Предаваясь одному из самых страстных, чувственных наслаждений, каким Господь одарил человечество, молодые люди настолько были погружены в себя, что не расслышали ни сначала шума бьющегося стекла в соседней комнате, ни затем звука, издаваемого падающим на пол предметом; Юлиева словно предвидела подобный поворот событий и бессознательно поменяла спальное помещение, по логике более пригодное для излияния человеческой нежности, на иное, никак не предназначенное к таким занятиям, но где она смогла в совершенно спокойной и непринужденной обстановке излить всю свою любовь и так долго копившееся желание, не отвлекаемая от своих вожделений ничем, даже страшным предвестником грядущей опасности.
Глава XVII. По своим местам
Прошло ровно сорок минут с того момента, как влюбленные, полностью растворившись в чувствах друг к другу, перешли к самому сладостному финалу, какой только может сопровождать постепенный выброс в кровь окситоцина, или, говоря иными словами, гормона любви; еще минут пятнадцать они наслаждались, крепко обнявшись и нежно поглаживая партнера по оголенным телам; однако все рано или поздно заканчивается, и молодые люди, удовлетворенные, не стали этому исключением: постепенно мозг включался в основную работу и начинал требовать осмыслить недавно случившиеся события, обратившие на себя внимание исключительно только спецназовца, Анастасия же давно забыла это, незначительное по ее мнению, не заслуживающее особого внимания обстоятельство.
– Настенька? – обратился Нежданов к возлюбленной, чуть приподняв кверху голову и гладя девушке прямо в прекрасные, голубоватые глазки.
– Что? – прозвучавшим обращением она наконец окончательно была выведена из сладострастного ступора, кокетливо придавав бесподобному личику недовольное выражение. – Что-то не так?
– Нет, – сразу же понял Нежданов, что именно сейчас Настя имеет в виду, и ответил ей категоричным отказом, вместе с тем ловко успев переключиться на свои основные мысли: – Я как раз не об этом; а о том, на чем заострял твое внимание, когда мы только вошли в квартиру… ты помнишь такое обстоятельство: как будто в окно твоей спальни что-то ударило?
– Да, да, точно, что-то такое было, – тут же вспомнила Юлиева то неожиданное обстоятельство, на которое совсем не хотелось обращать внимания в момент их обоюдного возбуждения, – но, сам понимаешь, нам тогда было совсем не до этого, – она мгновенно спрыгнула с удобного и такого нежного ложа (как следует понимать, девушка находилась с краю), быстро натянула на себя сначала практически невесомые трусики, после обтягивающие джинсы, а затем, не расшнуровывая их, поместила красивейшие ножки в кроссовки, и выбежала в коридор искать бюстгальтер и остальную одежду, предоставив молодому мужчине возможность одеваться во время ее отсутствия.
Нежданов успел облачиться только в трусы, как бесподобная красотка вернулась, неся в руках мрачную тушку убитой вороны, пораженной метательным снарядом, изображенным в виде фашистской свастики, прямо в покрытую черным оперением голову. Оперативница удерживала мертвую птицу за край раскинутого в размахе крыла и с недоумевающим видом вслух констатировала:
– Странно? Но я или сошла с ума, или мне все же таки показалось, что удар был глухой и окошко не разбивалось; сейчас же по полу разбросаны многочисленные осколки, а среди них лежало вот это чудовище. Как думаешь: что бы все это могло значить – нас, действительно, предупреждают о скорой смерти или же это просто чья-то злая игра?
– Ты права, – согласился более опытный в таких вопросах спецназовец, также в момент экстаза полностью отключившийся от восприятия окружающей обстановки и сейчас ожесточенно ругавший себя за столь неразумное поведение, – и я был настолько глуп, что позволил врагу приблизиться к нам настолько близко, ведь если бы он вместо умерщвленной тушки задумал бросить к нам, скажем, гранату, то, уверен, нас бы в этом случае ни спасло даже нахождение не в прямом месте взрыва, а в соседних с ним помещениях. Как же так вышло, что годы усиленных тренировок пошли прахом в самый, казалось бы, нужный момент и что в конечном итоге, при таком положении дел, могло бы нам стоить обоим жизни, окажись преступник чуть-чуть расторопней?
– Вероятно, ты рассуждаешь сейчас вполне резонно, а возможно, – включив сильно развитую долговременной службой дедукцию, предположила очень даже не глупая сыщица, – принимая во внимание, что маньяк безумен, он, уподобившись «Коза Ностре», сначала делает предполагаемой жертве недвусмысленное предупреждение, либо же – и это кажется мне наиболее правильным – у того человека в отношении нас сложились какие-то определенные, очень скверные, планы, которые он не спешить приводить в исполнение и о которых, скорее всего, мы узнаем, как это не прискорбно осознавать, в самое ближайшее время.
– Что будем делать? – совершенно справедливо заметил Нежданов, по понятным причинам не желавший оставлять в одиночестве полюбившуюся ему красавицу, но и не смевший отказать прямому командиру, да тем более еще и родственнику, так любезно предоставившему им время на то, чтобы узнать друг друга поближе. – Ты как, справишься?
– Да, несомненно, – увереннее обычного произнесла отчаянная оперативница, не желавшая поселять в голове спецназовца любые сомнения, способные в решающий момент стоить ему жизни, – я неплохая оперуполномоченная – у кого хочешь спроси! – тем более что уже имела с этим «упырем» дело и, как ты, не исключено, знаешь, проявила себя совсем не с плохой стороны и заставила «мерзавца» бежать, сверкая передо мной своими трусливыми пятками; в общем – к чему это я? – а… можешь спокойно ехать работать: я за себя постоять сумею, да, кроме того, со мной на смену сегодня должен заступать участковый, а он, можешь не сомневаться, гораздо в более положительном ключе отличается от уже пожилого и нерасторопного Аминяна. Кста-ти, – вновь растянула по слогам она это слово, – что касается моего ночного дежурства? Так, наверное, Куличёв уже на месте и, допускаю такую возможность, сейчас начнет мне названивать.
