Мне стало смешно, но я тут же вспомнила попытку заговорить, слова Алексея и передумала смеяться. Но женский голос никак не хотел угомониться.
— Ну, ты, матушка, устроила переполох! Вся клиника на ушах стояла. Мы думали, Пугачеву или родственницу президента везут, не иначе! Самого Миргородского из Индии вызвали! Если бы не ты, так и не сподобилась бы я увидеть такого красавца! Жалко тебе говорить нельзя, я ж от любопытства просто тресну, пока ты общаться сможешь! Ты уж оклемайся поскорее, пожалуйста! Расскажешь, что у вас с ним было? И не вздумай меня за нос водить, я же видела, как он в палату влетел с перекошенным лицом и как три часа не дыша сидел на краешке твоей койки, ждал пока ты проснёшься и какими глазами на твои бинты смотрел, как руку твою гладил. Ты не просто его пациентка, это и к бабке не ходи!
Женщина продолжала ещё что-то говорить, но я была уже далеко.
Ошалевшая от скопления народа и растерянная, я стояла в переполненном фойе поликлиники и соображала, что мне дальше делать. Нахально решив, что газетная статья известного офтальмолога «Человек не должен носить очки» откроет мне все двери и решит все мои проблемы, я, после зимней сессии, прилетела в Москву. Эйфория прошла мгновенно, как только я увидела количество страждущих излечения в узком и длинном коридоре у кабинета, где вели прием иногородних, т. е. не москвичей, специалисты МНТК «Микрохирургии глаза». Широко открытыми, но практически слепыми глазами, я смотрела то на написанный крупным шрифтом указатель «Прием иногородних», то на плотную массу людей, забивших длинный коридор в указанном направлении.
— Какие глазищи! — раздалось над моей головой и высокая фигура в белом халате заслонила коридор и указатель.
Я непроизвольно проследовала глазами вверх и увидела улыбающееся смуглое лицо. Детали я видела смутновато, но веселые карие глаза и щеточку черных усов разглядела.
Незнакомец, улыбаясь, легко взял меня за локоть и подтолкнул в сторону плотно забитого коридора: — Проблемы? Сейчас решим, сударыня!
Я решительно освободила руку и, надменно поджав губы, резко ответила:
— Спасибо за заботу, но я как-нибудь сама!
«Знаем мы ваши столичные штучки. Дурочку нашел провинциальную. Лапши на уши побольше и бери меня тепленькую. Как же, не на ту напал!» — эти мысли промаршировали в моей голове стройными рядами и я демонстративно повернулась к столичному хлыщу спиной.
— Леш, ну мы идем или стоим? — донеслось слева от меня и уже знакомый мне голос нахала ответил ему:
— Степ, ты покури без меня, видишь, тут дельце образовалось неотложное. А то пока мы курим, может моё счастье сбежит от меня, и я останусь до последних дней влачить жалкое тоскливое существование. Иди, Степ, иди, брат. — сказал кареглазый и снова наклонился ко мне так близко, что на меня пахнуло весьма приятным смешанным запахом хорошей туалетной воды, явно импортной, тонкого аромата табака и не менее отличного кофе. Запах был весьма волнующим, даже несмотря на нотки табака, но я не настроена была на флирт, ведь рушились мои надежды и вставшая передо мной проблема повергла меня практически в отчаяние. Какая уж тут романтика?
— Как Вас зовут, красавица? Я действительно могу Вам помочь! Неужели у Вас проблемы с такими чудесными глазками или кому-то из родственников нужна помощь?
«Все, ты меня достал!» — подумала я и, резко развернувшись, с такой ненавистью посмотрела на приставалу, что парень отшатнулся:
— Ого, вот это взгляд! Я Вас чем-то обидел, милая девушка? Простите, великодушно, я ничего дурного не имел ввиду!
— Мне все равно, что Вы имели или не имели ввиду! Я просила оставить меня в покое. Вас ждет ваш друг, а меня мои проблемы и решать их я буду без вашего участия, уж извините, сударь! — отчеканила я каждое слово и направилась к окошку регистратуры.
Через пять минут мои последние надежды хотя бы на постановку в эту бесконечную коридорную очередь окончательно рухнули, так как уже злая с утра дама в окошке с явным злорадством сообщила мне, что без направления Минздрава они иногородних не принимают. Теперь надо было искать этот Минздрав и как-то добывать нужную бумагу. Я недовольно вздохнула и направилась было в гардероб, как вдруг кто-то слегка тронул мое плечо и нежным девичьим голосом произнес: — Пойдемте со мной, девушка.
Я удивленно обернулась и стоящая передо мной миловидная молодая женщина в белом халате и накрахмаленной шапочке повторила приглашение. Переспрашивать было уже глупо, и я покорно последовала за ней через разгоряченные толчеей и спорами тела. У двери кабинета, куда привела меня медсестра, потная дородная дама, пытаясь не пустить меня внутрь, затеяла скандал. Она не прекратила орать даже после того, как медсестра сообщила, что девушку вызвал врач и не даме решать кто сейчас войдет на приём. Мне удалось всё же попасть внутрь кабинета, благодаря самоотверженности медсестры, решительно оттеснившую от двери орущую тётку, но в полной темноте с единственным ярким пятном от лампы, находившимся в нескольких метрах от меня, я растерялась, так как больше ничего не видела. Когда глаза хоть как-то приспособились, я разгядела впереди силуэт в белом халате и шагнула вперёд. Склонившийся над карточкой врач быстро дописал в нее пару строк и поднял голову.
