— Смотри, головой за него отвечаешь! К утру он должен быть живой, и в том же самом положении, что я его сейчас оставляю.
От часового не ускользнуло изменение настроения своего предводителя, но он все равно не смог бы найти разгадку такой внезапной «трансформации», поэтому он попросту принял для себя самое благоразумное решение: «Достойно исполнить возложенную пускай и непростую, но очень ответственную задачу».
Атаман же, направившись к дому, сразу прошел к своей верной избраннице, которая, безумно устав за последние дни, лишь только ее голова прикоснулась к мягкой подушке, тут же заснула. Невзирая ни на какие условности, преступный суженный беспардонно разбудил, как он определенно считал, полностью «принадлежащую» ему Грету; он непременно намеревался изложить ей — и непременно прямо сейчас! — охватившие его тягостные сомнения, но девушка настолько погрузилась в мир сновидений, что, даже открыв глаза, никак не могла понять, чего от нее сейчас требуется; осознав всю бесполезность этой затеи, Виктор Павлович «махнул» на подругу рукой и отправился в соседнюю спальню. Всю ночь он размышлял и только перед самым рассветом смог забыться крепким, бесчувственным, сном.
Глава XXIIПытка
Борисов проспал до обеда. Никто из его подчиненных, в том числе и верная Грета, так и не отважились его разбудить; она, тщательно все обдумав, для себя рассудила: «Раз он лег спать в другой комнате и никому ничего не сказал, значит, просто решил отдохнуть; а отдых «командира» — это дело святое». Поэтому, как только атаман открыл глаза и взглянул на часы, где стрелки неотвратимо показывали, что уже давно наступило время обеда, он незамедлительно был охвачен несоразмерным негодованием.
Выскочив в коридор, Виктор Павлович тут же направился к нерасторопной избраннице, чтобы сделать ей выговор, но ее на месте не оказалось. Он спустился вниз и обнаружил, что все остатки его некогда многочисленной банды, а с ними, конечно же, и «фройляйн» Шульц, сидят за длинным столом и ожидают пробуждения своего «полководца», чтобы получить на этот день дальнейшие «разнарядки». Всего их было пять человек; Большой, верный своему долгу, соответственно, находился на вверенном ему атаманом посту.
Поначалу Борисов «горел желанием» незамедлительно устроить разнос за то очень весомое обстоятельство, что, невзирая на всю серьезность создавшейся обстановки, ему позволили так долго валяться в постели, упуская при этом драгоценное время, но, окинув взглядом так сильно поредевшие ряды своего преступного «братства», так скрупулезно, годами создаваемого по мелким «крупицам, неожиданно поперхнулся и из-за подкатившего к горлу «колючего» кома не смог вымолвить ни единого бранного слова. Молчаливо махнув рукой двоим преступникам, сидевшим от него с ближнего краю, и указывая, что необходимо следовать за собой, беспощадный главарь направился к двери.
Ковров пришел в себя за час перед наступлением утра. Очевидно, бандиты, избивая его, все же таки сломали поврежденные ранее ребра, так как боль стала гораздо острее, а при каждом покашливании изнутри вырывались воздушно кровавые пузырёчки; дыхание же было затруднено, вероятно, было задето и легкое. Охранявший его бандит то сидел молча, то выходил на улицу, отсутствуя не более двух-трех минут, после чего возвращался обратно. Иван, осмотрев этого человека, только по одному его непроницаемому, угрюмому виду без особых затруднений смог для себя определить, причем достаточно четко, что тот является обыкновенной «торпедой», беспрекословно выполняющей любые приказания своего грозного повелителя; искать у таких «слабое место», пытаясь играть на их чувствах, по сути, было бессмысленно, да и попросту глупо, так как эти люди проявляют невероятные чудеса беззаветной, практически нечеловеческой, преданности. Поняв, что положение его безнадежно и мучительной смерти избежать не получится, офицер приготовился стойко переносить уготованные ему страдания.
Иван ожидал, что его начнут мучить прямо с рассвета, но время шло, а к нему так никто и не прибыл. «Дают передохнуть, чтобы подвергнуть более жестоким пыткам, либо же у них есть дела поважнее, чем расходовать свое бесценное время на такое «ничтожество», каким считают меня», — рассуждал пленник, стойко ожидая уготованной ему участи. Наконец, он не выдержал и спросил своего насупившегося, молчаливого конвоира:
— Чего-то твои не торопятся тебя поменять, может, забыли? Так и проторчишь здесь не «жравши»!.. Хорошая у вас дисциплина: бросили одного и погибай здесь, как знаешь.
Большой, действительно, давно уже испытывал дискомфорт в области чрезвычайно немаленького желудка: такую огромную массу необходимо было чем-то поддерживать; да и устал он изрядно, того и гляди, глаза сами по себе слипнутся. Однако, верный своему долгу, он стойко переносил эти невольные тяготы и лишения, спецназовцу же только и смог что ворчливо ответить:
— Значит, так надо… оспаривать приказы нашего главаря в банде не принято, так же, впрочем, как и выказывать свое недовольство. Так что тебе, «срань вонючая», лучше заткнуться и сидеть молча, пока я не разозлился и не вдарил тебе как следует — ты не представляешь, как хорошо было, пока ты, «уродец», находился в беспамятстве!
