Воодушевленная такой, казалось бы, неопровержимой уверенностью, Анабель занимала место с правой стороны от спецназовца, оставив более удачливую соперницу слева. Почти в ту же секунду захлопнулась и передняя дверь, предупреждая, что вся команда находится в сборе и что сейчас начнется движение. До леса ехали по ровной, гладкой дороге, непринужденно болтая, даже несмотря на всю ответственность миссии, причем москвичка из «кожи лезла вон», как старалась, чтобы офицер переключил свое внимание на нее и чтобы, соответственно, удивился какими, неповторимыми, она обладаем достоинствами, причем как в своей внешности, так и умственном развитии тоже. Но вот наконец они заехали в лес, и дальше началась неприятная тряска, словно бы специально вернувшая всех к суровой действительности.
– Как думаешь, Олег, – специально старалась Шуваёва задерживать на себе подольше внимание влюбленного в другую спецназовца, не забывая одновременно мысленно рассуждать: «Ничего, – начала она строить интригу, – сначала надо их разлучить, чтобы он остался со мною наедине, а там – легкий гипноз, и он – в моей полной власти», но пока ее занимало еще и кое-что другое, удачно совпадавшее с ее основными планами, – далеко нам теперь ехать или, вопрос попроще, когда мы прибудем в тот страшный лагерь?
– Тебе что, Белла, уже надоело трястись по кочкам да по ухабам?.. Так незачем было тогда и ездить, – неожиданно вклинилась в разговор Юлиева, «растворившись» во взаимных чувствах невольно не замечавшая предвзятого к ней отношения со стороны невольной соперницы, но притом не упускавшая ни одной представившейся возможности, чтобы не «подколоть» зазнавшуюся московскую особу, в отличии от подхалима Бунько прекрасно осознавая, что, находясь на такой, не особо важной, должности, та никаких особых проблем создать ей не сможет, – тем более что тебе там особо и делать-то нечего, ведь гипнозом покойников не воскресишь и с ними не пообщаешься. Так что сидела бы лучше ты, Белла, дома, да грелась бы у «старушки-пердушки» на печке, да кушала бы ее сладкие блинчики.
Все это произносилось настолько просто и незатейливо, что вызвало на лице Нежданова бессознательную улыбку, физиономию же другой, не менее бесподобной, красавицы перекосило от невольно нахлынувшей злобы, однако, как и всегда, ее замешательство длилось недолго и девушка смогла почти мгновенно справиться со своим внутренним, разгневанным состоянием. Опытная специалистка, практиковавшая, следует подчеркнуть, в области психологии, быстро проанализировала сказанную ей вроде бы как даже и обидную фразу и, отвечая «любезностью» на «любезность», сказала:
– Гипноз, говоришь? Странно, что ты сама тогда не описалась, хотя, если быть до конца откровенной, ты бы с точностью обмочилась – не выведи я тебя из транса; ну, а что же касается неровностей на дороге – они мне полностью безразличны; а интересуюсь я дальностью пути только с единственной, вполне оправданной, целью – чтобы, как и вы, все остальные, быть в курсе происходящих событий. И я совершенно не понимаю твоей, Настя, иронии: разве в провинции сейчас такой здравомыслящий интерес осуждается?
Итак, меж двух прекрасных особ готовился назреть совсем нешуточный инцидент и они уже обе подумывали, как же стоит побольнее «ужалить» соперницу. Юлиева, неосознанно и вроде бы в шутку начавшая первой эту словесную перепалку, теперь вынуждена была продолжать соответствовать выбранному ей же самой настрою.
– Странное дело, – вновь начала она с замаскированных оскорблений, уже полностью выйдя из состояния любовной расслабленности и инстинктивно переключившись на чувство скрытой агрессии, интуитивно испытывая к сидящей с другой стороны от возлюбленного красавице непонятную ей пока и необъяснимую неприязнь, – но я всегда считала, что вы, московские проверяющие, – а тебя, извини, здесь никак по-иному, по сути, и воспринимать-то не будут – больше склонны работать с бумажками да отчетами, а еще явно либо же срыто «ковыряться» в людских головах, пытаясь вытянуть оттуда побольше интересующей информации и извлечь из этого для себя какую-то непременную выгоду. Или, скажешь, я ошибаюсь?
