— Ты уже все проспала!.. Я давно уже убил твоего Ваню.
Обливаясь холодным потом, девушка резко открыла глаза, не сразу сообразив, где же она в действительности находится; из груди ее в этот момент готов был вырваться крик отчаяния, но она инстинктивно зажала рот обеими своими небольшими ладошками, предотвратив таким образом свое чрезвычайно быстрое и совсем ненужное рассекречивание. Через несколько минут, сбросив с себя остатки кошмарного сна, она вспомнила все, что с ней за последнее время случилось. Вглядевшись вперед, Вихрева смогла определить со всей достоверностью, и безо всяких сомнений, что возле костра сидит только один, единственный, человек, удачно повернувшейся к ней спиной. «Где же все остальные? — промелькнула в ее голове тревожная мысль и, продолжая размышлять, снова подумала: — Неужели готовят мне какую-нибудь очередную мерзкую пакость?»
Закравшиеся сомнения не давали Марии покоя, и она решила немного приблизиться, чтобы, оказавшись ближе к месту, развеять свои недобрые подозрения. Стараясь создавать как можно менее предательского шума, она, отжавшись от земли, оказалась на кулаках и концах носков своих армейских ботинок; так, как это принято говорить, «на четырех костях», она стала медленно приближаться к ночному «лежбищу», облюбованному жестокими лесными разбойниками; в этом праведном стремлении ей практически ничего не мешало: автоматы она оставила на «квадроцикле», при же ней находились только следующие предметы вооружения: полюбившаяся ей снайперская винтовка, закрепленная на спине, пистолет (в кобуре), неизменный складной ножик и финка-клинок Кирпича, захваченная ею в качестве боевого трофея; как раз его-то она и сжимала сейчас в правой руке, готовая пустить в ход в любую следующую минуту.
Приблизившись к бандитскому биваку, она с определенным удовлетвореньем отметила, что один сидит на «часах», а остальные развалились на холодной земле, забывшись глубокими сновидениями. Неожиданно! Оказавшись от дежурного на расстоянии, не превышающим каких-то двух метров, Маша, неосторожно передвигая руку, опустила ее на сухую ветку, которая, обломившись, издала своеобразный хрустящий треск, способный навести всякого, кто его слышал, на сопутствующие и неизменные размышления.
Так получилось и в этом, ничем не особенном случае: услышав позади себя шум, Башкан стал медленно поворачивать голову вправо, чтобы воочию удостовериться, что же явилось причиной этого внезапного звука; в похожих случаях все решают доли секунды, поэтому Мария, поняв, что уже практически обнаружена, резким движением поджала под себя обе ноги и, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя своими конечностями, словно бы изображая нападение черной пантеры, уподобившись ужасающей, чудовищной тени, выпрыгнула из скрывавшего ее до этого мгновения мрака… одного прыжка ей оказалось достаточно, чтобы оказаться подле лишь на короткий промежуток обескураженного врага. Увидев его юное, почти еще детское, но притом и довольно большое лицо, она успела подумать: «Какой еще молодой, а ведь мог бы жить, если бы не связался с этой лесной шайкой то ли разбойников, то просто моральных уродов». Однако, эта мысль не помешала ей нанести не менее пяти ударов ножом в шею этого незадачливого юнца, желавшего ей смерти ничуть не меньше, а возможно даже и больше.
Бедолага так, наверное, и не смог в полной мере осознать, что с ним в итоге случилось, и, беспомощно захрипев и «захрюкав», он как сидел, так и опрокинулся на спину; кровь из пораженного места била мощным, густым фонтаном, кроме поверженного противника обильно орошая одежду и лицо отважной воительницы; в этот победоносный момент она была похожа на справедливую Валькирию — дочь Бога Одина, грозно парящую над полем жестокой брани, словно бы решая, кому же еще отправиться с ней в Вальхаллу. Она не стала долго зацикливаться на поверженном преступнике, умирающем и уже не способном причинить ей какого-либо вреда, а сразу же, как только он перестал представлять хоть в чем-нибудь угрожающую опасность, уподобившись вихрю, набросилась на ближайшего к ней бандита, исполинского роста и все еще мирно спящего; отчаянная девушка плотно обхватила его тело ногами, резко всадила клинок ему в голову, причем до такой степени, что он вошел по самую рукоятку; словно почувствовав вкус окропившей ее благодатной крови, она, желая насладиться победой, повернула рукоятку из сторону в сторону, создавая невольный хруст расходящейся в стороны черепной коробки. За этого «бойца» можно было также больше не беспокоиться.
Однако невольно создаваемый ею шум, так или иначе, но постепенно начал все-таки выводить из состояния сна и оставшихся еще в живых трех громоздких преступников, не менее жестоких и, по всей видимости, более значимых; они зашевелились, нерасторопно медленно начиная приподниматься. С тремя здоровенными, «отмороженными» и лихими преступниками хрупкой девушке вряд ли бы удалось хоть как-нибудь справиться, для того же, чтобы эффективно использовать снайперскую винтовку, ей нужно было удалиться хоть на какое-нибудь более-менее значимое расстояние: преступники спали в тесном кругу и, встав разом, не дали бы ей шансов воспользоваться огнестрельным оружием… все решали доли секунды, действовать надо было мгновенно — и именно такую тактику и избрала отважная героиня.
