Недолго думая, он взял свой «калашников» и пошел с ним на улицу, закономерно предположив, что заодно выполнит и вторую часть своей ночной «службы» — осмотрит прилегающие окрестности. Бандит направился прямиком к опушке, располагавшейся всего в пяти метрах от поселения; достигнув самого края леса, он приставил автомат к ближайшему дереву, после чего расстегнул ширинку и, достав свои, к слову сказать, нехилые «причиндалы», принялся испражняться излишками влаги; делал громила это с таким спокойствием и безмятежностью, что явно свидетельствовало об отсутствии у него какой-либо интуиции или чего-то мало-мальски похожего, ведь, как нетрудно догадаться, именно за этим деревом и пряталась в этот решающий миг бесстрашная героиня.
Лишь только он закончил и стал стряхивать последние капли — вдруг! — прямо перед ним из беспроглядной, кромешной тьмы, казалось бы, окутавшей своим невидимым покрывалом всю близлежащую территорию, возникло окровавленное лицо, дышавшее жутью и выделявшееся в ночи излучавшими беспощадную ненависть злобными глазками; зрелище было настолько неожиданным и ужасным, что Большой поневоле на секунду впал в ступор, будучи не в силах ни двигаться, ни молвить ни слова. Мария — а это была именно она — использовала это недолгое мгновение замешательства громадного человека, чтобы левой рукой схватить врага за его детородный орган; однако столь необычное действие было не основным ее намерением в отношении вынужденного противника, а поступила она так исключительно для того, чтобы тот рефлексивно оставил у пениса свои руки, сама же в тот же самый момент наотмашь ударила ему боевым ножом по широкому горлу, рассекая его, как принято говорить, «от уха до уха», — и тут же вынужденная воительница отступила на полшага назад.
Сильнейшим фонтаном стала бить кровавая жидкость из пораженных сонных артерий, добавляя девушке еще только больше бурой окраски; бывший же безжалостный, а в той же мере и глупый бандит, хрипя и заливая все кругом своей мерзопакостной кровью, стал медленно опускаться перед девушкой на колени, удерживая руками пораженное место и, видимо, надеясь таким не очень удачным образом остановить обильную кровопотерю; но, как нетрудно догадаться, все его усилия были напрасны — жизнь постепенно покидала это могучее тело. Когда все было кончено, Большой грузно плюхнулся наземь, уткнувшись лицом в травянистую, давно пожелтевшую почву.
Убедившись, что враг уже умер, отчаянная воительница, прихватив его автомат, который в ближнем бою мог оказаться намного полезней длинноствольной винтовки (та в свою очередь все это время «преданно» находилась у нее за спиной), бросилась прямиком в небольшую каморку, где, как она уже нисколько не сомневалась, находился ее исстрадавшийся суженный. Разве что с вихрем можно было сравнить ее появление в пыточной комнате! Распахнув резко дверь деревянного входа, словно дьявольский призрак она возникла пред пленником, стоя на пороге и плотно удерживая деревянный приклад у плеча, готовая в любой момент открыть прицельную и безжалостную стрельбу.
Внешность ее была настолько ужасной, что даже видавший виды боец спецподразделений невольно ёкнул, одновременно вздрогнув всем исстрадавшимся телом. Определив, что в помещении нет никого, кроме ее возлюбленного, она, непроизвольно бросив оружие на пол, кинулась уже наконец обнимать дорогого и самого ей близкого человека. Обливаясь слезами радости, она неустанно целовала измочаленное лицо своего Ивана, не забывая притом сча́стливо приговаривать:
— Живой! Слава Богу, живой! Теперь уже ничего не сможет нас разлучить.
Дав Вихревой вдоволь насладиться радостью долгожданной встречи, более бывалый разведчик в конце концов произнес:
— Машенька, милая, я прекрасно все понимаю, что именно ты сейчас чувствуешь, но давай оставим это на после; сейчас же необходимо вернуться к действительности, ведь опасность еще не закончилась — в живых в деревне осталось еще шесть бандитов и столько же караулят в лесу.
— За тех не переживай, — с гордостью отвечала смелая девушка, одновременно снимая с Ивана оковы (они крепились с помощью обыкновенных болтов и гаек, ключи же бандиты, никак не ожидавшие такой наглости, оставили рядом), — они все мертвы — остались только те, что здесь в поселении; их уничтожим, и больше уже никто не сможет помешать нашему бесконечному счастью.
— Но… как ты собираешься все это проделать? — спросил Ковров, мозги которого в должной мере работать пока так и не начали. — Обыскивать все дома? Нет, я думаю, это не совсем тот выход, который нам нужен, — наделаем шуму и опять можем попасть в какую-нибудь ловко расставленную ловушку.
— Нет, — загадочно улыбаясь и скривив лицо в злорадной усмешке, вымолвила Мария невероятно интригующим тоном, — нам придется немного поработать, и мы выкурим их на улицу — всех, общим скопом.
— То есть? — не понимая замысел своей девушки, поинтересовался спецназовец.
— Я считаю, что нам стоит продолжить набираться наглости, в частности использовать имущество Борисова совсем не по тому назначению, которому оно у них предназначено; итак, мы проникнем к нему в сарай — благо, их здесь не запирают — наберем там горючки, обольем ею сразу же все дома и враз подожжем. Поскольку гореть будет в основном сзади, выскакивать они будут в двери, а там… покончить с ними — это уже дело простейшей техники.
