– Ничего из того, что ты бы не знал, – немного приветливее, но продолжая выказывать прирожденное пренебрежение, отвечал Кучерена, зажимая рукой раненное плечо, из которого хотя и не быстро, но все же уверенным потоком струилась бурая кровь, – и знаешь, «то-ва-ришчь», что я тебе в связи с этим скажу: ты бы мне оказал вначале медицинскую помощь, а потом бы мы уже с тобой продолжили беседовать в более располагающей к общению обстановке, иначе же минут через десять вам уже ничего, и притом ни с кого, не удастся спросить.
– Пропустите меня, – невзирая на присутствие в группе профессионального доктора, – ну и что, что психолога? – предусмотрительно захватив из служебной машины аптечку, стремилась Юлиева к раненному в верхнюю часть груди мужчине, – я сделаю ему перевязку, – говорила она, уже осматривая рану и убедившись, что повреждение тела сквозное и что пулю вытаскивать не придется, – уже лучше, – констатировала оперуполномоченная уголовного розыска, – хотя бы не будет сепсиса.
Возможно покажется странным, но юная девушка не зря посещала занятия по медицинской подготовке во время своего обучения полицейским наукам, и быстро справилась с возложенной на себя задачей, перекрыв открытый доступ воздуха через ранения сложенными в несколько раз тампонами, надежно впоследствии прикрепленными к телу бинтами; не позабыла она и про обезболивающее, вколов его в руку неожиданно появившегося у нее пациента. Шуваёва все это время простояла в стороне, с нескрываемым отвращением наблюдая за грамотными действиями ненавистной соперницы, безусловно заслуживающей себе дополнительные очки перед их общим возлюбленным. «Вот «сучка» пронырливая, – размышляла она про себя, мысленно ругая себя за проявленную нерасторопность и кривя в презрении прекрасное личико, – и тут нашла повод отличиться перед моим, – а по-другому она Олега просто и не воспринимала, – бесподобным красавцем». Наконец, перевязка была закончена и следовало вернуться к прерванному допросу.
– Все, помощь тебе оказали, – посчитал Бунько, что и он также должен выступить в этой непростой ситуации, давно уже приблизившись к крыльцу, поднявшись вверх по ступенькам и застыв неподвижно, прислонившись при этом к перилам, но так, чтобы обязательно видеть местного сторожа, – теперь давай начинай уже исповедоваться: где вы тут закапываете убитых на так называемой «охоте» покойников?
Такое вроде бы непререкаемое утверждение укоренилось в голове подполковника после того, как он лично пообщался со спасенной девушкой, прежде чем отправить ее в больницу. Можно смело говорить, что и у остальных сложилось аналогичное мнение и все они теперь ждали подробнейшего рассказа, в душе не переставая надеяться, что все эти нахлынувшие события – и это лесное «бандеровское» логово, и похищение людей, и обнаружение жесточайше убитых трупов в соседней, Калининградской области – все это звенья одной цепи, и скоро представится возможность задержать и истинного преступника, которым, вполне возможно, сможет оказаться и доживший до настоящего времени безжалостный доктор Кригер, руководящий всем этим ужасным процессом. Между тем Остап Кучерена, исполняя свое обещание и не желая расстраивать и без того разгоряченных слушателей, начал свое, волнующее мысли, повествование:
– Это лесное хозяйство принадлежит одному очень значимому в России лицу – предпринимателю и миллиардеру, бывшему министру, дельцу и банкиру, владельцу заводов, газет, пароходов, – злобно ухмыльнулся рассказчик, вспомнив известную строчку стихотворения Маршака, – но, нет! Никакой ни мистер Твистер, а обыкновенный, самый что ни на есть русский, мужик Авраам Израелович Ка́зович, имеющий, кроме российского гражданства, еще и польское, и американское, и, наверно, германское, и, конечно, еврейское. Я, как вы уже поняли, соответственно моим политическим взглядам, был им своевременно замечен и принят на службу, направленную в основном на охране этой огромной территории, принадлежащую хозяину на праве единоличной собственности; и, разумеется, ни полиция, ни польские военные сюда не суются, потому что, в отличии от соседней стороны Московии, частная собственность здесь признается основополагающей всего государственного устройства. Вы чаете – я говорю, для седого старика, чересчур мудрено, однако это связано с тем, что в свое время я получил довольно приличное образование, закончил советских семь классов, поэтому кое-чего знаю и понимаю. Так вот, два раза в год, на девятое мая и седьмое ноября, хозяин устраивает здесь крупномасштабную людскую охоту, на которую приглашает только самых верных ему людей, не имеющих привычки трепать языками и получающих от процесса лишь несказанное удовольствие; жертв отлавливают, как правило, на территории России, но бывает, что попадаются и не русские: здесь они действуют без особого разбора, сначала выслеживая очередную добычу, потом заманивая ее в ловушку, а уж, когда она попадется в ловко расставленные против нее «сети», везут ее сюда и выпускают якобы на свободу; но затем начинают самую жестокую травлю, какую только возможно представить, пока в конце концов полностью не удовлетворят свою вполне понятную кровожадную сущность. Уйти никому не удается: находят и убивают всех, кого только привозят – не выживает никто.
