Отпустив такси около подъезда, Андрей взвалил на плечи тяжелый ящик и легко поднял его на пятый этаж. Было видно, что его мучает какая-то мысль, о которой он до поры до времени не хочет распространяться.
Когда телевизор установили и улеглись все страсти и восторги по поводу покупки, Андрей в наступившей тишине четким и размеренным голосом заявил:
— Завтра я иду с Генкой.
Поначалу они даже не поняли, о чем
идет речь.
— Куда ты со мной идешь? — глупо улыбаясь, переспросил Генка.
— В кассу, — сказал Андрей. — Надоело мне сидеть за баранкой. Завтра я иду с тобой.
Чума внимательно смотрела на него.
— Почему? — коротко спросила она.
— Потому, — ответил Андрей. — Ты, Чума, конечно, девка что надо, но в таком деле и мужик не лопухнется.
— Это смотря какая девка, — резонно заметил Генка. — И смотря какой мужик.
Андрей надменно на него посмотрел, и Генка вдруг подумал, что никогда не видел у своего друга такого взгляда.
— А что? — спросил Андрей. — Кто-то во мне сомневается?
Таня вдруг поняла, почему именно сегодня, именно сейчас Андрей завел об этом речь. Ну вот, сказала она себе, ты этого добивалась? Когда ты наконец вобьешь себе в башку, что здесь совсем не так думаю i и поступают, как ты привыкла читать про это в своих проклятых книжках?
— Никто в тебе не сомневается, ответил другу Генка. — Но у нас ведь так классно распределены все роли. И потом, кого за руль-то сажать? Чуму нельзя.
— Почему нельзя? — возразил ему Андрей. — Она классно ведет машину, я знаю.
— Да ее из-за руля не видно! — возмутился Генка. — Любой мент нас остановит.
— Так мы ему и остановились, — усмехнулся Андрей. — И потом, ты что так и будешь продолжать на этой тачке разъезжать?
— В каком смысле? — не понял его Генка.
— В прямом, — сказал Андрей. — Мы на этой машине три раза дело делали. Как нас во второй раз не повязали — до сих пор не пойму. Я только сегодня об этом подумал. Когда ты нас за телевизором на такси послал, помнишь, что ты сказал: не «светитесь». Короче. Тачка нужна другая. Я тут одну заприметил, на завтра вполне сгодится. Делаем завтра последнюю кассу, уезжаем на той, которую я сегодня сделаю. И все. О кассах пока забудем. Будем думать, как дальше жить. Может, на дно заляжем. В Горек поедем, пока успокоится все. Там видно будет. Но завтра я иду с Генкой. Чума будет ждать нас в машине. Я все сказал.
Генка подумал, что его авторитет лидера стремительно падает. Надо же, подумал он, только недавно я об этом подумал, и вот — пожалуйста. Теперь и Андрюха командовать решил. Семья, е… его мать.
— Нет, — решительно заявил Генка. — Насчет тачки ты прав, но в кассу со мной пойдет Чума.
— Как хочешь, — сказал ему Андрей. — Но в тачке я вас ждать не буду.
— Как это — не будешь?! — взъярился Генка. — Оборзел совсем?!
— Сказал, не буду, значит, не буду, — твердо смотрел на него Андрей. — Ори не ори, Ген, а будет так, как я сказал. Пусть бабы один раз нас подождут. А мы будем вместе дело делать.
— Да мы и так вместе! — чуть не взвыл Генка. — Что это с тобой, Андрюха?!
— Короче! — почти заорал на него Андрей. — Сказал, нет, значит, все! Понятно?
Чума, до поры помалкивавшая, подсознательно надеялась на то, что здравый смысл восторжествует и затея Андрея провалится. Но тот был упрям, как стадо баранов, и Чума, которая, как и Таня, сразу поняла, чем вызван этот бунт, со вздохом произнесла:
— Ладно, Генка, — сказала она. — Пусть идет.
— Ты то чего?! — заорал тот. — Ты не понимаешь, что ли?!
— Это ты не понимаешь, — повысила Чума на него голос. — Короче: если он сказал, что пойдет — то пусть идет! Тем более — это действительно в последний раз. Если мне и после этого хватать не будет, я у тебя возьму немного. Потом отдам.
Генка обрадовался.
— Правда? — воскликнул он. — И ты мне все расскажешь?!
Чума кивнула.
— Расскажу, — ответила она. — Только почему одному тебе? Всем расскажу. Одно дело делаем.
Генка повернулся к Андрею со словами:
— Черт с тобой! Хочешь — пойдешь со мной.
С новой машиной все прошло как нельзя лучше. Чего Генка не ожидал от своего друга, так это умения так обращаться с сигнализацией. Разобравшись с нею в течение пары минут, Андрей спокойно открыл дверцу, скользнул за баранку, открыл дверцу и знаком показал Генке, что тот может садиться. Восхищенный Генка уселся рядом.
— Ну, ты даешь, — только и сказал он.
Андрей осторожно вывел машину, и когда та оказалась на свободе, ударил по газам. Генка восторженно закричал:
— У-ух!!! — как индеец, захвативший добычу. — Андрюха!
— Чего?
— А краденую машину искать не будут?
— Будут, — ответил Андрей. — Но не так, как нашу. Надо просто быть осторожными. И все.
— Ну? — сказал Генка. — А ты собираешься Чуму за руль сажать. Совсем очумел, — засмеялся он собственному каламбуру.
Андрей повернулся к нему и внятно произнес:
— Эту тему мы закрыли, Генка. Ты уже сказал, что я иду с тобой. Отвечай за слова.
