Нет.
И это не тайна.
Мои три Тайны великие и ужасные. И начну, пожалуй, с третьей, самой безобидной. Я уже сказал, и если вы внимательно читаете мои экзистенции, то уже все поняли: я писатель и пишу книгу. Учусь делать это правильно, занимаюсь с мастером и хожу в литературное объединение, где оттачиваю свое мастерство с другими начинающими писателями.
Сейчас я работаю над серьезным произведением. Великим, можно сказать. Там будет смесь криминальной психологии, современного классического детектива, а то, что вы сейчас читаете, — это можно назвать чем-то вроде мемуаров, с которыми всем будет интересно ознакомиться после того, как я закончу работу и повешусь на одном из стеллажей.
Но это будет чуть позже.
А сейчас я стою у двери в подъезд. ЕГО подъезд. Мне осталось только протянуть руку и набрать несколько цифр на кодовом замке. Но я медлю. Почему? Почему я медлю? Испугался? Передумал? Или, может, перед решающим шагом, на который толкает меня сила, о которой легко «догадывается» читатель, я начинаю сомневаться, колеблюсь, дрожу от страха? Ха-ха! Не смешите меня. Вы и понятия не имеете, что движет моей рукой, что вдохновляет меня, толкает сюжет вперед. Поверьте, такая банальщина, как месть, злость, обида, зависть или вожделение, не имеют надо мной власти. Мне чужды все эти эфемерные выдумки, которыми люди привыкли оправдывать свои поступки. Зачем? Зачем эти рюши и ламбрекены, когда у меня есть ясное видение перспективы? У меня есть цель и план ее достижения. Эмоции? Переживания? Тьху! Мусор, тлен, ненужная мишура.
Плохо. Плохо. Слишком много слов, слишком много запятых. Все должно быть проще. Текст обязан быть красивым, увлекательным, но он не должен отвлекать от главного — от сюжета и героев. А я, похоже, отвлекся.
Эх, как же все-таки слаба и несовершенна человеческая природа. И вот, казалось бы, мнишь себя величайшим творением Вселенной, а на деле ты не кто иной, как впопыхах спутанный клубок из страхов и обрывков воспоминаний. Что ты есть, человек? Что Я есть?
Я задаюсь этим вопросом снова и снова. Особенно теперь, когда решающий поворот моей жизни все ближе. Нет, мне не страшно — я в предвкушении. С каждым шагом, который вел меня к этому дому, перед которым я стою теперь в бездействии, во мне нарастало ощущение уверенности, правильности и, — что греха таить? — праведности того, что я решил сделать. Никто до меня и, думаю, никто после меня не отважится на подобный экзерсис. Нет, я не тешу себя высокомерной мыслью об уникальности своего взгляда на вещи или возможной славе непонятого гения. Моему герою это не нужно. Его — меня — мучает совсем другой вопрос. Гораздо более масштабный и сложный.
Люди, мажущие по мне равнодушным взглядом из-за мутных стекол машин и домов, не видят во мне ничего. Человек, живая душа, личность, природный феномен для них лишь пустое место, нечто в разы меньшее, чем червяк или пыль на ботинке. И по-своему они правы, потому что и для меня все эти серые статисты — только фон полотна, на котором я собираюсь написать свой шедевр. Но уж они-то, если подойти к каждому и спросить: считаешь ли ты себя пустым местом? — точно ответят «нет». Еще и оскорбятся. А как же! Какой-то незнакомый урод позволил себе подобное хамство. Только вот правдой ли будет такой безапелляционный и тупой в своей простоте ответ? Соответствует ли он истине, объективной реальности, настоящей картине мира? Совсем не обязательно.
Задумайтесь над этим. Задумайтесь, как я — глубоко и всесторонне. И тогда, возможно, вы придете к такому же решению, которое для меня стало лучом, озарившим кромешную тьму непонимания.
Сейчас я открою эту дверь — самую обычную, — поднимусь на третий этаж и… отдерну занавес, скрывающий правду обо мне, моем герое и, возможно, о тебе тоже, мой любознательный читатель.
УНТЕРВЕГЕР. 6 сентября.
В дешевеньком триллере в этот момент у персонажа, который мог бы быть мной, наверное, подрагивали бы руки. Холодок возбуждения ползал бы по позвоночнику, сосало бы под ложечкой. Или еще что, такое же натужное и бесполезное. Но это все глупость, вранье, тлен. Вам только кажется, что так должно быть, что человек, наступающий на порог судьбы своей, непременно должен трястись и пускать слюну, аки безмозглая дрожащая тварь. Нет, мой герой не таков. Совсем не таков.
Мне нечего бояться, я-то ответ уже знаю. Да-да-да. Не ожидали? А все потому, что вы, как и весь остальной человеческий материал, по привычке меряете мир пресловутым костылем эмоций. Ведь он такой привычный и, кажется, понятный. Дудки! Это чистой воды ложь, которой люди привыкли прикрывать свои глупости, свое плесневелое, не способное на поступок нутрецо… Но я уже это говорил, да?
УНТЕРВЕГЕР. 12 марта.
Я не такой. Я не один из вас. Я не тащусь вслед за человеческим стадом. И вам придется это осознать. На собственной шкуре. Хе-хе. Вам придется понять и признать, что на свете есть личности-титаны, особенные и гениальные. А есть такие, как вы, — всего лишь материал для великих, не более.