– Странно? – озадаченно проговорил Востриков, приведенный в замешательство услышанным им рассказом. – Вот ты, прокля́тый, ты, «бандеровец», говоришь, что убивают всех; однако, как же быть с той девушкой, что они везли в этот раз обратно – почему?.. Почему ее оставили жить? Да, и еще… вот ты утверждаешь, что они устраивают это, скажем так, ни с чем несравнимое буйство исключительно девятого мая, но как быть с тем обстоятельством, что сегодня только шестое?
– Тут мне ответить трудно, – уже совершенно не чувствуя боли, пожал плечами старик, не позабыв состроить и недовольную «рожу», – меня не посвящают во все тонкости их намерений; в мои обязанности входит только одно неотступное правило – следить за порядком в охотхозяйстве и обеспечивать надлежащие условия для господских развлечений…
– Это уже два, – получила наконец возможность проявить себя и несколько униженная в этот день Шуваёва, бесцеремонно перебившая речь рассказчика.
– Что два? – не понял сразу Кучерена, что именно имеет в виду своим замечанием девушка, не менее очаровательная, чем та, что делала ему перевязку, но до этого момента скучающая в сторонке.
– Положения, которые необходимо Вам выполнять, – не замедлила Анабель разъяснить суть своего замечания, одновременно кокетливо состроив Нежданову прекрасные глазки, неожиданно обратившему на нее внимание.
– Да, действительно? Но это неважно, – ухмыльнулся Остап, выказывая красавице свое очевидное недовольство, – главное – это ответить на второй вопрос вашего старшего, – безошибочно определил он положение в этой группе генерал-лейтенанта, хотя тот и находился без присвоенных ему знаков различия, – так я продолжу: в этот раз, не скажу почему, Авраам Израелович куда-то страшно спешил, но ни в коем случае не хотел отступать от укоренившейся за несколько лет традиции, и единственное, что он сделал, так это перенес дату охоты – вот и все ! – дело в шляпе, а именно и волки сыты, и овцы целы. Я, надеюсь, ответил на первый вопрос, а теперь… теперь что же касается выжившей девушки? До нее в этот раз попросту не дошла очередь, потому что, переловив остальных, ее нагнали, застрявшую в топком болоте, – почему ее понесло именно туда? – сказать трудно, но это тем не менее спасло ей жизнь, так как, во-первых, это было неинтересно – охотиться на застывшую в неподвижности жертву, во-вторых, выпускать ее и натягивать дополнительно время – явно не входило в планы хозяина, ну, а в-третьих и, наконец, последних, Аврааму Израеловичу было уже не в кайф и нужно было спешить на какую-то много более важную встречу, поэтому девку решили оставить на потом, предположив, что рискнут выпустить ее для «охоты» в российской глубинке, где во Владимирской области у нашего барина имеется нечто подобное, за единственным отличием – с властями не все так ладно; отказать же себе в удовольствии именно «загнать» человека, а не, беспомощного, попросту расстрелять – этого он себе позволить просто не мог. Скорее всего, именно поэтому следует думать, что хозяин и притащил девку живой обратно, остальных же, которых убили, чтобы они не валялись по лесу и чтобы – не дай Бог! – не привлекли к себе чьего-нибудь не предусмотренного внимания, похоронили, как и всех других, что были до них, на общем кладбище, расположенном за околицей этого небольшого хутора; места захоронений найдете без труда: одни – еще свежие, а остальные – представлены характерными могилками-холмиками.
– А тебе, дядя, не страшно здесь жить, – не утруждаясь скрывать своего отвращения, поинтересовался военнослужащий войск специального назначения, изобразив в воздухе удар прикладом по его отвратительной голове, – среди безвинно убиенных покойников? Не боишься: что рано или поздно они повстают из земли, встретят тебя на узенькой лесной тропинке и какой-нибудь темной ночью накинуться на тебя и сожрут?
– Нет, я же говорю – я «бандеровец», а значит, привычный, – зло рассмеялся беспринципный злодей, представив на всеобщее обозрение страшный, беззубый рот, где выделялись только два гнилых передних зуба, клыка, – и за свою долгую, не сомневайтесь, насыщенную жизнь я хорошо себе уяснил, что бояться нужно живых, а совсем даже не мертвых.
Покряхтывая и машинально зажимая рукою рану с передней части груди, Кучерена поднялся и, прихрамывая – очевидно, он повредил ногу во время падения, – поплелся на заднюю часть заимки, расположенную с тыльной стороны выставленных в один ряд домов. Это было словно команда к началу действий, и все, не занимающие руководящих должностей, сотрудники похватали из второй машины заранее прихваченные лопаты, имевшиеся в количестве четырех штук и, сопровождая вышестоящее начальство, отправились следом, готовые включиться в основную работу. Нетрудно догадаться, что копательный инвентарь достался водителю второго «уазика», участковому Куличёву,