По затылку Зигунова пробежал холодок. Неужели это и есть ОН? Неужели литературный убийца сидит прямо перед ним?
— И как же вы их убили?
— Известно как: ростовщика и его внучка топором тюкнул, журналюгу этой штукой проткнул (он показал выпад шпагой), а бабу пихнул на рельсы.
Напряжение зазвенело в воздухе так сильно, что Петру понадобилось две долгие секунды, чтобы собраться с мыслями. Спешить нельзя и скоропалительных выводов делать — тоже.
— Хорошо. Если это сделали вы, то мне необходимо услышать подробности: как, где, при каких обстоятельствах?
Ларин посмотрел на собеседника с ехидной улыбкой и откинулся на спинку стула:
— Не помню. Никаких подробностей не помню. Все происходило самой собой, как на страницах хорошей книги. Знаете, так бывает, когда читаешь по-настоящему классное произведение. Вот так. Что у вас там дальше по сюжету? Конвой, уведите арестованного?
На дальнейшие вопросы задержанный отвечать отказался. Только сидел и улыбался с видом полного удовлетворения… или даже счастья.
Глава 18
После пресс-конференции у Петра появилось стойкое ощущение, что его сунули в мясорубку и с десяток раз хорошенько провернули. Сил не осталось никаких: ни душевных, ни физических. Теперь понятно, почему Святой Георгий отправил в этот вольер с гиенами его, а не выступил сам. Старый стрелочник.
Хотя, может, начальник здесь и ни при чем, а вся проблема в самом Петре Сергеевиче Зигунове. Может, если бы он на сто процентов был убежден, что они поймали того самого преступника, выступление перед журналистами не показалось бы таким тяжким.
Однако что-то грызло, не давало покоя. Где-то картинка не складывалась, рябила и вызывала головную боль. Только майор никак не мог найти нужную мысль, место несостыковки, чтобы рассмотреть со всех сторон и убедиться в правильности своих сомнений… Хотя, конечно, очень хотелось бы найти подтверждение тому, что выводы правильные и все наконец закончилось. Но внутри будто сидел и хихикал злобный гном, похожий на тянущую зубную боль. Он дергал за нервы, нашептывал туманные намеки, зловонно дышал беспокойством.
Что-то не так. Что-то не так…
Дорога до дома показалась чудовищно долгой, ключ в замке поворачивался миллион лет, а когда дверь все-таки открылась… Изнутри жахнуло ярким светом, бестолковым музыкальным умп-ца-ца и сильным запахом чеснока. Черт возьми, нигде нет покоя.
— Привет, па! — замахал руками, выбежав из комнаты Владик. Он подпрыгивал, выделывал какие-то идиотские коленца вперемешку с неуклюжими балетными па — в общем, вовсю плясал какой-то модный танец, видимо.
— Угу, — кивнул в ответ Петр и стал снимать туфли, отчетливо чувствуя себя старой лошадью, с которой сдирают подковы, прежде чем отправить на убой.
— А я смотрел твое выступление на ноуте.
Энергия из сына хлестала через край. Зигунов, раздеваясь, поглядывал на него с завистью — мне бы столько сил.
— И как впечатления?
— Офигеть! Ты такой серьезный, солидный. Я прям загордился. Ты круче Железного человека прям!
— Ну, положим, я далеко не один его поймал. И к тому же еще есть кое-какие…
Но Владик не слушал, продолжая тараторить:
— Я этот видос с твоей конференцией даже у себя на странице повесил. Написал: «В бан, Бэтмен! Это мой батя». Так пост уже больше двадцати лайков собрал. Прикинь?
— Здорово, конечно, ну то есть зря ты про меня… Ладно… но ты сочинение-то свое домучил? Тебе его когда сдавать?
— В понедельник… И чего сразу «домучил»? Я на кружок ходил, типа по литературному мастерству, к маме в институт, там три часа целых торчал и написал все как надо, можешь посмотреть. Мама, кстати, сказала, что получилось хорошо.
— Так даже? Ну о’кей, сейчас переоденусь и почитаю… Кстати, а мама где?
— Пошла в магазин, сказала, скоро придет.
— Ясно. Тогда чайник поставь пока что, пожалуйста. И прекрати дергаться, в глазах рябит… Из меня эта конференция и так все соки выжала.
Последнюю фразу Петр пробубнил уже себе под нос, так, чтобы сын не услышал. Ему было приятно восхищение Владика, но настроение все равно осталось ниже плинтуса.
В домашних штанах и футболке было уютно и спокойно, даже на душе как-то полегчало. Зигунов по пути на кухню глянул на себя в зеркало, пригладил рукой волосы и постарался придать лицу более человеческое выражение. Нечего сына пугать своими закидонами. Все, пусть работа остается на работе, будем о ней думать завтра, а сейчас — сочинение.
У Владика всегда черновики были размалеваны, как полотна художника-графомана, но эта домашняя работа даже для него была выдающейся. На полях и между абзацами красовались старательно выписанные витиеватые кубки и старинные перстни, вперемешку с нотами самых разных размеров. Смотрелось интересно и даже в некотором роде стильно, хотя и никак не сочеталось с темой домашней работы. Впрочем, если мальчику так проще справляться с трудными заданиями, то почему бы и нет? Он же не в чистовике это все рисует, в конце концов.
— Ты еще и художником решил заделаться?
— А! — Владька отмахнулся, как будто речь шла о несущественном.