Словно бы подтверждая ее слова, из коридора – красотка успела надеть на себя все, за исключение кожаной куртки, так и продолжавшей валяться на полу, в месте, где и была до этого сброшена – раздался надсадный телефонный звонок, предупреждающий о необходимости принять входящий сигнал. Капитан к этому моменту уже успел надеть свои пятнистые брюки и зашнуровать на себе ботинки (все это он делал, пока разговаривал), теперь же ему необходимо было, как и хозяйке, попасть в коридор, чтобы облачиться в остальную часть своего форменного обмундирования, ввиду отсутствия острой необходимости не содержащего сейчас ни оружия, ни бронежилета, ни боевой разгрузки – все это требовалось только в минуты опасности и не было никакой оправданной необходимости носить все перечисленные вещи на себе повсеместно. Следуя друг за другом, молодые люди вышли в непродолжительный коридор, где каждый занялся своим делом – Юлиева отбросила в сторону капающую кровью ворону, подняла с пола куртку и, вынув из внутреннего, грудного кармана сотовый телефон, приготовилась принять вызов, Олег же стал быстро накидывать на себя остальные одежды.
– Настя, ты где? – услышала она голос напарника, едва лишь сдвинула в сторону иконку, принимающую сигнал. – До тебя прям не дозвонишься – я тут извелся весь! Приехал на место – тебя тут еще и не было; позвонил тебе раз, звякнул другой, а в ответ тишина, как будто ты «вчера не вернулась из боя», и я принял решение ехать к тебе, где, чтобы не подниматься зря и «целовать» закрытую дверь, снова набрал твой номер. Ну так что, ты сегодня заступаешь или «тащиться» туда одному? – спросил он и тут же, словно почувствовав, что изречение будет истолковано как предательство, поспешил поправиться: – Если у тебя что-то важное – не переживай, я тебя не выдам и несомненно прикрою.
Время пролетело незаметно, с момента их последнего разговора с генерал-лейтенантом прошло уже полтора часа, на улице начинало темнеть. По идее, ночным дежурным необходимо было заступать на службу в двадцать часов, но, соответственно описанным обстоятельствам, сыщица совершенно потеряла счет стремительно пролетающим мимо мгновениям; теперь же требовалось уничижительно извиняться, шутливо вымаливая себе прощение, что Анастасия и не замедлила сделать.
– Прости меня, Гоша, «дуру» грешную, – так иногда называли Игоря, когда хотели его в чем-то задобрить, – совсем я со своей де́вичьей памятью забыла о нашем дежурстве; но если ты не будешь сильно спешить и подождешь меня еще минут десять, то я окажусь в твоем полнейшем расположении. Знаю, – опередила она встречный вопрос, одновременно игриво подмигивая возлюбленному, – что это непростительная глупость – вновь приезжать к дому Моревых с наступлением темноты, однако давай надеяться на то, что сегодня там ничего случиться. – Она говорила так, убежденная, что у преступника на эту ночь совсем иные намерения и что он находится сейчас где-то поблизости, почему-то начав охоту на нее, а совсем не на ранее «отмеченную» им жертву, какой, по ее субъективному мнению, являлась молодая и восхитительная блондинка, носившая гордое имя Жанна.
– Все я готов, – вмешался в этот момент профессиональный военнослужащий, полностью собранный и помогая теперь полицейской надеть на себя верхнюю куртку, – можно уже выходить; а то мне надо еще дойти обратно, потому как отведенное мне свободное время уже стремительно подходит к концу.
В это же самое мгновение Юлиева принимала искренние заверения, что ее сослуживец будет дожидаться ее, сколько потребуется, и, продолжая строить кокетливые «рожицы», кивнула любимому, что отлично его поняла, что и подтверждалось следующим ее действием: она достала из кармана джинсов ключи от квартиры и, продолжая удерживать возле уха смартфон, выпускала военного и сама вместе с ним выходила прочь из квартиры. Наконец, оказавшись уже в подъезде, она завершила трепаться по телефону и предоставила себе возможность спокойно запереть прочную дверь квартиры и начать спускаться вниз по ступенькам. Нежданов последовал за ней без дополнительного, особого, приглашения и, счастливые, прыгая через ступеньку, они через несколько секунд оказались на улице, где их уже ждали… Оперативницу, как нетрудно понять, дожидался напарник, выделенный ей на ночное дежурство, а за спецназовцем приехал генерал-лейтенант, так и не сумевший вздремнуть, терзаемый внутренними переживаниями по безвременно «ушедшему» сыну – эту всепожирающую боль могло заглушить только созерцание поверженного врага. Долгого прощания на глазах своих товарищей устраивать не стали – достаточно было того, что их уже и так видели выходящими вместе, – а только помахали друг другу руками и тут же расселись – каждый в свою машину. Единственное, чем было отмечено их общее появление, так это реакцией старшего лейтенанта полиции, который прищелкнул от удивления языком, как бы комментируя таким образом только что представшее его взору неожиданное событие; Востриков же и без того прекрасно обо всем был осведомлен и все понимал, поэтому, едва капитан оказался в машине (она к этому моменту уже была заведенной), включил передачу и тронулся с места, направляя транспортное средство обратно в леса, окружавшие город Икс, чтобы п