не дошли молодожёны до опочевальни, которую им на первую брачную ночь определили родители мужа, а может не хотели себя сдерживать, помня о прислушивающихся за стенкой свекре и свекрови. Антон и Ванька проходили мимо и сначала испугались этого крика, а когда, подкравшись, раздвинули ветки кустов, увидели сверкающий в темноте зад между полами чёрного пиджака и спущенными до колен черными же брюками и закинутые на плечи молодого ноги в белых чултуфлях и всё поняли. Зажав рты руками, что бы не захохотать, пацаны рванули от кустов что ессть мочи и только завернув за угол клуба смогли расхохотаться. Потом они полночи на сеновале вспоминали увиденное и обсуждали которая у молодых уже первая брачная ночь по счёту. Антон решил, что непременно закинет Дуськины ноги себе на плечи, пусть орёт хоть на всю деревню. Всё это пронеслось в голове в одно мгновение и Антон впился неумело, но жестко губами в пухлые губки молодой женщины.
Разомлевшая бабенка сама подставляла свое жаждущее его молодой и неопытной плоти жаркое лоно, подаваясь навстречу и раздвигая своими руками края половых губ, как бы обнимая ими его естество. Антон подался бедрами вперед и почувствовал, как сначала головка члена, а потом и весь ствол с хлюпом проскользнул в жаркую норку, стенки которой сжали член мягко, но чувствительно, от чего аж в глазах потемнело. Антон вспомнил движения отца и жениха под кустами и решил выдернуть член до головки, что бы с мощным толчком загнать его снова до упора и услышать таки крик страсти от Дуськи. Он будет её гонять до её изнеможения, как долбил мать отец на топчане в сараюшке, а потом и сам с рыком рухнет рядом. Антон резко дернул бедрами и член выскочил из дуськиного лона полностью. Молодуха дернулась было следом, но Антон в ответ ничего не успел сделать, потому, что всё его тело сладко заныло, он пару раз дёрнулся и, зарычав надрывно, разрядился прямо на пол между ног Дуськи, испачкав ей внутреннюю часть бёдер. Он словил мощный блаженный откат, но на этом всё приятное и закончилось, осталась только усталость. Антон посмотрел на мутную лужицу его спермы и перевёл взгляд на Дуську, как бы спрашивая, а теперь что мне сделать, подскажи. Дуська согнула ноги, отодвинулась от лужи и, оперевшись рукой о лавку, легко вскочила на ноги. Затем она схватила с крючка полотенце и намочив его быстро стёрла сперму со своих бёдер и, презрительно сжав губы, с прищуром взглянула на Антона. Его как плетью по лицу ударили или оплеуху влепили, он аж дёрнулся назад. Вдруг резко вернулось обоняние, и Антон почувствовал, как к терпкому запаху его немытого мужского тела, пропитанной потом одежды, разбросанной тут же на полу, примешался резкий запах его семени и это всё жутко воняет даже для него. Как бы подтверждая его мысли Дуська брезгливо повела носом, выдохнула с нескрываемой неприязнью: «Какая вонь!» и с усмешкой посмотрела на Антона. Он готов был провалиться сквозь этот давно не крашенный пол тесного предбанника. Тупо глядя на лужицу с мутной белесой жидкостью и, не в силах оторвать от нее такой же помутневший взгляд, Антон застыл в ожидании приговора. Видимо его растерянный и дурацкий вид вызвали у разочарованной в своих ожиданиях женщины только приступ желчного злого смеха. А он сидел голый на голом полу не в силах даже пошевелиться, не то что подняться. Стоящая над ним молодая женщина с великолепным телом жрицы любви, продолжала заливисто хохотать. Неудовлетворённое и практически неронутое им лоно, покрытое золотистыми мягкими волосками, колыхалось недалеко от его лица, но он, ноздрями чувствуя сладкий запах чистого тела, усиленный ароматом сока желания, которое он не смог утолить ни в какой мере, не смел даже поднять глаза. Такого унижения Антон не испытывал никогда в жизни.
Насмеявшись вволю, Дуська нагнулась, повернувшись к Антону задом, еще раз продемонстрировав незадачливому любовнику, недоступные уже для него прелести и ушла в баню, бросив ему напоследок:
— Надеюсь сам оденешься. Я и так замаралась, пойду снова мыться, а то ты мне все ноги своими соплями обляпал, пачкун!
Последнее слово хлестнуло парня по щеке обидным прозвищем, и он понял, что только милосердие Дуськи может его спасти от злых деревенских насмешек.
Антон торопливо оделся, взял для родителей двух уток, а все остальные трофеи аккуратно сложил на полу у топчана, надеясь умилостивить Дуську, и тихо прошмыгнул за дверь. Он затравленно оглянулся по сторонам, не видел ли его кто, и опрометью понесся, прячась за смородиновыми кустами, в соседний огород. Конечно, об этой неудачной попытке стать мужчиной он никому не рассказал, даже Ваньке.
Больше месяца Антон под разными предлогами перепоручал походы в сельмаг Ивану, отказывался от фильмов и танцев в клубе, боясь встречи с Дуськой. А потом они с Иваном уехали поступать в институт. Их поселили в общежитии, и Антон твердо решил ездить домой как можно реже всю свою студенческую жизнь, тем самым до минимума сведя возможность встречи с Дуськой. И вот этот план из-за тройки на экзамене мог рухнуть, разве что идти рабочим на один из заводов города, готовиться и поступить на следующий год. Ванька, гад, на отлично сдал, он в этом поступит, мысленно вызверился на друга Антон и снова застонал, вспомнив список с результатами экзамена на институтской доске. Злость на весь мир, такой несправедливый к нему и жестокий, закипела в нем, как масло в адовом котле на картине, которую он видел в их деревенской церквушке.
