— Не более, чем через час после того, как мы с Вами сегодня простимся, все, как Вы сказали, фигуранты, будут уведомлены, что документы у меня, и я лично являюсь гарантом неприкосновенности вашей и вашей семьи.
— Но ведь и Вы, не Кащей-Бессмертный?
Сурмин расхохотался звонко и заразительно. Я невольно тоже засмеялась. Прохохотавшись и смахнув скупую слезу с длинных ресниц, Павел покачал красивой головой и с улыбкой успокоил меня:
— Мария Станиславовна, я ведь не сам по себе, за мной московские бонзы и ваши недруги прекрасно знают это. Убрав меня, они накличут на себя куда более страшные беды, ибо мои друзья не отличаются моей лояльностью и отвращением к кровавым разборкам. А за Кащея-Бессмертного спасибо. Ни на одну даму в своей уже достаточно долгой жизни я не производил подобного впечатления!
— Да будет Вам напрашиваться на комплименты, Вы в них и так купаетесь. Тем более Вы верно поняли, почему всплыл этот герой. Ладно, Вы меня убедили, что за Вами я как за каменной стеной. Но остался еще один вопрос, и я все равно не успокоюсь, пока не получу на него ответ. Поэтому спрошу прямо, хотя могу причинить Вам боль. Поверьте, это не праздное любопытство и не для публикации. Возможно, я тоже смогу помочь Вам.
— Вы меня достаточно подготовили. Спрашивайте.
— Вы сказали, что фигуранты могут знать об исчезновении вашей сестры. Я знаю, что она была дружна с бывшим секретарем горкома Катковым, который помог Вам состояться в жизни. В документах Антона его фамилии нет. Почему Вы надеетесь, что люди из ближнего круга Максюты могут что-то знать о вашей сестре?
Сурмин нахмурил лоб и стал медленно вертеть в руках за тонкую ножку бокал с минеральной водой. Я терпеливо ждала, стараясь не мешать его раздумьям. Наконец он отставил бокал и посмотрел мне прямо в глаза:
— Хорошо, лучше я расскажу, чем другие. Они и приврут и грязью обольют, не постесняются. А мне память о сестре очень дорога. Мы ведь с ней детдомовские. Она только ради меня замуж вышла за нелюбимого мужчину и на Север подалась, что бы муж мог денег заработать на квартиру, и она могла меня из детского дома забрать. Но муж оказался полным неудачником, размазней и она сама его двигала по службе. Для этого и под Каткова легла. По её просьбе он меня из детского дома в суворовское училище пристроил, а как его в Холмск перевели, то он сразу Таньку квартирой обеспечил и помог меня в ней прописать. Я сразу после выпуска к сестре и перебрался. Катков мне как отец был и сестру любил до беспамятства, я это чувствовал и жалел его. Танька ведь от него погуливала, хоть меру и знала. До сих пор я только догадываюсь, что их что-то с Максютой связывало, но наверняка ничего выяснить не удалось даже Каткову и направленным им на её поиски сыщикам. Катков по просьбе Татьяны этого хлыща в Холмск перетянул с Севера, должность и квартирку ему помог получить. Я ещё два года после приезда Каткова и сестры в Холмск в училище был, поэтому за этот период ничего о жизни сестры не знаю, а через полгода после моего приезда Татьяна пропала. Пока мы жили вместе, я только пару раз заподозрил, что у неё кто-то кроме Каткова есть, но она мне ничего не рассказывала. Но её очень будоражили эти выстречи, она всегда возвращалась уставшая, но очень довольная и просто светящаяся какая-то. А в третий раз она так же навела красоту, приоделась не так, как к Каткову и уехала навсегда. Я уверен, что к тому же мужику и подозреваю, что это был Антон Максюта. — Павел замолчал, уставясь немигающим взглядом перед собой.
— Но ведь ее наверняка искали с особым рвением? — , подождав пару минут, спросила я.
— Конечно, Катков всех и всё на уши поставил, когда я позвонил ему утром, что она домой не возвращалась. На работу она тоже не пришла, а это на нее было совсем не похоже. Она очень обязательным человеком была и, всегда меня предупреждала, если укатывала куда-то с ночёвкой с компанией или с Катковым. Машину ее нашли сразу, но довольно далеко от города и на лесной дороге. Она была заперта и кроме нее в ней никто не был, если верить криминалистам. Солдаты прочесали каждый сантиметр тайги на пятьдесят километров во все стороны. Там с одной стороны река и всего два села на расстоянии шестьдесят километров друг от друга. В селах ее не видели. Осень уже была, купаться вряд ли бы полезла, да и машина от реки километров в пятнадцати была найдена, так что утонуть не должна была. Таню искали несколько месяцев. Все приемники, больницы, морги, участки и управления милиции рапортовали каждый день о всех принятых, найденных, доставленных женщинах, трупах, останках. Катков после больницы из семьи ушел и жил со мной в нашей с Таней квартире, мы вместе ждали и верили. Потом он опять слег, почти не выходил из кардиоцентра, но протянул еще несколько лет, все еще надеясь, что ее найдут. Но среди живых ее нет, это я ещё той ночью, когда сестра не вернулась со свидания, почувствовал, хотя долго не хотел в это поверить.
— Ну а кроме предчувствия почему Вы уверены, что она погибла?
