трудно подобрать достойные ответы, и выйдет победителем.
– «Все есть яд и все есть лекарство. Только доза делает лекарство ядом и яд лекарством», – процитировала Зоя Парацельса, обратив слабую улыбку комиссару.
– Детектив прав, – нехотя вставил тот. – Больше шестидесяти процентов всех смертельных отравлений, по статистике, обусловлено алкогольной интоксикацией.
– Обычно с такими особо не возятся, верно, комиссар? – Эмиль приподнял бровь. – Если в крови больше пяти промилле, разговор короткий.
Комиссар промолчал. Вера потупилась, вновь испытав стыд за шефа. Тот никогда не брезговал сказать вслух то, о чем в приличном обществе обычно молчат.
– Что мы имеем? – продолжил Эмиль, бросив на спецагента нарочито победоносный взгляд. – Итак, труп отца, причина: острая алкогольная интоксикация. Причина смертей жертв: острая алкогольная интоксикация. Это первая зацепка. Теперь перейдем к отчиму. Конечно же, мальчиком Хавьер испытывал ревность к незнакомому мужчине, которого выбрала на место отца его мать. Он замыслил от него избавиться. И, так как наш клиент – организованный классический шизоид со способностью долго вынашивать планы, он начал… с собаки.