Итак, расправившись со вторым, она тут же переключилась на третьего, находящегося к ней ближе всего; он еще не до конца успел освободиться от сна, но все же успел быстро перевести корпус тела в сидячее положение; как и положено в таких случаях, чтобы быстрее проснуться, он стал часто-часто протирать руками глаза… это действие было, наверное, самой большой ошибкой в его так и не сложившейся жизни. Моментально определив, что когда он и остальные члены засадной группы окончательно смогут осознать, что же в действительности случилось, то конкуренцию составить им она явно не сможет, Мария, вырвав нож из головы только что убитого ею второго врага, подпрыгнула на одних только носках, словно бы на двух мощных пружинах, вследствие чего приблизилась к любителю беспечно поспать на расстояние, равное вытянутой от себя руки; стоя перед ним на выпрямленных ногах, неимоверным, неповторимым, ударом она вогнала острозаточенный клинок в нижнюю часть его звероподобного подбородка и в тот же миг извлекла из раны обратно. Обливаясь собственной кровью, он обхватил руками поврежденное место и, выпучив обезумившие глаза, смотрел на свою убийцу, не понимая — как же такое стало возможным?!
Еще один член этой группы был обезврежен, но оставалось еще два, среди которых был опытный, так сказать видавший виды, Петрович; они успели уже уверенно встать на ноги и, разъяренные, двигались в направлении Вихревой, причем тот, что был на полтора метра дальше, был вооружен карабином и уже поднес руку к затвору, чтобы его передернуть. «Новая амазонка» привычным, давно натренированным, движением осуществила бросок ножа Кирпича — острием вперед — поразив недруга точно и прямиком в левый глаз; он так и не успел произвести ни единого выстрела, поврежденный же мозг в то же мгновение «вывел» неприятеля из положения равновесия, беспомощно повалив его на холодную землю.
В этот же самый миг на девушку набросился пожилой, следует понимать, не в меру ожесточенный бандит; весом всего своего огромного тела он легко повалил худенькую Машу на промозглую землю и, обхватив ее хрупкую шею большими ручищами, сравнимыми разве только с «медвежьими», стал методично сдавливать горло, целенаправленно перекрывая своей жертве дыхание… она захрипела, понимая, что вот-вот потеряет сознание. Перед собой она в эту, казалось бы, последнюю свою минуту видела отвратительную физиономию опытного преступника, перекошенную злобой, глазами излучающую непримиримую ненависть; можно было не сомневаться, что отчаянная героиня испытывала к нему аналогичные чувства, что по большому счету и придало ей дополнительных сил, подвигая ее разум к дальнейшим самоотверженным попыткам сопротивления; Мария стала судорожно шарить в правом боковом кармане своей утепленной военной куртки, где у нее хранился выручавший столько раз небольшой «складничок»; его она нащупала почти сразу же, не замедлив мгновенно вынуть наружу; теперь необходимо было освободить острое лезвие; без помощи второй руки, находившейся сейчас с той стороны навалившегося на Вихреву просто огромного тела, принадлежавшего немолодому уже бандиту, суровому и безжалостному, а еще и, без прикрас, вонючему и тяжелому, сделать это было крайне проблематично, но отважная воительница действовала почти машинально, будто кто-то другой руководил всеми ее тем не менее крайне последовательными телодвижениями.
Таким образом, прижав безымянным пальцем и мизинцем ручку к ладони, сочетанием среднего, указательного и большого она чуть выдвинула опасную часть из так называемого места «покоя»; далее, уперев кончик себе в тазобедренный сустав, она потянула, раскрыв клинок и приведя холодное оружие в боевую готовность; уже «туман» начинал застилать ее смелые глазки, когда она стала наносить энергичные удары, направленные прямиком в область сердца беспощадного изверга. Хватка того почти в ту же секунду ослабла, но Мария продолжала бить до тех пор, пока его туловище полностью не обмякло и безвольно не опустилось на нее сверху, придавив собой ее хрупкое тело к земле и обильно обагряя одежду и лицо своей разбойничьей кровью.
Большого труда стоило худосочной девушке сбросить с себя это тучное тело. Откашливаясь и хрипя, она пыталась нормализовать сбившееся в битве дыхание; Маша пока что не знала, что это были еще не все испытания, свалившиеся на нее в этом кошмарном месте: как раз в это самое время с дозора возвращался шестой бандит, высланный остальными в засаду. Полностью сочетаясь со своими лесными соратниками, он был довольно высокого роста и плотного телосложения; возраст его приближался к тридцати одному году; он успел уже дважды побывать в местах лишения свободы и отличался звериной жестокостью и просто ужасающей беспощадностью.
Лишь завидев кровавую бойню, он стремглав бросился на подмогу своим преступным товарищам, поверженным и уже умирающим; это случилось едва ли не в тот момент, когда Маша добивала Петровича. В конце концов, освободившись от его тяжелого тела, она поднялась; в тот же самый миг краем глаза она смогла различить приближавшегося к ней бегом еще одного лесного разбойника, как и все его собратья, имевшего просто громадное телосложение; он уже, еще не приблизившись, брал на изготовку автомат системы Калашникова и готовился к открытию огня и самому что ни на есть активному нападению, даже несмотря на тот существенный факт, что между ними все еще было около тридцати метров; очевидно, этому обстоятельству способствовало нахождение Марии у ярко пылающего костра, где она представлялась «открытой», словно бы на ладони, в то время как его фигура еле различалась в кромешной лесистой темени.