— Что с тобой? Нога? — поинтересовался Хлынов.
— Ах! — еще раз негромко вскрикнула Рита. — Черт!.. — не стесняясь взрослого мужчины, который ей годился в отцы, она выругалась. — Закурить есть?
— Да, — не удивился Хлынов, он уже был готов к подобному вопросу.
— Отвези… — Рита не докончила, вновь вскрикнула. — Больно! Нога, сука!
— Куда тебя отвезти?
— К… матери! — вдруг взорвалась Рита. — Куда, куда… Куда хочешь! Или ты хочешь меня на улице оставить?!
Хлынов внимательно посмотрел на нее. Пристально. Со значением. ЭТО уже вновь захватило его…
— Держись! — коротко приказал он и надавил на педаль газа.
«Нива» Хлынова оторвалась от слежки…
Они выскочили из машины: первым, позабыв про инструкции, — стажер, следом, проклиная весь белый свет, а особенно глупость молодого напарника, — Родионов.
— Стой! — рявкнул он. — Куда?!
— Гад! Ушел! — закричал стажер. — Убить его мало!
— Я тебя сейчас «убью», — негромко пообещал Родионов, приближаясь к напарнику.
— Вот ведь сволочь! — продолжал орать тот. — Надо немедленно сообщить…
Но куда именно сообщить, он не договорил — тяжелый кулак могучего Родионова свалил стажера на землю. Парень вскрикнул, хотел вскочить, но тут его догнал второй удар — ногой в солнечное сплетение, — и он замер, уткнувшись щекой в бордюр. Родионов хотел еще разок добавить, но вовремя раздумал.
Шумно вздохнув, уселся рядом. Достал из пачки сигарету, повертел ее в пальцах и выбросил — курить не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Исчезнуть бы из этого черного города, подальше от всей этой безумной жизни!..
Стажер застонал, и Родионов рывком поднял его. Усадил перед собой. Внятно, чтобы тот понял, произнес:
— Запомни, ты, дурак. Ты полный кретин. Дебил и даун. Усек? Что тебе было сказано насчет инструкции?..
Стажер очумело завертел головой, он все еще не мог прийти в себя от ударов Родионова.
— Что тебе было сказано? — терпеливо повторил Родионов.
— Ну и что?! — неожиданно взвизгнул стажер. — А если он сейчас людей убивает?! Вот так сидеть и смотреть?..
Родионов тяжело вздохнул и лениво ударил раскрытой ладонью стажера по лицу. Голова парня мотнулась в сторону, из прикушенной губы потекла кровь.
— Еще раз повторяю, что наша основная задача состоит в том, чтобы вести наблюдение за «объектом», не вмешиваясь ни во что, — монотонно, словно он повторял чьи-то чужие казенные слова, произнес Родионов.
Стажер опустил голову. Нахмурился.
А вот в этом старик (хотя какой Родионов старик, небось полтинник намотал, не больше!) прав. И характеристику напишет соответственную. Все напишет. Как есть.
Эх, житуха ты наша, да вся в полосочку! Перхушково светит, и светит весьма отчетливо. И не четырнадцатый уровень ракетной шахты, а, как минимум восемнадцатый или даже двадцать четвертый…
Петр Аверьянович Акимов был майором уже очень давно. Когда-то, в начале своей милицейской карьеры, он так стремительно получал звания и новые звездочки, что товарищи его и коллеги только диву давались: каким образом это получается у него так лихо?
Судите сами: Петр пришел в МУР после школы милиции младшим лейтенантом. Через пол года он уже был лейтенантом, а еще через пару месяцев на погоны счастливцу накинули еще одну звездочку. Прошло чуть меньше года, и он стал капитаном. Никита Котов, например, за такое же время получил всего одну дополнительную звездочку и считает, что ему повезло. А по поводу своего удачливого друга и однокурсника только руками разводил.
— Послушай, Петька, — говорил он Акимову. — Может, остановишься? Так ведь и генералом стать недолго.
— Не понял, — серьезно отвечал ему везунчик. — Чем плохо быть генералом?
— Это-то, наверное, и хорошо, — уклончиво говорил Никита. — Но с другой стороны…
— Что — с другой стороны?
— Нехорошо как-то, — укоризненно качал головой Котов, — не по-товарищески.
— Кто тебе мешает получать звания? — спрашивал Акимов.
— Так ведь ты же и мешаешь, — объяснял ему Никита. — Сам — один план по звездочкам выполняешь. За весь наш отдел. Что за пошлый карьеризм, Петя? Пришел в отдел стажером, а уже замнач. Светлана меня замучила: равняйся на Петьку, твердит, Петька, смотри, уже кто — прямо с утра начинает, ей-Богу, не вру.
— Правильная она у тебя женщина, Никитушка, — усмехался Петр в свои знаменитые усы, которые были его гордостью. — Нормального мужика сразу отличить может. Вот и учит тебя уму-разуму.
— Ага, — кивал Никита, — потому-то она пошла замуж за меня, а не за тебя. Хоть ты и везунчик.
Просто «везунчиком» Петра Акимова, однако, называть было все же не справедливо. Был он, что называется, работягой, дневал и ночевал на службе. Котов понимал, что чуточку кривил душой, предъявляя коллеге свои претензии. Акимова боялась и уважала вся московская шпана.
— Сгоришь ты когда-нибудь на работе, — говорил ему Никита, — и никто о тебе не пожалеет, кроме меня.
— Ничего, — отмахивался Петр. — Вот стану генералом, тогда и отдохну.