– Надо было в свое время учиться, чтобы сейчас занимать, как ты, Настасья, – специально, чтобы побольнее уколоть, назвала ее такими именем Шуваёва, – изволишь выразиться, завидную должность, однако, что ты, надеюсь, также заметила, я, обладая неограниченными возможностями и непререкаемой властью, дарованной мне в вашем регионе самим министром – конечно, временно, ну и что же? – тем не менее ни разу не воспользовалась своим привилегированным положением и даже сейчас общаюсь с тобой на равных, невзирая на твою, Настасья, очевидную дерзость. Что же касается бумажек и моего выезда на основное место событий? Так и тут, милочка, все совершенно просто и очень наглядно: всегда проще изучать ваши отчеты, когда сама более или менее в курсе случившихся происшествий, тем более что – как бы ты про меня не думала?! – мне и самой необходимо составить подробный отчет; а как ты считаешь его лучше составить, по вашим «сырым» отпискам или по собственными глазами изученным фактам?
– Здесь не поспоришь, – на удивление сразу согласилась оперативница, невольно устыдившись и несколько засмущавшись, – когда знаешь все самолично, то и туфту проще не спутать с истиной, – вместе с тем и так просто сдаваться она тоже не собиралась, – но все-таки, Белла, я не пойму одного: зачем лично тебе это надо? У тебя, я уверена, и без того все шикарно: карьера, личная жизнь, развлечения всякие – так и сидела бы спокойно у нас в отделении да раздавала бы всем указания, а мы, глядишь, «перелопатили» бы всю «грязь» и предоставили бы тебе все сведения на белой бумаге – отправляй их стразу министру да повышай в его глазах свою непревзойденную значимость, а еще авторитет специалиста-психолога, способного заставить крутиться любой «живой механизм» – и исключительно по собственным правилам; и вот как раз для тебя, милочка, – вторя сопернице, на этом слове сделала Анастасия особое ударение, – это было бы намного почетнее, чем куда-то ездить и самой ковыряться в растленных трупах, ведь, не сомневайся, хотя вышестоящее начальство, так или иначе, и будет в любом случае приветствовать сделанную тобой в командировке работу, но, поверь мне на слово, только не эту.
На этой части словесного разбирательства уже не выдержал офицер-спецназовец и посчитал, что просто обязан прекратить эту начинающуюся вражду, ведь, что не говори, одной из противоборствующих сторон была его любимая девушка, к которой он так внезапно «воспылался» самыми теплыми чувствами.
– Девочки, – начал он с обращения, принятого только в кругу близких по возрасту собеседников, а еще и притом равных в общественном положении, – перестаньте уже «кусаться», а не то, если так пойдет и дальше, на вас, как в том числе и невзначай оказавшихся рядом, просто живого места не останется от «укусов», хотя вы должны прекрасно себе понимать, что создавшееся положение просто обязывает нас держаться всем вместе, а иначе в конечном счете ничего хорошего не получится и наши враги одержат над нами победу; именно сейчас, как никогда прежде, нам нужно держаться вместе – и только в этом случае мы можем рассчитывать на успех.
– Наконец-то, капитан, – недовольно пробурчал со своего места генерал-лейтенант, которому, попросту говоря, уже надоело слушать позади себя де́вичьи препирательства, – сам догадался, а то я уже хотел лично наставить тебя на путь истинный, – и тут же смягчил свои интонации, решив перевести свое неприветливое замечание в шутку, – придется тебе, капитан, кому-нибудь из них все-таки отказать, иначе дело может кончится совсем даже не «гуд», хотя… в ситуациях, где задеваются личные интересы прекрасного пола, всё и так всегда плохо.