— Но я еще очень слаб, — печально улыбнулся Ковров, — и не смогу тебе в этом помочь.
— Да в общем-то и не надо: я сама со всем справлюсь; твоя же проблема будет меня прикрывать, пока я буду выполнять основную задачу.
На том и порешили. Спокойно обойдя эту постройку, напарники зашли в гараж возле дома Борисова; ни одна из собак, которых в деревне всего было две, на них — что было нисколько не удивительно — даже не тявкнули, а все потому, что эти животные имеют одну удивительную особенность: днем, находясь в присутствии своих хозяев, они готовы разорвать любого, кто покажется им подозрительным, но ночью… когда в округе темно, да еще «пахнет смертью», ничто не заставит их вылезти из своих будок; такие повадки были хорошо известны опытному разведчику, и он — еще когда проводил обучение военному делу — указал на них Вихревой, поэтому и действовали они сейчас совершенно спокойно, не ожидая с этой стороны никаких неприятных сюрпризов.
Методично наполнив из бочки семь двадцатилитровых канистр, девушка нашла в сарае грязную тряпку и разделила ее на семь лоскутков, имеющих в длину — каждый по метру; далее, они прошли к первому дому; вылив на его заднюю часть половину металлической емкости, отважная Маша Вихрева намочила бензином тряпку и засунула внутрь, поставив это самодельное устройство на выпирающую часть фундамента; так посоветовал ей сделать Ковров, находившийся чуть поодаль и державший наготове автомат ныне покойного Большого, готовый в любой момент вступить в отчаянное сражение.
Закончив с первой, из второй емкости смелая девушка проложила «мокрую дорожку» до второго жилого строения, аккуратно и равномерно поливая верхний слой уже довольно-таки холодной земли; впоследствии Мария повторила все те же самые действия, что производила недавно возле первого дома; полностью аналогичным образом отчаянные герои поступили и с остальными постройками. Когда все было готово, «новая амазонка» вышла на середину деревни и, остановившись в центре, прямо посередине, заняла выжидательную позицию, приготовившись к «долгожданной» встрече выбегающих из дверей бандитов. Раненый спецназовец должен был примоститься чуть сзади от развоевавшейся красавицы, поджечь протянутую к нему бензиновую дорожку, ну и в дальнейшем прикрывать возлюбленную, если вдруг что пойдет не по плану.
Едва лишь все было готово, Иван, убедившись, что Мария находится на исходном, пусть и не совсем, но все же удачно выбранном, рубеже, чиркнул сохранившейся у нее зажигалкой, переданной ему специально для этих целей, и подпалил горючее, стремительно побежавшее красно-синеньким огоньком к первой, изначальной, избушке; пламя зарделось мгновенно, и почти сразу же раздался оглушительный взрыв, возвестивший о подрыве первой канистры.
Именно его и услыхал атаман, когда собирался выйти из дома, чтобы отправиться прямиком в камеру пыток, где он намеревался продолжить незаконченный допрос несговорчивого спецназовца. В считанные секунды остальные дома также были объяты огнем, и, следуя один за другим, прозвучало еще ровно шесть не менее мощных взрывов; поляна, расположенная в центре этого лесного поселка, в один миг осветилась ярким, полыхающим светом. Виктор Павлович приблизился к окну, расположенному как раз возле входной двери, и был поражен открывшемуся его возбужденному взору видом.
Зрелище, действительно, было ужасным: в самом центре его поселения стояла если и не Валькирия, то по крайней мере настоящая «новая амазонка»; вся обагренная кровью своих убитых врагов, она держала в боевой готовности снайперскую винтовку и, удерживая правый глаз у окуляра, левым осматривала территорию, готовая в любой момент его зажмурить и произвести прицельный, и притом явно смертельный, выстрел. Неудивительно, что именно так она и поступала, когда из охваченных пожаром домов выскакивали ничего не понимающие бандиты, а из своих будок собаки, которые, как только поляна осветилась, решили наконец-таки проявить небывалую доселе активность… они были застрелены самыми первыми.
Покончив с животными, оставалось расправиться только с людьми; из них двое находилось в одной, самой первой загоревшейся, хате, а еще двое жили по бокам от центральной, атаманской избы; они выбегали, как были, проще сказать, «в чем мать родила», и тут же ложились под меткими пулями непревзойденного снайпера. «Четыре», — подумала про себя Маша. — Странно, а где атаман со своей «драной сучкой»? Неужели, его здесь нет? — поселялась в ее голове неоднозначная мысль. — Если это так, то это дрянно́е дело не закончится никогда, ведь пока он живой, он так и будет преследовать меня и Ивана, не давая нам жить спокойно. Надо во что бы то ни стало его найти и обязательно уничтожить, а заодно и его «приморенную падлу», которая не понравилась мне с самого первого раза, как я ее только увидела», — рассуждала девушка, держа под прицелом последний оставшийся оплот бандитского разбойничьего гнезда, находясь в полной боевой готовности, чтобы в любой момент среагировать на любые движения, показавшиеся внутри.