Но генералом он так и не стал и теперь понимал, что вряд ли это вообще достижимо в его случае. А понял после того, как получил звание капитана и остановился его рост по службе. С великим трудом год назад он получил майора — ясно, что это был потолок.
Странная штука жизнь. То кормит до отвала, от пуза, то выдает в час по чайной ложечке.
Петр Аверьянович просматривал оперативку, когда на его столе зазвонил телефон. Он снял трубку и, не отрывая глаз от бумаг, проговорил:
— Акимов слушает.
— Здорово, Петр, — услышал он голос, который показался ему настолько знакомым, что поначалу он ушам своим не поверил. — Узнал?
Петр Аверьянович осторожно, словно боясь спугнуть своего собеседника, спросил:
— Никита. Ты?
— Я.
— Где ты?
— Напротив твоей конторы, — ответил ему Котов. — Выпиши пропуск, что ли?
Акимов решительно мотнул головой, словно Котов мог бы это увидеть.
— На хер! — сказал Акимов. — Пропуск, конечно, не проблема, но погода больно хороша. К тому же мне давно уже хочется прогуляться. Жди меня. Я выйду к тебе через пару минут. Ты прямо напротив, точно?
— Прямо напротив.
— Жду.
Он бросил трубку и встал.
Через две минуты они уже обнимались, хлопая друг дружку по плечам и спине.
— Сколько же мы не виделись? — спросил Петр Котова после того, как они троекратно поцеловались.
— Десять лет, не меньше. Ну как, стал генералом?
Акимов был в штатском.
— Если бы, — усмехнулся он. — Получил майора недавно — и на том спасибо.
— Что ж так? — Никита смотрел на товарища насмешливо, но вдруг ему совсем расхотелось шутить по этому поводу — уж очень серьезным был Акимов.
— А ты что пропал? — спрашивал его § тем временем Петр. — Почему не звонил, не писал?
— А что писать-то? Как воров ловлю? Вроде не знаешь. А больше и писать-то нечего. Тем более я уже год как их не ловлю.
— Ушел, что ли? — посочувствовал Акимов.
— Ушли, — усмехнулся Никита.
— Опять кому-то яйца пострелял? — засмеялся Акимов.
— Смотри-ка! — удивился Никита. — Угадал. Или тебе докладывают как начальнику?
— Да какой там — докладывают, — смеялся Петр. — Я же тебя, подлеца, хорошо знаю. Мы, простые опера, все по морде норовим съездить, а ты, супер, — по яйцам. У каждого свой почерк.
— Смеешься, — укоризненно покачал головой Никита. — Смейся, смейся. Сейчас и я над тобой посмеюсь. Женился?
Петр Аверьянович вдруг смутился.
— Не-а, — сказал он. — Времени нет.
— Ха-ха, — сказал Котов.
— А ты? — спросил вдруг Петр. — Женился, что ли, раз спрашиваешь?
Котов покачал головой в восхищении.
— Психолог, — проговорил он. — Просто знаток человеческих душ какой-то. Воры, наверное, рыдают у тебя на плече. И раскалываются через каждые пятнадцать минут. Ведь так?
Настроение у Котова резко изменилось.
— Ну и ладно, — сказал он.
Акимов присмотрелся к нему повнимательней.
— А ты чего приехал-то? Случилось что?
— Случилось, — мрачно ответил Никита.
— Говори, — тоном приказа сказал Акимов.
— Дочка у меня пропала, — сообщил ему Котов. — Танечка.
— Что значит — пропала? — удивился Акимов. — Что она — сумка дорожная?
— Ну, сбежала, — поправился Котов. — Из дома сбежала. В Москву.
Некоторое время Акимов молчал, а когда снова поднял глаза на Никиту, тот прочитал в них что-то похожее на осуждение.
— Рассказывай, — сурово сказал Акимов.
С самого начала Вероника взяла инициативу в свои руки. Прямо с Курского вокзала она привезла их на Павелецкий, откуда на электричке добрались до подмосковного поселка Барыбино. Здесь, почти в самом его центре, стоял пятиэтажный дом. Они поднялись на пятый этаж, Вероника достала ключ, открыла одну из дверей, и компания ввалилась в квартиру.
— Чья это хата? — небрежно поинтересовался Генка, с любопытством оглядываясь.
— Моя, — коротко ответила ему Вероника.
Ничего объяснять дальше она не стала.
— Хорошая квартира, — проговорила Таня. — И мы будем здесь жить?
— Будем жить. — Веронику нельзя было назвать многословной.
Однокомнатная квартира с большой просторной светлой кухней была совершенно пуста. Даже элементарные табуретки отсутствовали. Абсолютно голые стены.
— А на чем мы будем спать? — спросила Таня.
Генка загоготал.
— Не знаю, как вы, — сообщил он, заливисто хохоча, — а нам с Андрюхой найдется на чем спать. Он — на Таньке, а я… — он вдруг смолк, споткнувшись на полуслове.
Вероника смотрела на него такими глазами, что ему стало не по себе, и это еще мягко сказано — не по себе.
Обращаясь к Генке, но было видно, что все это она говорит и для Тани с Андреем, Вероника очень тихо, отделяя слово от слова, сказала:
— Значит, так, да? Значит, по-твоему, я обыкновенная подстилка. Да?
— Ты чего… — попробовал отшутиться Генка. — Я же так, для смеху, ты чего…
— Ах, для смеху… — кивнула Вероника и стала медленно приближаться к нему. — Значит, ты надо мной в моем же доме посмеяться решил, так?