Разумеется, в означенном случае Востриков имел в виду пресловутый любовный треугольник и все, сидящие на заднем сидении, его (удивительное дело, ведь двоим из присутствующих до этого раньше не было никакого дела!) сразу поняли и тут же недоверчиво друг с другом переглянулись; однако пылавший в глаз обоих красавиц – голубоглазой и синеглазой – огонь мгновенно откинул прочь все существующие сомнения и заставил всех в ту же секунду прозреть относительно возникшего между ними троими довольно сложного положения: кому-то, действительно, требовалось уступить, но этим кем-то, нетрудно себе представить, становиться по доброй воле никто не хотел, наружу же выплыла скрываемая – у кого-то явно, а у кого-то, без прикрас, неосознанно – недоброжелательность по отношению к вдруг возникшей словно из неоткуда сопернице; но вместе с тем теперь можно было, без преувеличений, сделать само собой напросившийся вывод о том, откуда у двух прекраснейших девушек взялась эта, ранее вроде бы ничем необъяснимая, неприязнь, поэтому сейчас, когда неожиданно всем и всё стало ясно, необходимость в дальнейшей словесной перепалке резко отпала, потому как ее дальнейшее продолжение ставило бы под сомнение профессиональные качества – причем! – обеих сотрудниц. Единственное, что им в таком случае оставалось делать, чтобы не быть понятыми более чем превратно, – это отвернуться к окошкам с надутыми губками и заняться внимательным изучением местных достопримечательностей и окружающей их восточноевропейской природы.
Понятно, что разговаривать о любви в присутствии незадачливо и бессознательно отвергнутой красавицы было попросту неприлично – а говорить о чем-то другом ни молодому человеку, ни его возлюбленной не хотелось, – поэтому в дальнейшем слышался только монотонный голос Бунько, давно устроившего свою личную жизнь и в настоящем случае желавшего лишь одного – пониже «прогнуться» перед вышестоящим начальством; ну, а в таких стремлениях он был настоящий мастер и воспринимался хотя и с некоторым душевным презрением, но между тем и как некий необходимый механизм в общей, довольно сложной, системе, без которого само существование правоохранительной системы, чего там греха таить, становится невозможно.
Так они проехали еще около километра, как вдруг внимание водителя, облеченного в чин генерал-лейтенанта, привлекло некое необычное явление, заставившее его вперить в лесную дорогу взволнованный взгляд и резко нажать на тормоз, однако уже было достаточно поздно. Что же так привлекло его внимание и что же послужило причиной для неожиданной остановки, заставившей вздрогнуть не только представительниц прекрасного пола, но и всех остальных, включая готовых на все военных и отдавшего долгие годы службе в полиции подполковника? За несколько секунд до того момента, когда ему пришлось совершать внезапную остановку машины, Востриков обратил внимание на камнем летящий сверху предмет, по внешним признакам напоминающий сложившую крылья птицу, которая, судя по выбранной траектории, должна была упасть где-то впереди, на расстоянии примерно десяти метров по ходу; но… не долетая до земли трех метров, она резко расправила крылья и изменила свое направление, представившись общему обозрению черной и мрачного вида вороной, словно бы обезумевшей от какого-то непредсказуемого явления и направлявшейся сейчас прямиков в лобовое стекло, расположенное как раз напротив места водителя. И вот именно это нежданное обстоятельство и заставило заместителя министра, взявшего на себя труд управления внедорожником, предпринять меры к остановке автомобиля, но, как уже сказано, реакция его чуть-чуть припозднилась, и острый клюв, ударившись в избранную им точку, насквозь пробил многослойную ламинированную систему ветрового окна, сама же птица, уподобившись дятлу Вуди из знаменитого мультика, застыла в одном, несгибаемом, положении, будто бы ей в спину перед столкновением вставили лом, ну, или в данном случае монтировку.