— Я ищу ее все эти годы, не прекращал ни на день. У меня друзья в органах и комитете, они помогают. В любом состоянии ее бы нашли, а раз нет, то значит ее уже нет на свете.
— Этот пансионат назван ее именем?
— Да. А его кардиологическое направление в память о Каткове.
— У меня, как и у многих вызывали удивление ваши благотворительные акции по бесплатному обследованию и лечению пенсионеров. Теперь мне понятно, что это идет от вашей души. Но если в исчезновении Татьяны замешан Максюта, то его все равно уже нет. Не будете же Вы мстить его родным? Тем более, что они и так от него нахлебались больше некуда.
— Ни в коем случае, я же сказал, что не сторонник кровной мести. Но может быть жив тот, кто так же причастен.
— А его что ожидает?
— Он тоже исчезнет, но останется жив, не сомневайтесь, я не изменю себе. Но он вряд ли будет рад оставленной ему жизни.
Я допила кофе и решительно поднялась из-за стола. Сурмин тоже поднялся. Выдержав его отяжелевший от неприятных воспоминаний и мыслей взгляд, я протянула ему руку для прощания:
— Давайте встретимся завтра в вашем банке, и я передам Вам документы.
— Мои ребята отвезут Вас домой и доставят завтра в банк, там свою машину и заберете.
— Это еще зачем? Боитесь, что сбегу с драгоценными бумажками? Плохо копала ваша служба, коли так. Если я слово даю, то никогда его не беру обратно!
— Напрасно обиделись. Я хочу быть уверенным, что с Вами ничего не случится, пока заинтересованные лица не будут извещены надлежащим образом.
— Спасибо за чудесный ужин и заботу, но все таки я поеду сама и на своей машине. Так же попрошу не следовать за мной для осуществления контроля. Я жила до сих пор без охраны, обойдусь и сейчас, что бы не привыкать. Тем более, что в пяти минутах езды от пансионата в кафе меня уже полчаса ждет муж и я не хочу подарить ему комплекс неполноценности, если заеду за ним с эскортом красивых охранников на крутых тачках, — соврала я и маскируя ложь строго спросила, — Договорились?
— Ну, это меняет дело, если муж! Так во сколько Вас ждать завтра? — устало согласился Сурмин.
— Часов в одиннадцать устроит?
— Буду ждать с нетерпением. Счастливого пути и спокойной ночи, Мария Станиславовна!
Павел снова слегка приложил мою руку к свои губам и проводил до дверей кабинета, передав меня уже знакомому мне охраннику. Мы не спеша дошли до стоянки и я, как только захлопнула дверку машины, тут же придавила газ. Через минуту я дозвонилась Даньке, который ждал меня дома у родителей, и полетела по трассе вокруг ночного Холмска.
Глава двадцать первая
— Мария Станиславовна, Вы меня слышите? — незнакомый голос был глух и доносился словно из глубин моего подсознания. Горло драло так, что глотать было просто не возможно. Грудная клетка была словно вдавлена до позвоночника. Болело все и с наружи и изнутри. Ничего не понимая я хотела открыть глаза, но их жгуче защипало. Я попробовала пошевелить пальцами рук и, похоже, мне это удалось, потому что потусторонний голос тут же отреагировал.
— Так, так, умница! Значит Вы меня слышите? Попробуйте сказать что-нибудь.
Я послушно попыталась разлепить губы, но слова застряли где-то в разодранном чем-то горле и наружу просочилось только нечленораздельное сипение. Тем не менее голос удовлетворился моей попыткой и констатировал:
— Сознание ясное, а это главное. С возвращением, Мария Станиславовна, Вы просто молодец! — это было последнее, что я услышала, прежде чем снова провалившись в никуда.
Когда я опять вынырнула из небытия, звуки стали отчетливее. Я начала ориентироваться в почему-то темном пространстве. Затекшая спина и онемевшие конечности были распластаны на ровной и довольно жесткой поверхности. В локтевых сгибах болело и пощипывало. Чувствовался отчетливый запах лекарств к которому примешался очень приятный запах. Я ощутила, что кто-то сжимает горячими ладонями мои пальцы и услышала знакомый голос: — Феномен ты мой сибирский, как же ты нас напугала!
«Миргородский? Господи, а он то откуда взялся?» — мгновенно узнала я приятный баритон и попробовала озвучит вопрос, но только глухо и тяжело закашлялась.
— Мария, не хулигань, не рвись, как всегда, вперед за орденами! Тебе сейчас надо набраться терпения и не торопить события. Теперь уже все будет хорошо. Я не улечу, пока не посмотрю в твои прекрасные глазищи! — мне показалось, что голос Алексея прозвучал как-то неестественно весело.
— Значит договорились? Ты лежишь спокойно и ждешь, пока я не позову тебя. Если договорились, сожми мою руку — попросил Алексей.
В знак согласия пошевелив пальцами, которые он все еще держал в своих горячих ладонях, я почувствовала, как слегка качнулся край того, на чем я лежала и мягкие шаги стали удаляться. Когда слегка стукнула дверь, женский голос справа от меня со страстным придыханием произнес: — Боже, какой мужчина! На такого один раз посмотреть и можно ослепнуть на всю жизнь без всякого сожаления. Больше смотреть ни на кого и так не захочется!