— Идешь, идешь, — успокоил его Генка.
Как и всегда, они остановились метров за пятнадцать от Сбербанка.
— Пошли, Андрюха, — сказал Генка. — Ждите нас, девочки, и мы к вам вернемся богатенькими пребогатенькими буратино. А вы будете богатенькими мальвинами.
— Хорош трепаться, — хмуро проговорил Андрей. — Я готов.
— Не груби начальству, Андрюха, — улыбнулся ему Генка. — И не командуй. Все будет о’кей. Чем ты хуже Чумы, а?
Та откликнулась тотчас же.
— Говорите много. Или струсили оба?
— Пошли, — сказал Андрей и взялся за ручку двери.
— Погоди-ка, — остановил его Генка и, повернувшись к Чуме, сказал: — Не зли меня, мочалка. Убью. Понятно?
— Понятно, — сказала Чума.
— Что тебе понятно? — спрашивал Генка.
— Что ты — босс, — отвечала Чума. — Я не права. Беру свои слова обратно.
— А дальше? Что ты делаешь со своими словами дальше? — Генка смотрел на нее требовательно, и Чума отвечала тихим, почти послушным голосом.
— Я беру свои слова обратно и сую их себе в задницу, — терпеливо говорила Чума.
Таня во все глаза смотрела на нее и спрашивала себя: смогла бы она быть такой отчаянно послушной, как эта непостижимая Чума?..
Нет, подумала она, не смогла бы. Самое большее, на что я была бы способна, — это заплакать. А чтобы быть такой покорной, нужно большое мужество. Такого у нее, у Татьяны, нет. И вряд ли когда будет.
— Молодец, девочка, — удовлетворенно потрепал Генка Чуму по щеке. — Вот теперь можно спокойно сказать, что все в порядке.
Он повернулся к Андрею:
— Ну, Андрюха! По коням?
— Я готов, — ответил тот.
Все это время он старательно избегал взгляда Тани.
— Пошли! — скомандовал Генка, и они вышли из машины.
Некоторое время Таня смотрел вслед ребятам, оборотившись назад всем телом. Пока Чума злым голосом не приказала ей:
— Сядь нормально!
Таня села и взглянула на подругу. Чума застыла словно изваяние, не сводя внимательных глаз с зеркальца заднего обзора.
Таня закрыла глаза, пытаясь расслабиться, не думать о том, что происходит в эту минуту там, в Сбербанке, но не могла. Снова и снова приходила она в мыслях к тому, о чем старалась не думать.
Почему он пошел вместо Чумы? Что именно заставило его так рисковать и собой, и ими всеми, ведь он не мог не понимать, что прежнее распределение ролей было лучшим. Он не хотел оставаться с ней наедине в одной машине, пока дело делается? Или он хотел полной мерой испытать опасность, которой они все подвергались? А к тому еще — заставить волноваться ее.
Таня понимала, что все — и Андрей, и Чума, и Генка отдают себе отчет, что при таком раскладе риск увеличивается, но они не стали отговаривать Андрея.
Какой-то детский сад, вдруг пришла ей в голову простая мысль. Из-за того, что девочка отказывает мальчику, мальчик решил показать всем, что он все-таки, несмотря ни на что, — мальчик.
— Ну что, довольна? — услышала она голос Чумы и вздрогнула — так неожиданно он прозвучал.
— Что? — переспросила Таня.
— Довольна, спрашиваю? — повторила Чума. — Из-за тебя ведь все это. Я должна быть сейчас с Генкой. Я!
— Какая разница? — устало спросила Таня. — Ты или Андрей? Что меняется?
— Знаешь, кто ты? — спросила неожиданно Чума. — Баба. Самая настоящая баба.
— Спасибо, — пожала плечами Таня.
— А ты не спасибкай, — покачала Чума головой. — Нет на свете ничего хуже бабы. Я-то уж знаю.
И она снова замолчала. Тане вдруг смертельно захотелось узнать про нее все — до последней капельки.
— Почему это к бабам такая немилость? — усмехнувшись, спросила она у Чумы.
Но та не удостоила ее ответом.
— Чума! — позвала ее Татьяна.
Вероника вздрогнула, очнувшись от своих дум.
— А?
— Что с тобой?
— Так, — процедила сквозь зубы Чума. — Ничего.
Таня отвернулась и стала смотреть в окно. Ну и ладно, решила она, с этой минуты я тоже молчу и ничегошеньки им не говорю. Они мне надоели, поняла она, надоели, надоели, надоели. Я хочу к папе.
Вот оно.
Я хочу к папе. Так просто…
Она даже не сразу поняла, что происходит. А когда поняла, вмиг забыла и о папе, и об Андрее, и о себе.
Маленькая «железная» девчонка вдруг заговорила, давясь слезами, рассказывала, словно освобождалась от страшного груза:
— Ты думаешь, я все время жила в Барыбине? — Чума говорила быстро, словно боялась, что Татьяна станет ее перебивать. — Нет, Таня. Я когда-то здесь жила, в Москве. Недалеко отсюда, но это черт с ним, это неважно на самом деле, где я жила.
Другое важно, совсем другое. У меня ведь были и папа, и мама. Любили они меня, наверное. Только мне тогда на это было наплевать. Пацанкой была, хотела, чтобы меня все уважали. И любили — все до единого. Я и давала всем, всем, кто попросит. С двенадцати лет по рукам ходила, как самая настоящая дешевка. Прав Генка, прав. Дешевка я. Ладно, не об том разговор.