Если бы в это время меня поразила молния, последствия, наверное, были бы менее разрушительными. Потерявшая разом способность не только соображать, но и слышать и видеть, я медленно опустилась на своевременно пододвинутый мне врачом стул. Просочившееся через ступор и «вату» в ушах зрение показало мне весело хохотавшего приставалу из фойе. Потом в мое сознание протиснулся его довольный произведенным эффектом насмешливый голос:
— Ну, так чьи проблемы привели Вас, сударыня, в нашу лекарню?
— М-мои. — еле выдавила из себя я и протянула врачу вырезанную из газеты заметку, на которую Алексей едва взглянул и уже серьёзно посмотрел мне в лицо:
— Абсолютно согласен с мэтром, такие глазки прятать под очками — это преступление и я сниму с Вас очки, мадемуазель!
Я терпеть не могу хвастунов, но на сей раз удержалась от едкой реплики и, заметив, что молодой доктор взял знакомую мне линейку с набором стекл для определения остатков зрения, только посоветовала ему:
— Начинайте с нижнего стекла, доктор, так быстрее доберётесь до нужного.
Доктор удивленно посмотрел на меня, но поднес к моему правому глазу последнее толстое стекло и присвистнул.
— Что, так все плохо и обещанное чудо отменяется?
— Ни в коем случае! У нас все получится, но в несколько этапов — ответил доктор и поинтересовался: — Где ваша карточка, мадемуазель?
— Мне ее не выписали в регистратуре, требуют направление Минздрава, а у меня его нет.
Наши врачи отказали мне выдать даже мою амбулаторную карту и направление в клинку, так что я сама направилась, против их воли. У меня только это, — и я показала на лежащую на столе вырезку со статьей академика Святослава Федорова.
Парень задумчиво потер подбородок и, попросив меня подождать, вышел из кабинета. Ждать пришлось довольно долго, но, когда он вернулся, его лицо улыбалось уже знакомой мне широкой улыбкой:
— Значит так, сударыня. Подайте мне свой паспорт. Сейчас я выдам Вам на руки выписку, Вы с ней доберетесь до приемной Минздрава и в кабинете № 6 выпишите направление, я договорился. Вот адрес. А завтра ровно в 10 утра вы позвоните мне по указанному на этой же бумажке телефону из фойе приемного покоя клиники и прихватите с собой сменную обувь, халатик и гигиенический набор на случай, если придется задержаться в стационаре. Возможно завтра я сделаю Вам первую операцию. Все понятно?
— Как завтра? Так сразу?
— А чего тянуть-то? Или боитесь?
— Нет, не боюсь, просто я не рассчитывала надолго задерживаться в Москве, у меня скоро занятия начнутся в универе.
— Задержу для начала на неделю, не больше. Устраивает?
— Вполне. Спасибо. До завтра. — я встала и направилась к двери, но доктор окликнул меня:
— Мария Станиславовна, а на улице Вы тоже без очков ходите?
— Да, а что?
— С таким зрением невероятно, вот что! Будьте осторожны и жду Вас завтра целой и невредимой.
После этой встречи долгие восемь лет мы с Алексеем Миргородским, любимым и очень талантливым учеником самого Федорова, штопали, паяли лазером, укрепляли склерой и избавляли от лишних запчастей мои, усердно залеченные врачами в моём провинциальном городке, глаза.
Никогда в жизни не забуду тот весенний день, когда Алексей в темной комнате снял с моих глаз повязку, и я вдруг четко увидела буковки самого последнего ряда таблицы для проверки зрения. В изумлении я перевела взгляд на сияющее от счастья лицо Алексея и разревелась глупо и навзрыд, а он нежно гладил меня по плечу и растроганно повторял: — А ведь ты мне не верила до последнего! Ты мне не верила…
И вот теперь он снова рядом, а это значит, что все будет очень хорошо. Вот только почему я снова в этой клинике и почему снова темно?
Подняться с кровати я смогла уже через пару дней, и Алексей сразу забрал меня в темную комнату. Там он аккуратно снял повязку и тампоны с глаз, бережно смыл запекшийся гной и попросил меня открыть глаза. Изображение сначала было мутным, но Алексей закапал мне что-то в глаза и, поморгав, я отчетливо увидела его лицо.
Он был по-прежнему красив, хотя с нашей последней встречи прошло почти пятнадцать лет и легкая седина уже тронула его густые черные волосы.
— Ну, как же ты так неосторожно, Машуня! Столько лет потратить на ясный взгляд и так беспечно обойтись с выстраданным результатом. Кто обещал мне выполнять мои рекомендации неукоснительно и беречь глазки? Я не помню, что бы разрешал тебе пытаться лбом свалить дерево! — насмешливый голос доктора вернул меня к действительности.
— Какое еще дерево?
— Судя по результату большое и толстое. Ты его пыталась отодвинуть со своей дороги. Чем же оно тебе так помешало, а, Машуня?