Глянув с улыбкой на сына, майор погрузился в текст. «А неплохо написано, — с приятным удивлением подумал он про себя. — Это уже похоже на художественное (до определенной степени, конечно) произведение, а не на набор разрозненных фактов. Катя, ты гений педагогики! Нашему сыну, определенно, сильно повезло с матерью. Смотри чего, на кружок отвела. Ну да, раз отцу времени не хватает…»
Владик сидел рядом, блестящими глазами вперившись в экран смартфона. И это бы ладно, даже хорошо, далеко не всегда дети стремятся составить родителям компанию, особенно в подростковом возрасте. А что в телефон уткнулся, как зомби, ну… К такому поведению молодого поколения старшие Зигуновы почти притерпелись, глядя на Владькиных одноклассников, да и просто на малышню в городском транспорте и на улицах. Однако сегодня Петра раздражало все, а любимый отпрыск еще и постоянно подергивался, будто его било током.
— Чего ты корячишься?
— Я не корячусь, — надулся Владик. — Это флешмоб от Милы Милый кот.
— Что? Кто? По-русски можешь…
Договорить Петр не успел, в замке входной двери щелкнул замок, и раздался голос жены:
— Владя, папа уже вернулся?
— Вернулся, — ответил за сына Зигунов. — Читаю сочинение.
— Ага, давай. У него хорошо получилось, скажи? Хорошо с ним позанимались — сразу все и получилось. Я сейчас, только разденусь.
Пока родители разговаривали, Владик встал у окна и стал, все так же неотрывно глядя в телефон, выдавать еще более яростные коленца.
— Ты так и не дорассказал, зачем эти пляски дикого Вита?
— Никакие не пляски… Короче. Мила Милый кот…
— Кто это?
— Крутая блогерша и тиктокер.
Брови Зигунова-старшего поползли вверх, но он взял себя в руки.
— О’кей….
— Вот, гляди.
На экране протянутого телефона красовалась розовая кошечка с длинными ресницами. Затем заставка с тягучим «мур-мур» уехала в сторону, и в кадре появилась красивая девушка, выделывающая всякие замысловатые коленца под ритмичный саундтрек. Смотрелось все это забавно и даже симпатично.
— Это Мила, — пояснил отцу сын. — Она выложила ролик со своим танцем… или не танцем… в общем, неважно. И устроила флешмоб. Надо повторить ее движения, снять себя на камеру и прислать ей.
— Зачем? — спросила Катя, заходя на кухню и открывая дверь холодильника.
— Затем. Потом она с помощью рандомайзера выберет победителя, и он получит новый айфон.
На секунду в кухне Зигуновых повисла пауза.
— Понятно, — с преувеличенным спокойствием прокомментировала мама Владика и положила пакет молока на нижнюю полку.
— Ну вы же мне его никогда не купите.
В голосе мальчика слышались одновременно вызов, обида и надежда.
— Никогда, — спокойно подтвердила бессердечная родительница. — Давайте лучше поужинаем.
— Не хочу я есть. Пойду тогда досниму ролик. И выиграю!
— Успехов. Мы в тебя верим!
Когда сын ушел в свою комнату, Катя посмотрела на мужа:
— Ты как? Живой после этой конференции?
— Не совсем.
— Есть будешь?
— Да, наверное, тоже нет. Пойду лучше лягу.
— Ну вот, опять готовила, старалась — и все зря! Впору выбрасывать! Твою баранину все равно никто не ест…
Но Петр пошел в спальню и быстро закрыл дверь. Однако уснуть никак не получалось, хотя усталость буквально размазала его по кровати. Из темноты постоянно всплывали какие-то образы, в голове непрерывно крутились беспокоящие мысли.
«Какого черта тебе неймется? — задал самому себе вопрос Зигунов. — Дело уже раскрыто. С Лариным работает московский психиатр. Есть добровольное признание. Так чего же тебе еще не хватает? Что не устраивает? Ларин псих? Безусловно. Перемогин уже дал первичное заключение о невменяемости задержанного. Да там и подтверждений не нужно — вполне хватит сообщений, которые он настрочил в интернете. С какой стороны ни посмотри, все сходится: и психологический портрет, который дал Перемогин, и заявления самого Ларина, и даже улики вроде бы… Так что не так? Что?!»
Майор ворочался с боку на бок и скрипел зубами.
Что тебя так настораживает во всей этой ситуации? Что не нравится? Сам Ларин — вот что.
Ответ прозвучал в голове, будто грохот барабана.
Он, конечно, законченный психопат с миллионом запущенных комплексов. Но разве он тянет на литературного убийцу (тьху ты! Прилепился же дурацкий ярлык)? Разве за таким может пойти женщина, наплевав на семью и обязательства? Разве хватит ему ума (или безумия), чтобы спланировать три убийства? И не просто убийства — с этим он, пожалуй, справился бы, — но театральные постановки, в которых важны детали и реквизит… А еще в плюс к этому… как он там сказал? «Что у вас дальше по сюжету»? У ВАС! Не «у меня», не просто «что дальше по сюжету», а именно «у вас». Будто не он руководит действом, не он ведет этот самый сюжет, а всего лишь подстраивается под него. Как персонаж или сторонний наблюдатель, но не автор. Может ли такое быть? Укладывается ли это в логику событий? Что-то не очень. Создается впечатление, что Ларин считает всю эту историю некой книгой. Даже допрос, да… даже допрос, похоже, ему представлялся сценой из какого-то произведения.