Ковров усмехнулся, не ожидая от этой горы мускулов такого обильного красноречия, но совету его последовать не замедлил, не желая бесцельно подвергать себя ненужному, лишнему, истязанию, не имеющему никакого определенного смысла и не ведущему к прояснению основной ситуации: он прекрасно понимал, что у него все еще впереди. В самом деле, ждать после этого пришлось совсем уж недолго, и не прошло от разговора с бездумным громилой какого-нибудь получаса, как в пыточную комнату зашел задумчивый атаман, готовый к продолжению экзекуции, а для безопасности находившийся еще и в сопровождении двух своих преступных подручных.
Лишь только он переступил порог, как сразу же направился к пленнику. Отобрав у «конвойного» стул, на котором тот провел ночь, предводитель лесного преступного общества поставил его напротив Ивана. Удобно усевшись, он крикнул своим подчиненным:
— Разведите огонь да погрейте-ка получше инструмент: он скоро может понадобиться. Ты, Большой, иди пока отдыхать: ночью тебе снова заступать на дежурство; да и… поешь чего-нибудь.
Далее, дождавшись, пока ночной сторож, не без нескрываемой радости разумеется, покинет пределы коморки, он наконец уставился на спецназовца, причем глядя ему прямо в глаза. Побывавший во всевозможных отчаянных переделках, не раз сопряженных с опасностью, офицер войск специального назначения легко выдержал этот пронзительный взгляд, в чем-то невероятно грозный, а в чем-то и преисполненный безграничной, непередаваемой ненавистью. Убедившись, что воля его противника является, как того и следовало ожидать, практически непоколебимой, вследствие чего сломить ее будет совсем непросто, преступник зачем-то решил вначале представиться:
— Я, Борисов Виктор Павлович, являюсь главным в банде лесных бандитов-головорезов. Основным нашим занятием являются, бесспорно, грабежи и разбои, которые мы проводим на всей территории Российской Федерации и ближнего зарубежья; основными же целями нашей преступной деятельности являются крупные банки и ювелирные магазины. Однако не только одно лишь это является основным источником наших незаконных доходов: мы качаем из земли нефть, которой здесь просто немерено, а затем продаем ее за бесценок китайцам, сами при этом чрезвычайно обогащаемся, так как наши поставки просто не имеют за собой никаких мыслимых и определенных государством границ…
Ковров, до этого слушавший это признание без особого интереса, вдруг не выдержал и, прерывая рассказ атамана, изобразил на своем измученном лице некоторое подобие ненавистной ухмылки, после чего с достоинством произнес:
— Не пойму, «…твою мать», зачем ты мне сейчас все это рассказываешь? Мне абсолютно не интересна та «хрень», за счет которой вы добываете свое пропитание!
— Вот один, такой же любознательный, как и ты, не далее трех дней назад тоже задавал мне этот вопрос — как ты думаешь, где он сейчас?
— Да, мне все это совершенно без разницы, так же, собственно, как и то, чем вы тут промышляете, — зло стиснув зубы, ожесточенно отвечал бывалый спецназовец.
— Неужели? — словно бы удивившись, широко раскрыл свои преступные зенки Борисов. — Что же, извини, ты тогда у нас, в такой лесной глуши, делаешь? Ну, да ладно, этот вопрос я задам тебе позже, а пока продолжу ставить тебя в полный курс нашей жизни — ведь ты же этого хочешь? — он на секунду заострил на пленнике внимательный взгляд и, не увидев в визави никакой ответной реакции, тут же продолжил: — Так вот, китайцы — народ очень сговорчивый и сметливый; они быстро сообразили, что покупать у нас нефть за полцены намного выгодней и гораздо дешевле. Но, кроме всего этого, они еще и не дураки, поэтому, заключив с «Газпромом» официальный договор, подтверждающий законное приобретение «черного золота», они, действуя под этой эгидой, заодно «под шумок» вывозят и нашу незаконно до́бытую продукцию. Хочешь узнать: как происходит весь этот преступный процесс?
— Нет ни малейшего интереса, — продолжая изображать презрительную усмешку, выразил свое однозначное мнение невероятно стойкий военнослужащий.
— Странно, агент-спецназовец, я думал, ты здесь как раз только за этим?.. Ну да, как бы там ни было, а я все-таки расскажу, — промолвил разгоряченный Борисов настоятельным тоном, и дальше его речь «потекла», какое-то время больше не прерываясь: — Недалеко отсюда мы разработали несколько скважин, они же в свою очередь обильно снабжают нас нефтью; извлеченный из земли продукт мы, используя помощь двух имеющихся у нас передвижных автоцистерн, по бывшей узкоколейке перевозим на возможно короткое расстояние к шоссейной дороге; там, дабы обеспечить нашу секретность, на несколько километров тянется труднопроходимая лесная дорога, по которой, поверь, никто, кроме нас разумеется, и не ездит, потому что, в силу предпринятых нами мер таинственности, про нее в общем-то даже не знают. На стыке этой дороги и узкоколейки у нас имеет огромный подземный резервуар, куда мы и сливаем добытые нами нефтепродукты; под землей от этой емкости вплоть до самой трассы тянется специально установленная там пластиковая труба; она же в своем окончании, как нетрудно догадаться, имеет выход наружу — и вот именно через нее китайцы периодически заполняют подгоняемые ими автоцистерны и вместе с официально оформленной нефтью гонят к себе на так называемую «малую Р