Антон вдруг подумал, что раз всё случилось из-за Дуськи, то ему просто надо срочно овладеть женщиной и всё сразу встанет на свои места и удача к нему вернётся. Только надо, что бы победа была настоящей, с блаженными стонами с бабьей стороны, бурным и длительным половым актом в его исполнении, и тогда он сам с торжеством и усмешкой бросит в лицо Дуське, если она хоть пикнет, что это не он оплошал, а она в ее-то возрасте и при ее-то богатом опыте кувырканий с мужиками, да с голодухи, не смогла соблазнить его, пацана нетронутого ещё тогда, и получить от него желаемое. Он вспомнит ей ее вздохи, ее влажные горячие губы и жадный язык, орудовавшие с причмокиванием в его паху и со смаком будет рассказывать в компании, а может и прямо в клубе или в очереди перед дуськиным прилавком в магазине, все подробности того, как она его, немытого и вонючего, после многокилометрового похода, добивалась в своей бане и хохотать с дружбанами над пошлыми и хлесткими характеристиками в ее адрес и полным разбором её голого тела.
Сегодня он выдавит из себя с толчком семени, поселившийся в нём с того проклятого дня животный страх перед этой шлюхой, и будет свободно смотреть на девчат глазами бывалого любовника, а они от восторга будут ложиться под него сами и штабелями, готовые к услугам в любой момент, за возможность еще раз отведать его ласки. Антона даже начало распирать от гордости за самого себя. Настроение улучшилось. Он еще раз глубоко вдохнул ночной воздух и, наметив цель, вернулся в дом.
Михаил и Валера уже дремали на диване, но Надежда, по хозяйски растормошив их, велела Валере разложить диван-кровать и постелила им вместе. Антону Надежда определила место на полу в террасе, где на кровати уже спал Иван. Антон снял брюки и рубашку, аккуратно сложил их на стул и юркнул на матрасик под одеяло.
Сон никак не шел. Антон вспоминал лихорадочно отцовский «Зингер», все виденные им подходящие сцены в целомудренных, урезанных цензурой, импортных кинофильмах, жаркие слова героев-любовников, описание этих самых сцен в перепечатанных «самиздатах».
Из всего этого сумбура он пытался составить план покорения Надежды. Прозаичные позывы грубо оборвали сладкие грезы. Выскочив с террасы в одних трусах, он забежал за дерево. Освобожденный мочевой пузырь перестал отвлекать его внимание от приятных мыслей. Антон приготовился ждать. Но тут дунул ветерок и стоять босиком стало прохладно.
— Ну что она, в ведро что ли писает ночью? — зло подумал он о Надежде, которая с их прихода не выходила из дома. Ночь входила в самую короткую, но и самую непроглядную, при затянутом тучами небе, предрассветную стадию. Окончательно замерзнув, Антон решил вернуться за одеждой.
У дома он столкнулся с Михаилом, которого так же выпитое пиво выгнало из теплой постели.
— Что, тоже пивко слить бегал? — хохотнул Михаил и трусцой побежал к туалету. Через минуту он вернулся в дом, а Антон быстро натянул в темноте брюки и рубашку, отметив, что это одежда Ивана, но переодеваться не стал, быстро обулся в Ивановы же ботинки, большие — не маленькие, и быстро вернулся на свой пост.
На этот раз ждать пришлось не очень долго. Скрипнула дверь дома и по дорожке торопливо пробежала Надежда. Стоявший в шаге от туалета Антон услышал журчание и задохнулся от вдруг ярко вспыхнувшей в памяти картинки, открывшихся при наклоне влажной норки Дуськи. Он представил себе, как будет жарко и сладко его плоти в упругих тисках аппетитного девичьего тела и решительно шагнул к туалету, как раз в тот момент, как Надежда открыла дверь. Правой рукой зажав ей рот, он левой крепко подхватил девушку за талию и потащил ее в глубь сада.
Сначала, оторопевшая от неожиданности, Надежда не сопротивлялась, но когда он опустил ее на траву и навалился всем телом, она стала извиваться под ним и попыталась укусить его за руку.
Антон страстно зашептал ласковые слова, начал свободной рукой неумело гладить руки девушки, грудь и бедра через ткань ночной рубашки, коленками освобождая себе путь к желаемому. Надежда продолжала извиваться под ним и, когда он стал расстегивать брюки, умудрилась таки укусить его за средний палец. Антон разозлился.
— Чего кусаешься теперь? Сама задом весь вечер крутила, а теперь целку-недотрогу из себя корчишь? — зло прошипел он, дыша пивным и водочным перегаром в лицо девушке.
Надежда протестующее замотала головой и прямо взглянула на него. Ее глаза больше не смотрели на него кокетливо и похотливо, они пронзали знакомым злым взглядом Дуськи. От этого взгляда закипела ярость.
Проклятая Дуська, опять хочешь всё испортить, снова унизить! Ну уж нет, на сей раз не выйдет! — пронеслось в голове Антона. Он резким движением высвободил из брюк и трусов набухшую плоть и, разорвав на девушке тонкую ткань ночной рубашки, стал рвать и ее трусики.