Я начну свой учебный курс, свое пособие для просветления душ прямо сейчас. И оно не будет написано или напечатано — до людей не доходят такие послания. Нет. Мое произведение будет донесено так, чтобы — черт возьми!!! — было понятно каждому. А лучше всего человек понимает, когда ему становится больно. Я дам вам столько боли, чтобы дошло даже до самого тупого, самого ограниченного и нерадивого свидетеля! Вы будете корчиться, стонать и извиваться в попытках избежать правды. Но я не позволю! Я буду тыкать вас в нее носом до тех пор, пока вы не захлебнетесь собственной кровью и не признаете мою правоту! Потому что я прав!!! Потому что я знаю ответ на тот самый вопрос! А вы — нет. Пока — нет.
Когда в дверь позвонили, Зигунов вздрогнул так сильно, что чуть не сбил ноутбук на пол. Видимо, приехала следственная группа. Идя из гостиной в коридор, он набрал знакомый номер и, услышав ответ с той стороны, быстро с нажимом произнес:
— Папа, вы уже дома? Хорошо. И не выходите. Заряди винтовку. Сидите, не высовывайтесь. Вы в опасности. Я постараюсь скоро приехать.
Глава 26
Решил наговаривать свои мысли на диктофон. А то когда ведешь машину, писать возможности нет, в голову же приходит столько идей, что нужно их фиксировать. В последнее время я вообще очень много думаю. Размышляю, разбираю то, что уже сделано, и то, что только еще предстоит. Даже и не предполагал, что выйдет такая захватывающая история. Впрочем, нужно отдать должное героям. В особенности одному. Он привнес в произведение столько неожиданных поворотов и новых идей, что я почти готов назвать его соавтором. Но нет. Он еще не дозрел. Еще недотягивает до такого почетного титула. Он не до конца понял и прочувствовал всю важность моей миссии. Не присоединился к ней душой. Тем не менее все возможно. И это будет еще интереснее. Возможно, даже станет нашим творческим поединком. Хотелось бы.
Это повествование идет к финалу и скоро все будет кончено. Так или иначе, я завершу свое полотно, а он… Ну, если захочет, он сможет оставить в нем свой след. Если нет… Что ж. Значит, следующий акт станет последним и для него.
Да, финал близок. И это радует и огорчает одновременно. Хочется, чтобы сюжеты ветвились, развивались и никогда не заканчивались, затягивая в свои сети автора и читателя. Даря новые впечатления, переживания, наделяя новыми смыслами простые события. Но увы. Каждая история, каждая книга конечна. И глупо предполагать, что у автора хватит воображения, свежести взгляда и смелости держать свои творения, что называется, «в тонусе». Наполнять их увлекающими читателя поворотами сюжета, героями, подтекстом. Только идиоты продолжают писать до старческого маразма, графоманить и исписываться, как какой-нибудь отъехавший Прилепин или Акунин. И это невероятно прискорбно… Как жаль, что двое таких интересных и самобытных в начале своей карьеры авторов превратились в зловонный компост. Отложи они перо еще десять книг назад, остались бы в памяти поклонников корифеями, а сейчас…
Я подобной ошибки не допущу. И хотя душа требует продолжения, жаждет следующих и следующих перипетий, я знаю, где до́лжно остановиться. Точка, поставленная в правильном месте, порой и становится тем катарсисом, которого так жаждет истинный ценитель искусства. Как творец, так и созерцатель (читатель или зритель — неважно). За этой точкой вполне может остаться недосказанность, загадка, которая произведет куда большее впечатление, чем непоколебимый в своей окончательности финал. Они могут стать тем самым изумительным послевкусием, которое хочется смаковать снова и снова. Будто глоток прекрасного выдержанного вина, омывающего небо и дарящего не только чудесный вкус, но вместе с ним изысканный цвет и богатый аромат. Целая гамма впечатлений, где одно дополняет другое и не мыслится друг без друга. Ах, как бы мне хотелось окунуться во все это снова. Пройти весь путь с самого начала, чтобы вновь пережить этот душевный трепет рождения нового произведения. Каждой сцены, каждого героя.
Но финал близок. И я поставлю точку. Я смогу. Ибо завершить на самой высокой ноте — это тоже талант. И, возможно, даже куда более ценный, чем создать сам шедевр.
Мой последний перформанс, заключительный акт, последнее сказание будет именно сейчас. Финальная сцена оборудована сравнительно недалеко. Сначала доеду до Кузнецка, оттуда отправлюсь прямиком на дачу Зигуновых. Сергей Аркадьевич, отец моего героя, и Владик, его сын скрываются там. От меня. Скрываются. Ха-ха. Курам на смех такое тайное убежище. Петр Сергеевич пытался спрятать своего сына, отослал к деду, глупо предполагая, что я его там не найду. До чего же человеческое скудоумие временами бывает беспросветно. Больно смотреть, ей-богу, на эти потуги. Но можно сделать небольшую скидку — майор же свято верит, что имеет дело с обыкновенным человеком. В крайнем случае с сумасшедшим. Откуда ему знать, с кем на самом деле он связался? Автор — это почти бог, дружочек. Именно он — Я! — решаю, что, где и когда будут делать герои. Им же остается только следовать моему замыслу. И ты БУДЕШЬ ему следовать, хочешь ты того или нет.